ДЬЯВОЛЬСКИЕ ШАЛОСТИ (роман, продолжение 4)

Торопливо проходя через приемную и пряча глаза, он как-то боязливо пробубнил, что заболел и едет домой. За какой-то час властный руководитель превратился в загнанного в угол, всего и всех опасающегося человека. Сейчас он хотел только одного: скорее оказаться дома, выпить стакан водки, лечь в постель и ни о чем не думать.

В коридоре его грубо обругала уборщица тетя Клава. Она мыла пол, и это каждодневное занятие всегда приводило ее в дурное расположение духа. Кто такой Бубинкин, она, разумеется, хорошо знала, и в первый момент почтительно отступила со шваброй в руках к стенке. Но как только он поравнялся с ней, она неожиданно для самой себя злобно выпалила:

- Ну что ты шляешься тут, скотина безрогая! Не видишь, люди работают!…

Тетя Клава, конечно, была озадачена, что у нее помимо воли вырвалось такое неласковое замечание в адрес большого человека. Однако, в отличие от других сегодняшних собеседников Бубинкина, она не потеряла самообладания, мгновенно приготовилась выслушать ответную реплику и намеревалась, если увольнение неизбежно, окончательно дать полную волю своему красноречию, и, наконец, высказать все, что она думает о больших начальниках.

Однако, к ее удивлению, Бубинкин не только не остановился, чтобы поставить ее на место, но, напротив, лишь боязливо втянул голову в плечи и ускорил шаг.

«Вот так с вами и надо», - удовлетворенно подумала тетя Клава, присваивая своей неожиданной смелости трусливое бегство руководителя департамента. Тут она ощутила какое-то зыбкое движение вслед за Бубинкиным. Тени не тени, но будто бы два прозрачных силуэта проскользнули мимо нее. Она протерла глаза руками, но ничего не увидела. «Черт знает что!» - мысленно выругалась она и энергично задвигала шваброй.

Бубинкин же, ловя на себе удивленные взгляды попадающихся ему навстречу сотрудников областной администрации (безумное выражение его лица действительно бросалось в глаза), наконец добрался до машины и без сил плюхнулся на заднее сиденье.

- Домой, - сказал он и бросил опасливый взгляд на водителя Гену, ожидая, что и тот сейчас заведет какие-нибудь обличительные речи. Но простодушного Гену сегодняшнее умопомраченье не затронуло. Он был в прекрасном расположении духа и совершенно не обратил вниманья на необычное состояние своего начальника. Тронув машину, он, как обычно, не выходя из рамок сложившихся между ними отношений, доверительным тоном предложил:

- Анекдот, шеф? Сейчас в гараже рассказали…

Он знал, что Бубинкин всегда с одобрением и интересом слушает самые скабрезные соленые истории. Как раз анекдотом с такой начинкой он и собирался попотчевать своего начальника, настроение которого, как он заметил утром, оставляло желать лучшего. Но едва он только начал свое повествование о неверной жене и рогатом муже, как Бубинкин, приняв его слова за намек в свой адрес, истерически, срываясь на фальцет, выкрикнул:

- Когда вы, наконец, перестанете надо мной издеваться!..

Гена, естественно, мгновенно замолк. Недоумение было столь сильным, что он чуть было не въехал в затормозивший на красный свет джип. До самого дома в машине повисло напряженное молчание. Теперь и настроение Гены было вконец испорчено. Он принял раздражение шефа в свой адрес, и, высадив его, целый день в гараже ломал себе голову, в чем он провинился.

А Бубинкин, добравшись, наконец, до своей квартиры, с облегчением обнаружил, что жены нет дома. Он, как и намеревался, даже не сняв туфли, торопливо подошел к домашнему бару и налил себе целый стакан дорогого шотландского виски. Без всякой закуски залпом проглотив его, он взял бутылку в одну руку, пустой стакан в другую, и прошел в свой кабинет. Здесь, сняв галстук и пиджак, он уселся на диван и налил себе вторую, столь же обильную порцию.

Когда примерно через час его супруга, Евстолия Петровна, вернулась из косметического салона, она обнаружила мужа в состоянии, в котором никогда раньше не видела. Он был вдребезги, безобразно пьян. На туркменском ручной работы ковре растеклась лужа блевотины. Бубинкин в невменяемом состоянии сидел на диване, и изо рта у него, как у загнанной лошади, несколькими струями свешивалась вязкая слюна. Он несвязно бормотал что-то о сумасшедших, о неблагодарности, о пропащей жизни. Обратив, наконец, внимание на Евстолию Петровну, которая молча, уперев руки в крутые бока, созерцала своего мужа, он неожиданно связно и грязно выругался, и потребовал, чтобы она удалилась прочь.

Евстолия Петровна, ни слова не говоря, вышла и через минуту появилась с подушкой и одеялом. Бросив подушку в изголовье, она легко толкнула Бубинкина, и он покорно свалился головой на подушку. Забросив ноги на диван, она до подбородка накрыла его одеялом, и им же вытерла слюну.

Но Бубинкин уже не чувствовал ничего. Он спал.

 

                                                                                              Св. Григорий Незнанский

Артур и его таинственный незнакомец, который, как мы помним, назвал себя именем Вель, обозначились в уютном парке имени вождя мирового пролетариата – Энгельса, в центре города. Солнечный летний день собрал сюда немало посетителей, особенно детей и пенсионеров. Кое-где кучковались компании молодых людей студенческого возраста, распивающих пиво. За отсутствием аттракционов детвора в основном резвилась возле единственной достопримечательности парка – небольшого паровозика времен, вероятно, еще Анны Карениной. Теплый, как парное молоко, воздух звенел детскими голосами, разбавленными шумом проезжающего транспорта по улице имени еще одного революционера – Малышева. 

Но в глубине парка в гуще пышных крон тополей, буков, берез звуки эти были едва слышны. Тут пожилые люди наслаждались умиротворяющим шелестом листвы, с которой заигрывал набегающий шаловливый ветерок, под аккомпанемент веселого птичьего пересвиста.

Наши друзья, оставив в покое Бубинкина, приняли видимый облик именно здесь, на одной из свободных скамеек. Это превращение прошло, в общем, для большинства присутствующих незамеченным. Те же, кто обратил внимание на внезапную материализацию из пустоты фигур двух молодых людей, конечно же, не поверили своим глазам, оправдывая это своей невнимательностью или рассеянностью.

Лишь Владимир Леонидович Сиротин, по счастью ли, по несчастью, прогуливающийся после обеда в непосредственной близости от скамейки, на которой чудесным образом образовались двое молодых людей, сомнений не знал. Все произошло у него на глазах. Он не верил ни в чудеса, ни в Бога, ни в черта и во всем видел прагматический смысл. Неестественное появление наших друзей сразу же вызвало у него жгучий интерес. Он был не в настроении, и мутная волна злобы на весь белый свет с утра просилась выплеснуться наружу. Нужен был только подходящий объект. До обеда он совершенно без повода обругал охранников, накричал на своего помощника, устроил разнос в бухгалтерии, но все было не то. Даже обед в китайском ресторанчике, где для него специально приготовили его любимое блюдо - утку по-пекински, не улучшил настроения. Некстати уехала Галина - с раздражением в который раз вспомнил он.

Дело в том, что Галина Иосифовна была его супруга, с которой они душа в душу прожили почти 30 лет. За день до описываемых событий она на неделю уехала проведать мать. Владимир же Леонидович всегда болезненно переживал ее отсутствие. Правда, его привязанность к супруге проявлялась довольно своеобразно. Если утром он не имел возможности ее обругать, день для него был безнадежно испорчен. В таких случаях до глубокой ночи он был сам не свой, беспричинно цеплялся ко всем и каждому, но помогало это мало. Разве что только, если удавалось кого-нибудь по-настоящему болезненно унизить и оскорбить – это на некоторое время снимало томленье с его души. Если же его Галя оказывалась под рукой (а в течение последних 30 лет, как правило, так оно и было), он прямо утром придирался к какой-либо мелочи и устраивал ей выволочку по полной программе. И целый день после этого весь его облик излучал целомудренную умиротворенность. До вечера он, конечно, еще не раз с кем-нибудь сцеплялся, кого-нибудь облаивал, но в этих конфликтах с его стороны уже не чувствовалось той истерической озлобленности, которая проявлялась в отсутствие супруги.

Да, Галина Иосифовна была для него человеком незаменимым.

 

***

В этот-то неподходящий момент наши друзья и оказались в зоне внимания Владимира Леонидовича Сиротина, по кличке Сирота – крупного криминального авторитета. Но, по мнению самого Сироты, их появление было очень даже кстати.

Истинное наслаждение доставляли ему ситуации, где он мог проявить свою проницательность, разоблачить хитрость и умысел, а затем, как он полагал, наказать по справедливости. Слегка поодаль за ним следовали два дюжих охранника в строгих черных костюмах, присутствие которых гарантировало безопасность подобного развлечения. И он решительно направился к скамейке, где расположились и начали беседу Артур со своим таинственным товарищем.

Артур был в приподнятом настроении и переполнен впечатлениями. Он только успел высказать свое одобрение в отношении той ситуации, которая развивалась в департаменте Бубинкина и с самим Бубинкиным, как к ним подсел Владимир Леонидович. Артуру пришлось умолкнуть. Говорить о тех событиях, участником которых он был сегодня, в присутствии постороннего не представлялось возможным. Тем более задавать вопросы, которые тоже настойчиво просились на язык.

Владимир Леонидович, между тем, усевшись на скамейку, навострил уши, но изобразил на физиономии, как ему казалось, полное безразличие. Для пущей конспирации он устремил взгляд к вершинам деревьев, откуда раздавалось веселое щебетанье птиц.

Над скамейкой повисло молчание. Вслед за Артуром на незваного гостя, обратил слегка насмешливый взгляд и его новый друг - Вель. Владимир Леонидович изо всех сил делал вид, что не замечает вниманья, которое вызвала его особа.

- Вы меломан? – первым нарушил молчанье Вель.

- Это ты ко мне? – Владимир Леонидович лихорадочно пытался вспомнить, что означает понятие – меломан. Слово было на слуху, но, будучи умным человеком, он скоро понял, что потуги его напрасны – невозможно вспомнить того, чего не знаешь.

- Меломан, - как-то весело, с покровительственными нотками в голосе, проговорил гость из параллельного мира, - в высшем значении - это человек, понимающий гармонию звуков.

- Что это означает, я и сам знаю, - уязвленный тоном собеседника, высокомерно отозвался Владимир Леонидович. Глухое раздражение к этим двум подозрительным типам начинало всплывать в его душе.

- Разумеется, разумеется! – подчеркнуто любезно согласился Вель, но насмешка продолжала звучать в его голосе.- Конечно же, вы меломан! Тут нечего было и спрашивать. Все сразу видно по выражению лица. Да, вы правы, птицы не фальшивят, тут истинная гармония. Но вы, вероятно, являетесь ценителем и человеческой музыки. Кому из великих композиторов вы отдаете предпочтение? Какой жанр в музыке любите больше других?

- Хватит болтать! - сбитый с толку словоохотливостью незнакомца, грубо оборвал его Владимир Леонидович.

***

 

Очень ему не хотелось выказывать свое невежество даже перед незнакомыми людьми. За всю свою жизнь, он не прочитал ни одной книги, кроме детективов, на дух не переносил серьезную музыку, в живописи признавал только похожесть. В молодости, сделав две ходки в места, как говорится, не столь отдаленные, он глубоко проникся той философией жизни, которая там являлась главенствующей. С тех пор много воды утекло, но его позиции в этих вопросах оставались совершенно неприступными для внешних воздействий. Менялись люди, время, моды, кумиры, в стране изменился общественно-политический строй, за четверть века мир претерпел значительные перемены в своих представлениях о науке, искусстве, религии, даже в криминальном сообществе несколько по-иному стали трактоваться их понятия, и лишь представления Владимира Леонидовича оставались все это время незыблемыми, как египетские пирамиды.

Тем не менее, несмотря на свое глубокое невежество, Владимир Леонидович обладал острым практическим умом, в основе которого лежала природная хитрость. Собственно, без успехов в практической сфере ему вряд ли бы удалось столь долго сохранять в неприкосновенности свои дремучие понятия. И не только сохранять, но и навязывать их окружению, в котором протекала его жизнь.

Уже во времена развитого социализма, благодаря своей природной сметке и двум судимостям, он сумел стать местным авторитетом. Причем авторитетом не только в криминальной среде, но и в обществе довольно солидных и цивильных деятелей и руководителей. В то время криминальная среда была им еще чужда, и они публично дистанцировались от нее, хотя уже тогда эта среда вызывала у них какой-то нездоровый обывательский интерес и уважение. Возможно, многие солидные и деловые люди на интуитивной основе понимали, что скоро придет время, когда им придется не только иметь дело с криминальным сообществом, но и взять на вооружение его приемы и методы деятельности.

Волна судебных процессов над коррупционерами и цеховиками во времена недолгого правления генсека Андропова никого не напугала, а, напротив, вовлекла в орбиту жаждущих обогащения лишь новых представителей этого неистребимого племени.