(роман, часть I), глава 16
Если скептицизм и наше настоящее природное невежество не уравновесятся Интуицией и врожденною Духовностью, то каждое существо, отягощенное чувствами воинствующих материализма и атеизма, не будет видеть в себе самом ничего, кроме массы мяса, костей и мускулов с пустым чердаком внутри, который служит ему лишь складом ощущений и чувств.
Е. Блаватская
Случаю ли было угодно или это опять оказалось результатом каких-то магических действий рыжего философа из потустороннего мира, но такси с шашечками, на котором прибыли Артур с Велем, оказалось у ресторана «Центральный» одновременно с «Мерседесом» губернатора. К шлагбауму ресторанной парковки они подъезжали с разных сторон, и опытный таксист начал было уже притормаживать, чтобы пропустить вперед, как он безошибочно сразу же определил, важную персону. Особенной проницательности, правда, здесь не требовалось, так как к шлагбауму у него на глазах только что подкатил милицейский УАЗик сопровождения с мигалкой. Из него уже торопливо выбирались стражи порядка. И в этот момент Вель, сидевший рядом с водителем, негромко, но властно потребовал:
- И не думай! Вперед! Мы приехали раньше!
Водитель и сам потом не мог понять, почему он так безропотно и даже охотно подчинился этой команде. Его стопа как бы сама собой перебросилась с педали тормоза на газ, и «Волга» с шашечками, сделав неожиданный рывок, проскочила к столпившейся на крыльце толпе гостей под носом у трех оторопевших милиционеров. Наглость таксиста показалась им настолько невозможной, что они несколько мгновений тупо переглядывались, не понимая, как такое вообще могло произойти, и лишь потом с резиновыми дубинками в руках устремились к нарушителю.
***
- Вот тебе и милиция, - ехидно усмехнулся Артур, выходя из такси. – Ты, кажется, жаждал с ней познакомиться. Теперь это знакомство не зависит от твоего желания.
Посланец преисподней был невозмутим:
- Всегда рад общению, - произнес он, поворачиваясь к подбегавшим милиционерам.
Однако те, только набрав ход, вдруг поняли щекотливость ситуации, и их ретивость стала таять на глазах. Дело в том, что машина губернатора остановилась чуть позади, сбоку, и «сам» должен был вот-вот предстать перед встречающими. Кроме того, слишком много глаз наблюдало за происходящим. Стражи порядка просто не знали, что предпринять в такой нестандартной ситуации. Во всяком случае, горячее желание пустить в ход дубинки с каждым шагом остывало.
Толпа нарядных гостей, высыпавших на крыльцо с целью хоть как-то выказать свое почтение персоне номер один региона, тоже с недоумением взирала на непонятно с кем прибывшее убогое такси, которое бесцеремонно оттерло на второй план «Мерседес» с губернатором.
Но в самом щекотливом положении оказался Купидон Гавриилович, который вместе с устроителем торжества Борисом Михайловичем Синявским вышел встречать Рейнгарда. В руках он держал блюдо с хлебом-солью. Совершить этот ритуал его надоумили шустрые официантки, которые обосновали свое предложение тем обстоятельством, что губернатор со времени вступления в должность еще ни разу не был гостем «Центрального». В глубине души они надеялись, что совершить подношение будет поручено кому-нибудь из них, и даже агрессивно настаивали на этом. Но, согласившись на проведение самого ритуала, Купидон Гавриилович решительно отверг их претензии и решил сам покрасоваться в этой роли. Чем черт не шутит, думал он, никогда не повредит попасться на глаза столь важной персоне - пути Господни неисповедимы. Как скоро пришлось ему убедиться, пути эти и в самом деле неисповедимы, да и Черт в своих шутках не привык церемониться.
***
В данный момент он оказался на переднем плане перед каким-то задрипанным такси, и с ужасом узнал в нарисовавшемся из него пассажире вчерашнего, а вернее сказать, сегодняшнего невероятного танцора и нарушителя его душевного спокойствия. Все утренние недобрые предчувствия мгновенно всплыли на поверхность сознания. Положение - глупее не придумаешь. Губернатор, который появился из открытой охранником задней дверцы «Мерседеса», оказался в стороне, а перед ним красовался разодетый, как павлин, наглый гаер. Огненно-рыжая шевелюра дополняла его невообразимо пестрый наряд, и, как магнит, притягивала взгляды.
Купидон Гавриилович вознамерился было обойти такси и вдоль стены двинуться навстречу губернатору, но вдруг почувствовал, что все его члены, будто одеревенели. Оторопело наблюдал он, как этот авантюрист – другого определения не подбиралось, - по-хозяйски махнул рукой тоже не знающим, что делать, милиционерам, и негромко, но властно скомандовал:
- Все, ребята, свободны!
Затем повернулся, твердым шагом подошел к застывшему в руках метрдотеля блюду, умело отщипнул от румяного каравая кусочек хлеба, макнул в солонку и, положив в рот, стал аппетитно разжевывать.
Картина была настолько впечатляющей, что многие присутствующие просто не верили своим глазам. Даже Артуру, который знал, кто такой Вель, было немножко не по себе. Привычка к рефлексии и тут не оставила его - он машинально отметил, что, видно, чинопочитание сидело в нем глубже, чем он полагал.
Не знал, как себя повести в этой ситуации и Роберт Кунцевич Рейнгард. Происходило что-то непонятное. Он специально согласился на предложение Синявского посидеть в ресторане попозже вечерком, чтобы в неформальной обстановке обсудить кое-какие щекотливые вопросы, касающиеся интересов не только региона, но и их личных. «Центральный», по его мнению, подходил для этой цели как нельзя лучше. Кое-какие вещи за рюмкой водки выговариваются гораздо легче и непосредственнее. Кроме того, неформальная обстановка ни к чему не обязывает и не вызывает подозрений. Да и хотелось просто отдохнуть. Здесь же творилось, черт те знает, что такое!
Роберт Кунцевич, как он сам полагал, не был падок на лесть, но почести, обильно расточаемые ему в его вотчине, воспринимал как должное, резонно полагая, что это способствует воспитанию в массах уважения к власти. Затея с хлебом-солью на входе в ресторан сама по себе показалась ему глупой, но то, что этим символом гостеприимства у него на глазах потчевали непонятно кого, было совершенно недопустимо и унизительно. На мгновенье он даже почувствовал себя лишним на этом празднике жизни, и тоже не знал, что ему дальше делать. Ощущенье было не из приятных.
***
Не знали, что предпринять, и встречающие. Но неловкое молчанье разорвал звонкий голос молодого человека, еще пережевывающего ресторанный хлеб-соль:
- Поспешите, Роберт Кунцевич! А то Купидон Гаврилович уже устал держать свой поднос, – с этими словами Вель бесцеремонно ухватившись обеими руками за горевшие пунцовым пламенем уши метрдотеля, троекратно расцеловал его в обе щеки.
Неспособный ни к каким действиям от охватившей все его члены одеревенелости и полумертвый от испуга, метрдотель, тем не менее, во время этой церемонии непонятно для самого себя злобно успел прошипеть на ухо наглецу:
- Не Гаврилович, а Гавриилович!..
В ответ посланец преисподней, уже закончивший челокманье, снова, как близкому знакомому придвинул лицо вплотную к его ушку, и заговорщицки прошептал:
- Не бери в голову. Гавриилович, так Гавриилович! Все это мелочи. Впереди нас ждут великие, но чрезвычайно опасные дела!.. - Чем привел и без того полуживого от душевных переживаний Гаврииловича в состояние полной прострации.
***
Между тем губернатору, тоже не совсем владеющему собой и мало понимающему, что происходит, не оставалось ничего иного, как подчиниться команде неизвестного ему пестро одетого с огненно-рыжей шевелюрой молодого человека. Да ничего иного и не оставалось, поскольку всех присутствующих охватило вполне понятное оцепенение. Церемония встречи высокого гостя пошла по какому-то чудовищному сценарию. Присутствующий хозяин «Центрального» Виктор Петрович Ганин инстинктивно отодвигался в тень, за спины столпившейся на крыльце почтенной публики. А больше вмешаться было и некому. Губернатор какой-то не своей, семенящей походкой подошел и, отщипнув кусочек от каравая, стал его пережевывать. Посланец преисподней протянул ему руку и церемонно произнес:
- Позвольте представиться!..
И, когда губернатор покорно протянул в ответ свою пухлую ладошку, в повисшей тишине звонко выговорил:
- Вель Зевович Вулов!
- Очень приятно, - пролепетал всегда жесткий и находчивый губернатор. – Рейнгард Роберт Кунцевич!
В этот момент он сам себе был неприятен, но ситуация не поддавалась осмыслению и приходилось просто плыть по течению, дабы не потерять окончательно лица.
Пестро разодетый молодец, между тем, продолжал командовать. И губернатору опять ничего не оставалось делать, как последовать в направлении к входным дверям ресторана, куда картинным жестом указал этот молодой человек с более чем странным именем.
Столпившаяся почтенная публика молча посторонилась, пропуская их. Вель, фамильярно придерживая губернатора за локоток, болтал не умолкая. И за тот небольшой промежуток времени, который потребовался, чтобы проследовать в ярко освещенный вестибюль, настроение Роберта Кунцевича как-то разительным образом переменилось. То ли так на него подействовал доверительный тон, с которым молодой незнакомец нес совершеннейшую чепуху, то ли праздничное убранство вестибюля, то ли еще что, но он вдруг почувствовал в душе какое-то радостное и освежающее веяние. Как давно забытое ощущение весны в юности.
***
И сразу болтливый незнакомец стал ему симпатичен. Чувство растерянности бесследно развеялось. Происшедшее недоразумение показалось ему милым приключением.
- Так куда мы идем? – он остановился и впервые осознанно взглянул на своего собеседника. Снова его поразила яркость разглагольствующей перед ним фигуры. Но на этот раз никакой неприязни губернатор не почувствовал. Краем глаза он успел увидеть живописную картину на футболке Веля, и ему даже померещилось, что черт ему по-свойски подмигнул. Но рассмотреть подробнее не удалось. Официантка, которую предусмотрительный Купидон Гавриилович поставил здесь на всякий случай, посчитала, что такой случай, видимо, наступил. Юное существо в ослепительно белом переднике и с красной розой в белокурых локонах прекрасно сориентировалась:
- Пожалуйте наверх, - мило пролепетала она, слегка покраснев и указав рукой на мраморную лестницу.
Небольшой отдельный зал, который снял и оплатил Борис Михайлович Синявский, располагался на втором этаже. Даже по меркам «Центрального» он выделялся роскошью и изысканностью. Достаточно сказать, что картины известных российских и зарубежных художников, развешанные на стенах, все были подлинниками. По крайней мере, об этом всегда сообщал высоким гостям Купидон Гавриилович. Так это или нет, на самом деле, сказать было трудно, поскольку произведения живописи размещены были довольно высоко, да и глубоких специалистов в искусстве здесь сроду не бывало. Как уже сказано, зал предназначался для приема высоких гостей.
***
Однако в намерения посланника преисподней посещение этого зала, видимо, не входило. У него, судя по всему, были другие планы.
- Ну что вы! – воспротивился он, обращаясь к почтительно переминавшейся позади публике. Ему пришлось повернуться, отчего Рейнгарду не удалось более внимательно рассмотреть сюжет на его груди. – Роберт Кунцевич, конечно же, желает провести некоторое время с народом. Зал для «вип-персон» никуда не убежит. Правда, ведь, Купидон Гавриилович?
Бедный Купидон Гавриилович, протиснувшийся в вестибюль одним из последних и все глубже осознающий всю гибельность происходящего, жаждал в этот момент только одного - чтобы его, наконец, оставили в покое. Но вопрос рыжего проходимца снова привлек к нему внимание, и он, все еще держа в руках блюдо с хлебом-солью, промычал в ответ что-то нечленораздельное.
- Вот, видите, и Купидон Гавриилович не советует идти в этот зал.
Даже под пыткой ничего подобного Купидон Гавриилович не стал бы советовать, тем более что роскошный стол под его личным присмотром там был давно накрыт, а на кухне томились специально приготовленные фирменные горячие блюда. Он попытался было протестовать против возводимой на него напраслины, но голос опять не повиновался, да и бесполезно было что-то говорить, так как слушать его все равно никто бы не стал.
***
Посланник преисподней тем временем увлекал губернатора в основной зал, где под большой пальмой для их компании были накрыты два сдвинутых столика. У высоких двустворчатых дверей Роберт Кунцевич, наконец, вспомнил о виновнике торжества, ради которого он, собственно, и приехал поужинать. Он остановился и обернулся. Борис Николаевич Синявский, владелец контрольного пакета акций одного из самых доходных нефтепромыслов Севера, был неподалеку, и, как и большинство присутствующих, не мог понять, что здесь происходит. Соответственно, он тоже чувствовал себя крайне неловко и просто не представлял, как вести себя в такой ситуации. Никогда ему не приходилось быть свидетелем подобной встречи губернатора. Поэтому, когда тот обратился к нему, он испытал чувство облегчения и с какой-то заискивающей готовностью сделал несколько торопливых шагов навстречу.
- Борис Михайлович, - голос Рейнгарда снова обрел вальяжную значимость, - может быть, посидим недолго с ребятами, послушаем, о чем молодежь толкует?
- Почему нет, - легко согласился Синявский. – Думаю, такие встречи полезны и для власти, и для бизнеса. Только недолго.
- Ну, конечно же, недолго! - Вель Зевович Вулов был сама любезность, и, судя по всему, никакие условия не могли его смутить. – О чем нам долго говорить? Все ведь давно ясно и так. Выпьем за здоровье, за удачу, уточним, может быть, кое-какие принципиальные позиции нашего с вами мировоззрения - вот и все дела!
***
Когда посланник преисподней подвел своих именитых гостей к столикам под пальмой, там уже расположились Глеб с Антоном и старший Бубинкин. Он принял приглашение Глеба и тоже решил этот вечер провести с молодежью, чтобы как-то развеяться после недавних потрясений.
Собственно, раньше всех здесь оказалась Мэри с мужем. Она успела познакомиться с Михаилом Арнольдовичем, который, как выяснилось, был по работе знаком с Питером. Выйти встречать губернатора, о приезде которого ей шепнул Купидон Гавриилович, была ее инициатива. Питеру пришлось отправиться с ней. Но Михаил Арнольдович категорически воспротивился этой инициативе – попасться на глаза губернатора совсем не входило в его планы. Чувствовал он себя не очень хорошо, да и внешний вид оставлял желать лучшего.
Тем большим сюрпризом оказалось для него появление губернатора перед их столиком. Он вскочил на ноги, но, что делать дальше, совершенно не представлял. Губернатора же, похоже, знакомое лицо как-то даже обрадовало:
- И вы здесь, Михаил Арнольдович! А мне сказали, что вы заболели…
- Понимаете, Роберт Кунцевич.… Да, приболел… Что-то простыл… Печень, знаете…- невразумительно лепетал Бубинкин.
Рейнгард, к которому возвращалось прекрасное расположение духа, не преминул пошутить:
- Это вы правильно делаете, Михаил Арнольдович – клин клином следует вышибать. Печень лучше всего лечить в ресторане!
Глеб, оценивший остроумие губернатора, довольно громко засмеялся, и, вставая, зааплодировал. Появление губернатора было и для него неожиданностью, и он, таким образом, пытался сгладить неловкое впечатление, произведенное несвязной речью отца. Одновременно ему пришлось наступить на ногу и незаметно толкнуть в бок Антона, который и не делал даже попыток встать. Объяснялось это не отсутствием уважения к первому лицу региона, а тем, что Антон Сиротин просто его не узнал. Впрочем, почтительности к каким бы то ни было лицам он не испытывал ни малейшей, и встал только потому, что почувствовал эту почтительность исходящую от других.
***
Вель представил своих друзей губернатору, а тот, в свою очередь, Бориса Михайловича Синявского. Только уселись, подошла чета Бирхеймов. Губернатор опять был приятно удивлен, что попал в круг своих старых знакомых. Тут же один за другим появились Артур с Олегом. Посланец потусторонних миров представил и их новым членам своей компании.
Все, наконец, были в сборе. Вель предложил тост: «За знакомство!». По тем или иным причинам, выпить жаждали все без исключения, причем, чего-нибудь покрепче. Поэтому никто не стал отказываться от водки.
Выпили.… Закусили.… Снова выпили.… И постепенно внимание к их компании стало ослабевать. Забряцала посуда, зазвучали тосты и за другими столиками. Жизнь «Центрального» входила в свое обычное русло.
Анатолий Осипов