ОНИЩЕНКО С.Ю.: Записки незнакомца. Рассказ 1. Тополя

Тополя растут хороводом у входа в нашу школу всё так же, как и двадцать два года назад на черно-белой фотографии выпускного вечера. Мы стояли с серьёзными выражениями лиц – спешили повзрослеть. О чём мечтал каждый из нас, о чём мечтал я?..

Помню, что был влюблён в украинскую девушку Наташу, которая пришла учиться в 9 «А» класс, потому что её отца-офицера перевели служить на Дальний Восток в наш маленький городок.

Тогда ещё был Советский Союз, военных было много, и судьба их носила по всей огромной стране. На Дальний Восток они попадали либо по карьерной лестнице, либо по материальным соображениям (дальневосточный коэффициент давал прибавку к жалованию), были романтики, много было и изгоев, тех, кого за различные провинности «ссылали» из центральных округов дослуживать к нам, что бы не портили показатели боевой и политической подготовки.

Причин перевода Наташиного отца я не знал, и это меня интересовало меньше всего.

На выпускном вечере Наташа была в облегающем её женственное с оформившейся грудью тело светлом атласном платье и черных перчатках. В этом наряде она выглядело очень взрослой и весьма экстравагантной. При виде её я чувствовал себя пацаном, боялся подойти и сказать что-нибудь приятное, а так хотелось. Кажется, я поступил наоборот: со своими дружками посмеялся над её внешним видом, позволил поддержать пару глупых острот в её адрес.

Ветер шелестит тополиной листвой. Я жду сына, у которого должна закончиться тренировка. Не хочется думать о прошлом, но делать нечего.

Выпускной был в самом разгаре: мы по задворкам пили вино; родители, сидя за столами в украшенном спортивном зале, пили водку, шумно разговаривали, танцевали. Мы тоже пытались танцевать, но в присутствии родителей получалось скованно и не так весело, как хотелось бы.

О чём же я тогда мечтал?.. О славе. Хотелось стать известным и знаменитым человеком, чтобы девушка по имени Наташа стремилась всеми фибрами своей души стать моей. Наивно и глупо. Возможно, но тогда мне так не казалось.

За порогом школы и дома открывался мир с его безграничными возможностями, в кармане лежал аттестат с оценками «отлично» и «хорошо», и я думал, что знаю этот новый мир на «хорошо» и «отлично». Алкоголь придавал уверенности, и мне удалось пригласить на танец Наталью. О чём мы болтали — я не помню (очень много вредных веществ для нервной системы прошло за эти годы через мой организм), было главное – мы договорились вместе встретить рассвет после выпускного бала.

Потом была драка, мой отец (почему именно он?) и ещё пара других не пустили в зал бывших выпускников школы, которые пришли к нам в гости попить, поесть, повеселиться на халяву. Тогда мне было стыдно за отцовский поступок, потому что я знал этих ребят и знал к кому они пришли. Потасовка закончилась быстро, без кровопролития, участники отделались порванными рубашками и пиджаками, поэтому обеим противоборствующим сторонам пришлось разойтись по домам, чтобы не портить внешний вид праздника. Отцу тоже. Мать осталась одна, она сидела за столом с учительницей по химии и внимательно её слушала, периодически поглядывая в мою сторону с весьма недобрым выражением лица.

Назревал какой-то нехороший (интуиция) семейный разговор, причину которого я не знал, не догадывался, и не хотел догадываться. Всё моё внимание, все мои мысли, все мои движения сердца и тела в тот вечер были направлены к НЕЙ.

В развилке тополиных веток ютится сорочье гнездо. Рядом, в кроне дерева сидит сорока и изредка пострёкивает. Как давно она здесь гнездится, было ли это гнездо в мои школьные годы, а если было то, сколько поколений сорок сменилось с тех пор? Надо посмотреть в Интернете о жизни этой птицы.

Стемнело, поочередно загорались звёзды, зазвенели комары, наступала обычная теплая июньская ночь. Огоньки сигарет, словно сверчки, группками маячили по всему школьному двору. Я стоял на крыльце школы с друзьями и собирался закурить, когда из дверей появилась мать.

— Куришь !?

— Нет, — испугался я (курение в нашей семье считалось более пагубным пороком, чем алкоголь, скорее всего потому, что никто из родителей не курил). – Даже не думал.

— А ну-ка дыхни.

В окружении друзей было неловко ощущать себя провинившимся мальчиком, но и дерзить матери не хотелось. А еще не хотелось дышать ей в лицо алкоголем.

— Не курю я. – сказал. Подумал: «Не успел».

— Проводи меня домой, — попросила она.

Ради Бога. Быстрее останусь без родительского надзора. И тогда вперёд, на амбразуры, тем более что запас вина позволял коротать время до рассвета.

— Пойдём. – Мы жили в четырех кварталах от школы, если назад возвращаться быстрым шагом, то минут двадцать мне бы хватило.

— А ты знаешь, что у девицы, около которой ты крутишься весь вечер, есть мужик?

Неожиданно. Иногда, не применяя физической силы, можно послать собеседника в нокаут парой фраз. Или подобным вопросом. Его звали Гера. Конечно, я его знал, он был старше лет на шесть-семь. Последние полгода он тоже интересовался Натальей.

— Ну и что? – единственное, что смог я сказать.

— А то, что она с ним блядует! – ещё один словесный апперкот.

И тут маму прорвало (до этого в течение трёх кварталов мы молчали):

— Эта стерва крутит тобой, как хочет, а сама спит с кем попало и бегает потом по больницам. Вся школа об этом знает. Ты же, дурина, готов на руках её носить – позоришь себя и нас. Учёбу забросил, как в институт собираешься поступать?

Так вот о чём так увлеченно беседовали химичка с мамой. Любовь Ивановна была женщиной общительной и умной, поэтому умела отсеивать пустые сплетни от достоверной информации, назвать её пустомелей ни у кого бы не повернулся язык. Было больно. А что я хотел? Чтобы парень в расцвете душевных и физических сил, обладающий определенной степенью наглости, ходил к девчонке в гости, пил чай, а потом шёл домой и занимался онанизмом? По себе не судят.

В лёгкой прострации дошли до калитки родного дома. Пёс за забором попытался нас облаять, но учуяв своих, замолчал.

— Ладно, я пошёл.

— Куда?

— Обратно в школу, на выпускной.

— Никуда ты не пойдёшь!

Ни фига себе. Мы так не договаривались.

— Почему?

— Иди домой!

Смартфон выдаёт информацию по сороке. Продолжительность жизни около двадцати лет. Немало. Птичий долгожитель по сравнению с курицей. Интересно другое: я всю сознательную жизнь считал сороку бестолковой птицей, которая умеет нудно трещать и выковыривать из свежепосаженных грядок семена. Оказывается, сия птица весьма полезна – процент сворованных из грядок семян ничтожно мал в сравнении с количеством уничтожаемых ею насекомых-вредителей.

А ещё сороки живут парами, и когда мать-сорока сидит в гнезде с вылупившимися птенцами, отец (сорок?) обеспечивает пищей всю семью в течение двух-трех недель. Достойно уважения, не каждый человек может сказать, что поступает так же. С похолоданием сороки покидают гнездо, перебираясь в более тёплую местность. Возвращаются они в своё гнездо или куда-то ещё – не понятно. Поэтому с сорокой на ветке и её предками я, скорее всего, не пересекался.

Я мог бы развернуться и пойти в школу, продолжать веселиться, не смотря на материнские уговоры и слёзы, а также угрозы разбудить отца (данный поступок закончился бы ссорой между ними, это точно), но было уже невесело. Я обиделся на мать, обиделся на весь свет. Почему в такой радостный и торжественный день происходит такая дрянь?! Впоследствии хранил эту обиду долгие годы. А тогда я пошёл спать, пытался сдержать слёзы и быть мужчиной. Но не мог…

Возможно, в ту ночь мне приснился мой первый сон, в котором я видел много того, что произошло со мной в дальнейшем с различной степенью достоверности. Но об этом как-нибудь в другой раз.

Утро было тяжёлым и молчаливым. Все пытались сделать вид, как будто ничего не произошло. Я искал повод уйти из дома, чтобы побыть одному. У отца были те же мысли, потому он стал собираться на пасеку. Я с ним.

Не знаю лучшего лекарства от душевных терзаний, чем солнечный июньский день среди бескрайних разнотравных лугов, птичьего пения и монотонного гула пчёл. И немного браги, от которой не хмелеет голова, но непослушны ноги.

Пасечник веселил байками, в которых вымысел и правда переплетались с каждой выпитой кружкой всё интереснее и интересней.

— Если девка крутит хвостом – брось её, вот и всё, — по дороге с пасеки сказал отец.

Действительно, всё просто: видишь, что с человеком мало общего, зачем обременять её собою, а себя пустыми потугами стать лучше, чем есть, пытаться понравиться ей? Кому это надо? Ей? Для повышения самооценки? Возможно. Мне? Не знаю, может, просто не могу побороть глупую страсть? Как-то неудобно признаваться самому себе в своих слабостях. Нужно поговорить с Натальей, рассказать о своих мыслях и чувствах.

Когда голова хмельная задуманное кажется легко осуществимым. На следующий день мы классом собрались в школе для наведения порядка после выпускного бала. Я долго искал повод и момент, чтобы начать разговор. По мягкости характера и собственной нерешительности ничего не получалось.

— Почему ты ушёл? – она оказалась проворнее меня.

— Стало плохо, переборщил с алкоголем… — Мелкая ложь, порождающая неуважение к себе. Будет считать маменькиным сынком, если сказать, как всё было. Мнение окружающих с процессом взросления становилось всё выше и выше истины.

— Ты помнишь, что обещал?

— Извини, нет. Я же был пьян.

— Ладно, проехали. Как здоровье?

— Спасибо, не жалуюсь.

— А почему такой кислый?

Вот сейчас, нужно сказать то, что копилось во мне: про секс с Герой, что это аморально для школьницы и недостойно для девушки, о которой я думаю каждую минуту.

— Наташа, я…люблю тебя.

Получилось неожиданно. Для нас обоих. И была сладкая минута молчания, а может час. Мы смотрели друг на друга и мир со свежей зеленью деревьев, плывущими низко серыми облаками, гомоном одноклассников и шумом шин, проезжающих мимо автомобилей, был частью нас. Мурашки бежали по спине, скапливались под кожей головы, и разливались обратно по телу приятными холодными волнами.

— Ого!  Думала, ты никогда не сможешь это сказать. Очень приятно, но ни к чему. У меня есть парень, ты знаешь, он мне нравиться больше, чем ты. Я скоро уезжаю к себе на родину, продолжать учёбу там. Гера пообещал поехать со мной, и я ему верю. А ты не только не выполняешь обещания, но и не помнишь о них. Не думай, я не обижаюсь. Хочется, чтобы ты понял простую вещь, что нам, женщинам, нравятся настоящие мужчины. А одним из качеств настоящего мужика есть умение держать удар и слово. И, конечно, быть решительным. Извини, но тебе ещё до этого далеко.

Ненавижу, когда начинают учить жизни. Можно подумать она прожила больше меня раз в пять или проехала весь земной шар вдоль и поперек. Не спорю, со стороны виднее, особенно минусы. И если она указывает на недостатки моего характера, возможно, я ей не безразличен.

— Хорошо, исправлюсь. И докажу тебе, что способен быть сильным и крутым. И когда мы встретимся, ты будешь жалеть об отверженных чувствах, а я буду холоден и твёрд, как гранит. Вот так!

Она смеялась долго и беззлобно. Прикоснулась рукой к моему лбу и отдёрнула её, как будто обожглась.

— Сэр, да у вас жар! Вы сейчас закипите от своих чувств. – Пауза. – А если серьёзно, попробуй! Только запомни, что доказывать никому ничего не надо. Потому что никому ничего не докажешь! В лучшем случае тебе будут завидовать и тихо презирать, в худшем — тебе не избежать насмешек и мнимых состраданий. Не вариант и там, и там.

Разговор принимал философский оттенок. Я всегда считал, что женщина становится практичной и приспособленной к самостоятельной жизни раньше мужчины, наверно, поэтому основное количество семейных пар, где сильная половина старше своей прекрасной половинки.

— Что же делать? – вопрос был риторический.

— Жить в своё удовольствие, иметь мечту и осуществлять её каждый день, каждый час, каждую минуту, не смотря ни на какие трудности и преграды. – Наталья в этот день была нравоучительна.

— Легко сказать.

— Да, но будь оптимистом и всё получится!

— Чтобы всё получилось, надо быть поху… стом, так говорит мой брат. Отличное лекарство для нервных клеток.

Она опять засмеялась.

— Ты — интересный собеседник сегодня.

Я тоже удивлялся своей сообразительности в этот день. Скорее всего, сказывалось действие выпитой накануне медовухи…

До сих пор считал оптимизмом умение видеть будущее в светлых и радостных тонах. Как-то не думал о настоящем и прошлом. Сижу под тополями своей старой школы и понимаю, что с радостью нужно смотреть на прожитые годы, ни о чём не жалеть, ни на кого не обижаться. Двадцать два года назад я представлял себя бороздящим моря и океаны, покоряющим горные вершины и бескрайние пустыни, богатым и влиятельным жителем одного из мегаполисов мира или замечательным отшельником этого мира. Ничего не получилось. Кроме семьи. Они мои Вера, Надежда и Любовь. Я живу как многомиллиардная людская масса: свожу концы с концами; занимаюсь делом от которого не получаю удовольствия; радуюсь, если удаётся заработать деньги помимо невысокой зарплаты; огорчаюсь, если возникают непреднамеренные траты; злоупотребляю алкоголем, вижу сны и не имею цели. Грустно.

Но вдруг сейчас и здесь осознаю, что я был в состоянии анабиоза, как бабочка в стадии куколки зрел, набирался опыта. И вот настал момент, когда я готов порвать кокон и выпорхнуть наружу, в мир, который так долго ждал меня. Я вспомнил, чего мне хотелось больше всего: написать книгу, о себе, о близких, родных, о наших мыслях, мечтах и поступках. И если эта книга когда-нибудь увидит свет и кому-нибудь поможет справиться с отчаянием, значит, всё у меня получилось. А если нет, то не будет обидно перед смертью за то, что не пытался. Решено: забираю сына после тренировки, еду домой и записываю всё, о чем вспомнилось и подумалось в тени тополиной зелени. Это будет первый рассказ.

Наталью я больше не видел. Из «Одноклассников» знаю, что живет она в родном городе, воспитывает сына, имеет свой бизнес, замужем не за Герой и, наверное, счастлива…

P.S. от автора:

Как-то пришлось возвращаться из командировки поездом. Настроение было на нуле: служебные и финансовые проблемы достали. Со мной в купе ехали молодой парень, который крепко спал на верхней полке после возлияний Бахусу, и респектабельный мужчина с бронзовым загаром (в феврале месяце), с тонким ароматом французского парфюма, с добрыми карими глазами и постоянной улыбкой на лице. Его радостный и самоуверенный вид раздражал. Ему бы мои проблемы. Я не расположен был общаться. Он же, наоборот, увлеченно болтал, задавал вопросы, на которые я отвечал коротко и без интереса, из вежливости.

Но постепенно его довольно откровенный рассказ о своих любовных приключениях, об алчном и поэтому предсказуемом партнере по бизнесу, о яхте, которую он разбил где-то в Тихом океане, а также смешные замечания по поводу проезжающего за окнами пейзажа увлекли меня. И случилась вещь очень редкая: я рассказал о себе всю правду. Даже то, о чём старался не вспоминать. Что это было? Гипнотические возможности моего собеседника, высокое владение техникой НЛП, мощная харизма или простое человеческое обаяние? Не знаю.

Но тогда я говорил и говорил, подходящие слова сами собой приходили на ум, становилось легче и спокойнее. Как на исповеди. И не было после чувства сожаления о рассказанном. И не было страха и опасения, что рядом есть люди, которые могут услышать подлинную историю моей жизни.

Рано утром была моя станция. Я собрался тихо, чтобы не разбудить своих спутников.

— Постой, — услышал я, открывая купейную дверь. – У нас много общего, дружище, держи от меня подарок.

Я обернулся и увидел, как мой собеседник протягивает в кожаном переплете потёртый ежедневник.

— Бери, — развеял он мою рассеянность, — почитаешь на досуге. Почерк не очень, но при желании вполне читабельный. Понравится – оставь себе, нет – подари кому-нибудь при случае. Мне он уже без надобности. Всё равно собирался завести новый.

… Прочитал эту рукопись с ошибками, исправлениями и вырванными страничками от корки до корки много раз. И оставил её себе. Последнее время желание напечатать записи экстравагантного попутчика одолевает меня сильней и сильней. Что и делаю.

Я назвал книгу: «Записки незнакомца», которая начинается рассказом «Тополя», также как в ежедневнике.