ДЬЯВОЛЬСКИЕ ШАЛОСТИ (роман, продолжение 5)

Ко времени андроповских репрессий Владимир Леонидович имел уже солидный по тогдашним меркам капитал и непоколебимый авторитет делового человека. Репрессии его не коснулись, он всегда умел проворачивать сомнительные дела чужими руками. Это еще больше укрепляло его авторитет и репутацию чрезвычайно умного человека.

И Владимир Леонидович весьма дорожил такой репутацией, и потому был болезненно ревнив к любым на нее посягательствам. Как и всякий невежда, он полагал, что знание и ум - это понятия одного порядка, во всяком случае, являются синонимами. Но это ни в коей мере не подвигало его на попытки избавиться от невежества посредством образования. В глубине души он презирал все эти высокие материи, не видел от них никакой пользы, но холодным умом понимал, что именно образованность отличает людей его круга от представителей престижной тусовки, где он часто бывал, и мнением которой был весьма озабочен. Потому-то он всячески, часто весьма неуклюже, старался изобразить из себя начитанного и достаточно образованного человека. Конечно, его наивные потуги не оставались незамеченными, но никто не решался давать волю иронии и насмешкам. О его свирепости и беспощадности ходили легенды, и потому спокойнее было помалкивать и принимать его таким, каким он хотел себя видеть.

Артур по случаю знал, кто таков Владимир Леонидович Сиротин по кличке Сирота. Связываться с ним в другой ситуации он никому бы не посоветовал. Но в данном случае он также начинал подозревать о возможностях своего друга Веля. Только что в кабинете Бубинкина ему пришлось стать свидетелем их незаурядности, и потому со смешанным чувством злорадства и любопытства он ожидал развязки.

Вель, между тем, не унимался и, несмотря на грозный вид Сироты, который многих приводил в трепет, продолжал развязно болтать. И в речи его, - о горе! – нетрудно было уловить не только иронию, но и незамаскированную издевку.

***

- Понимаете, - почтительно говорил он, - на вашем лице я ясно увидел отражение той гармонии, которую несут своими незамысловатыми звуками эти божьи создания, – Вель бросил взгляд к вершинам деревьев. – Мало я встречал людей, которые так глубоко, как вы, постигли бы прелесть и соразмерность этих звуков. Вы, вероятно, имеете музыкальное образование. Что, позвольте узнать, вы заканчивали?

- Заткнись, козел! – взгляд Сироты достиг той степени угрозы, за которой следовали санкции. Имеющие с ним дело до смерти боялись этого его состояния.

Но Вель дел с ним никаких не имел. Грозный вид Сироты не производил на него никакого впечатленья:

- О, вы еще специалист и в зоологии! К какому виду козлов вы меня относите? Я бы хотел быть похожим на горного козла. Знаете, с такими крутыми огромными рогами…. А по скалам как они ловко скачут! На Тянь-Шане – не бывали там? - я как-то наблюдал это зрелище. Загляденье! Кстати, интересно полюбопытствовать, к какому виду козлов вы относите себя? Честно говоря, похожи вы на козла домашнего. Такого, знаете, ухоженного, с острыми рожками. Хотя я, может быть, ошибаюсь, и вы козел совсем другой породы… Перхоть, кстати, у вас есть? Слышали, наверное, что это опилки от спиленных рогов. Вы давно свои спиливали? – и, не дожидаясь ответа, довольный изношенной до предела телевизионными остроумцами шуткой, он залился веселым добродушным смехом.

Такой наглости от какого-то лоха, - а то, что перед ним сидели именно лохи, у Сиротина не было никаких сомнений, - он просто никак не мог ожидать. Несколько мгновений он пребывал в растерянности. Как цепной пес, внезапно сорвавшийся с цепи, в первые секунды никак не может поверить в свою свободу и неспособен собраться для броска на объект своей хрипящей злобы, так и Владимир Леонидович Сирота в эти мгновенья потерял не только дар речи, но и свою обычную находчивость и сообразительность.

Почуяв что-то неладное, почти вплотную придвинулись охранники. Они тоже были в недоумении. Со своей позиции им пришлось наблюдать небывалую картину. Какой-то фраерок рядом с их всемогущим хозяином бесстрашно давился от смеха, в то время как тот, с вытаращенными от бешенства глазами, беззвучно шевелил губами. Лицо и бритый, как и у них, загривок Сироты играли цветами побежалости.

- Ах, ты, с-сука! – наконец выкатилась из гортани Сироты, никак не выговариваемая фраза. – Ты кого, паскуда, козлом назвал?!.. Сморчок парашный, ты даже не представляешь, что я с тобой сделаю!

Следом за речью к Владимиру Леонидовичу вернулась способность двигаться, и он довольно резво, несмотря на спадающий к коленям живот, вскочил со скамейки и, брызжа слюной, указал пальцем на продолжающего веселиться Веля:

- Поучите его, как надо со старшими разговаривать! А потом обоих на базу. Я вечером сам буду с ними разбираться…

***

Приказ был получен, и оба громилы, как натасканные псы, послушно бросились на Веля. Артур, хотя и был уверен в способностях своего нечаянного друга, все же считал, что получился перебор и им сейчас не поздоровится. По долгу чести, которому, несмотря на все жизненные неурядицы, он оставался предан, и который его бывшая жена называла дремучим предрассудком, Артур должен был вмешаться, и вмешался бы, даже несмотря на явное неравенство сил. Его, конечно, смущал свирепый вид этих холуев, особенно того, что был покрупнее. Приплюснутый искривленный нос, деформированные уши - все говорило о том, что, кроме своих незаурядных габаритов, он имеет богатый опыт занятий какими-то видами единоборств. Все это Артур знал, так как в молодости тоже занимался боксом и даже имел разряд. Но вес – все дело было в этом! Громила весил, вероятно, немногим меньше, чем они с Велем вместе взятые. И тут, он знал по опыту, его боксерские навыки и неплохой удар справа были бесполезны. «Здесь, - подумал он, - кстати был бы «Калашников», или, на худой конец, «Макаров».

Второй охранник тоже был не подарок. На вид ему было немногим за двадцать, но тонкий, видимо, ножевой шрам, пересекающий левую половину лица от виска до подбородка и холодный взгляд серых глаз делали его внешность не по возрасту свирепой и устрашающей. И в движеньях его присутствовала какая-то звериная легкость и стремительность. Именно он мгновенно оказался рядом с Велем, продолжающим легкомысленно улыбаться, и нанес ему короткий, без замаха, стремительный удар левой, на одном из пальцев которой красовалась массивная золотая печатка.

Артур машинально сжал кулаки. Он оценил удар, который, попади в цель, без сомненья, оставил бы на лице его друга тяжелые увечья. В эту долю секунды он безоговорочно признавал Веля своим другом и, уже не рассуждая о его необыкновенных способностях, подобрался, чтобы вскочить и принять неравный бой.

Он был уже на ногах, когда с удивлением увидел, что, хотя Вель не сделал ни единого движения и даже продолжал все также добродушно ухмыляться, удар скользнул мимо, в ребро стального уголка, которым была окантована спинка скамейки. Эти окантовки были сделаны совсем недавно по решению городских властей с целью отучить молодежь сидеть на этих спинках. Конечно, сама окантовка никак не могла повлиять на это поветрие, но на нее были наварены с интервалом в десять сантиметров металлические конусы острием вверх. Мера оказалась действенной.

Один из этих конусов и разорвал мякоть нижней части кулака. Молодой громила нанес второй, еще более сокрушительный удар по физиономии нагло ухмыляющегося, как он тоже считал, лоха. Казалось, на этот раз у Веля не было никаких шансов увернуться. Но он и не уворачивался. И все же к недоумению нападающего удар опять не попал в цель. Из разорванной раны густыми пульсами пошла кровь.

Нападающий охранник отскочил и дико посмотрел на своего массивного напарника, который тоже был переполнен недоумением.

Ничего не мог понять и Сиротин, на расстоянье двух шагов наблюдавший за происходящим. Его также поразили необъяснимые промахи одного из самых крутых и умелых «быков». Но больше всего он был поражен безмятежным видом объекта агрессии. Лох, которого он хотел жестоко наказать, сидел в прежней позе, развалившись, и наглая ухмылка продолжала играть на его физиономии. Он же и нарушил, повисшее было молчанье:

***

- Вам не кажется, Владимир Леонидович, что вашим людям следовало бы поучиться рукопашному бою. Если желаете, могу дать несколько уроков? – и, не дождавшись ответа от остолбенело молчащих Сироты

и его охранников, добавил, вставая. – Или один урок прямо сейчас. Хотите? Кто знает, встретимся ли мы в будущем? Хотя, вполне вероятно, вам предстоит через некоторое время поселиться в наших краях надолго.

С этими словами, смысла которых никто из присутствующих не понял, он подошел к охранникам, смотревшим на него полными недоуменья глазами. Они, разумеется, не были трусами, но какая-то непонятная робость вдруг наполнила их сердца и парализовала волю.

Вель, между тем, продолжал разглагольствовать:

- В последние годы человечество, ко всем своим прочим предрассудкам, добавило еще один - заразилось восточными единоборствами, слепо уверовав, что это самое крутое средство для самообороны, а кое-кто и для нападения, - назидательно говорил он, прохаживаясь перед продолжающими пребывать в прострации двумя громилами и их хозяином. – Все это чушь и глупость человеческая! Конечно, как средства физического оздоровления, занятия каратэ, таэхвондо и прочими разновидностями этих единоборств безусловно, полезны. Но в качестве средства защиты или агрессии их ценность весьма и весьма сомнительна. Взять этот шарлатанский фокус с разбиванием кирпичей. Невелика заслуга сломать изделие нынешних кирпичных заводов, где качество продукции оставляет желать много лучшего. Пусть попробуют разбить кирпич, из которых сложен, например, собор Василия Блаженного!.. То-то и оно! Там этот фокус не пройдет. Но есть, ребята, прием, против которого никакой кирпич, а тем более восточный единоборец, устоять не может. Прием этот называется – щелбан. Делается это очень просто. Исходное положение немногим отличается от хорошо вам знакомого жеста растопыривания пальцев.

Вель согнул в локтях руки, а затем обращенными вверх ладонями изобразил что-то вроде двух рогатин, вытянутыми вперед указательными пальцами и мизинцами.

Ребята тупо наблюдали за его манипуляциями. Жест, действительно был им до боли знаком.

Тут Вель обратил внимание, что у молодого громилы из разорванной раны на руке струйкой продолжает бежать кровь.

- У нас раненый! – удивился он. И, взяв за запястье безвольную руку своего недавнего противника, участливо всмотрелся в рану. – Ничего страшного. До свадьбы заживет. – С этими словами дунул на рану, и кровь тут же перестала идти. - Свадьба-то скоро?

В ответ исцеленный промычал что-то нечленораздельное.

 

***

- Ну, продолжим урок, - Вель снова изобразил на пальцах в перевернутом положении «козу», – Теперь указательный палец соединяем с большим и ставим его как бы на взвод.

Неожиданно он поднял руки и одновременно дал каждому из громил по щелбану в лоб. Также неожиданно оба рухнули, как подрубленные. Эффект был впечатляющим даже для Артура, который из своего короткого опыта общения с таинственной личностью, прибывшей неизвестно откуда, был уже готов ко всему.