ПРОСТО МЫСЛИ...

Автор - Смирнов Александр Владимирович

Сегодня представляется наивным утверждать, что в наших бедах виноваты какие-то конкретные лица из числа тех же полицейских, следователей, прокуроров, судей..., несмотря на декларируемую конституционную обязанность всех их признавать, соблюдать и защищать права и свободы человека как высшей ценности, и при том, что эти права и свободы в правовом государстве обязаны обеспечиваться правосудием.

Из года в год всё больше людей обращается в России в суд. При этом опережающими темпами растут именно обращения в суды по спорам граждан и частных организаций друг с другом. В подавляющем большинстве случаев гражданские (арбитражные) дела в суде разрешаются более или менее в соответствии с законом. При этом, хотя качество судопроизводства оставляет желать лучшего и не отвечает общественным ожиданиям, но в общем и целом оно является достаточно сносным, терпимым, что и находит отражение в данных судебной статистики и результатах опросов общественного мнения. Легко заметить, что россияне охотнее судятся друг с другом, чем с властью.
Восприятие перестает быть двойственным, как только мы перемещаемся в залы, где слушаются уголовные дела. Несмотря на все красивые слова о независимости, объективности и состязательности уголовного судопроизводства, уголовные суды остаются юридическим фастфудом, продающим обвинительные гамбургеры. При этом вряд ли кто-то сегодня рискнет отнести это исключительно на счет квалифицированной работы государственного обвинения.

Везде, где государство прямо или косвенно выступает участником конфликта, закон перестает действовать. Власть наподобие «черной дыры» искривляет вокруг себя «правовое пространство», а в непосредственной близости от нее «правовая материя» так и вовсе исчезает.

Сегодня для переступающих порог Храма правосудия граждан, пришедших в него с целью получения защиты, например, от творимого правоохранителями ФСКН и прокурорами беззакония, было бы честным, актуальным и объективным вывесить над дверями «Оставь надежду всяк сюда входящий». И следователи ФСКН, и выдающие в ответ на жалобы только отписки прокуроры делают (и не делают) лишь то, что им позволяет судебная власть, её акты. Фактически источником произвола государства выступает именно судебная власть.

На стадии предварительного расследования прежде всего встаёт необходимость противостояния ходатайству следователя об избрании в качестве меры пресечения содержания под стражей (в тюрьме СИЗО). И такое противостояние, несмотря на, как правило, полное отсутствие каких-либо доказательств того, что подозреваемый (обвиняемый) может совершить действия, предусмотренные статьёй 97 УПК РФ, заканчивается удовлетворением судом требований следствия; при этом суд считает достаточным основанием для такого решения лишь тяжесть предъявленного обвинения, игнорируя то обстоятельство, что предъявленное обвинение является на данной стадии лишь предположительным, лицо — подозреваемым, а сама тяжесть обвинения — лишь учитываемой при рассмотрении судом ходатайства следователя. И на этой начальной стадии — лишь малого эпизода в цепи ещё предстоящего познанию будущего чудовищного судебного произвола — бесполезно взывать к совести прокуроров и судей, цитировать закон, решения Пленумов Верховного и Конституционного Судов РФ. а также ЕСПЧ: судьба очередной жертвы предрешена. Аналогична ситуация и при последующих продлениях судами содержания жертв ФСКН в тюрьме. Выхваченные ФСКН из масс людей жертвы «принтера» судебных постановлений идут цепочкой в небытие...

Стремительная деградация судебной системы происходит одновременно в двух сегментах: «внешнем» и «внутреннем». Во «внешнем» — падает влияние судебной власти как таковой. Во «внутреннем» — происходит перерождение судебного процесса, его «опрощение», выхолащиваются институты и правила, которые, собственно, и составляют содержание правосудия. Как следствие — в России неуклонно происходит сокращение «пространства правосудия», перерождение правосудия в правовое администрирование.

В уголовном судопроизводстве вопиёт как факт, что судебная власть очевидно так и не стала самостоятельной ветвью власти, находящейся в особых отношениях с другими её ветвями в соответствии с конституционным принципом разделения властей, а превращена в некую специфическую отрасль деятельности внутри исполнительной власти, отличающуюся от других отраслей лишь в той степени, в которой в обществе, основанном на разделении труда, один вид любой профессиональной деятельности отличается от другого. И при этом уголовное судопроизводство воспринимается только как репрессивное.

Поскольку в выстроенной системе правового администрирования правоохранительная иерархия выглядит совершенно иначе, чем в системе правосудия, постольку при правовом администрировании суд более не играет какой-то особой системообразующей роли, не является вершиной правоприменительной пирамиды. Наоборот, суды лишены какой-либо самостоятельной, тем более творческой, роли. Это своего рода отделы технического контроля (ОТК) на большом производстве, где готовая продукция проходит окончательную проверку перед тем, как «поступить в продажу». Это имеет два очень важных последствия:

— во-первых, судьи перестают быть особыми чиновниками с особым статусом, а становятся обыкновенными чиновниками, отчитывающимися перед вышестоящими чиновниками по результатам своей работы, получающими указания и выполняющими планы. Их поощрение и наказание напрямую связано с результатами их труда. Сами суды организованы как обыкновенные ведомства — «министерства правосудия», мало чем, кроме названий, отличающиеся от Министерства обороны или Министерства образования;

— во-вторых, в рамках системы правового администрирования «и последние становятся первыми». Пирамида правоприменения в прямом смысле слова переворачивается с ног на голову. Сегодня действия оперативных служб — первичного звена правосудия — предопределяют приговор суда. Это все равно как если бы мнение дежурной медсестры в районной больнице во всех случаях оказывалось бы решающим для консилиума, составленного из столичных профессоров. Все другие институты — следствие, прокуратура, суд — носят вспомогательный, комплиментарный по отношению к оперативной службе характер и лишь закрепляют (фиксируют) результаты оперативной работы «на бумаге». Как предварительное, так и судебное следствие, не говоря уже о прокурорском надзоре, стало сугубо формальной процедурой, всероссийской юридической фикцией.

Ключевым свойством репрессивного судопроизводства является редукция юридического содержания в угоду политическому. Анализ так называемых «маковых» уголовных дела наиболее наглядно демонстрирует результат эволюции правоприменительной практики в направлении установления всестороннего и всеобъемлющего политического контроля над юридическими институтами и процессами.

Все дела, как уголовные, так и, впрочем, гражданские, в которых присутствует «государственный интерес», рассматриваются в «особом порядке» — под жестким административным контролем, зачастую особо подобранными судьями, которые специализируются на рассмотрении такого рода дел. Возможность принятия политически несогласованного постановления суда в рамках такого «спецправосудия» сегодня практически исключается.

Понятно, что в рамках таких производств постановления суда принимаются вовсе не в соответствии с действующим законом и должны рассматриваться с поправкой на коррупционную составляющую, а также на общую деградацию профессиональной юридической культуры судей (которая неизбежна с развитием правового администрирования). При этом «спецправосудие» растет и распространяется, как раковая опухоль, власть влезает буквально во все судебные дыры, процесс разложения судебной системы идёт к тому, что скоро каждое дело в России станет таким же «судьбоносным», как сегодня ими стали «маковые» дела со всем их абсурдом в чудовищной нелепости обвинения и в такой же чудовищности процедур уголовного преследования, принявшего характер террора.

Кроме того, идентичность выстраиваемых конструкций обвинения в судах всей страны, благодаря техническому прогрессу (в частности и прежде всего, — наличию сети Интернет), позволяет утверждать, что процесс эволюции судебной системы завершён, и она теперь прочно стоит на собственных ногах. Суд, по сути, больше не надо настраивать в ручном режиме под каждое дело. Создана автоматизированная система политического управления правосудием. В рамках этой системы репрессии стали технологичными. Эти технологии позволяют власти решать с минимальными затратами свои политические проблемы в суде, куда она — власть — безапелляционно отсылает своих сограждан, заведомо для власти обречённых на поражение.

Как и восемьдесят лет назад, в недрах правоохранительной системы стали формироваться технологии массового осуждения, своего рода юридические лекала, позволяющие поставить производство сфабрикованных уголовных «маковых» дел «на поток». Эти технологии довольно просты и вряд ли могут быть названы вполне оригинальными.

Основу этих технологий составляет триада: презумпция виновности, оговор и подлог. Они могут применяться по отдельности, но, как показывает опыт, чаще используются вместе, как своего рода «джентльменский полицейский набор». Виновность теперь не является тем, что подлежит доказыванию. Она не доказывается, а провозглашается. Можно «выдернуть» из любого уголовного «макового» дела постановление о привлечения в качестве обвиняемого (или обвинительное заключение) и утвердиться в следующем выводе. Типовая формула обвинения в России выглядит приблизительно так: «Обвиняемый в неустановленном месте, в неустановленное время, с неустановленными лицами с намерением совершить преступление заключил сделку или совершил действия, хотя формально и являющиеся законными, но, по сути голословно утверждаемого обвинением, — имеющие якобы целью совершить преступление (совершить контрабанду нескольких грамм маковой соломы, замаскированной под семена нескольких тонн пищевого мака, сбыть эти граммы, вместе с тоннами побочного продукта (семян мака) неустановленному наркоману, или вообще — отравить население всей страны и так далее. Все эти действия сегодня совершаются или организованной для этой цели (сбыта нескольких грамм маковой соломы в тоннах пищевого мака) группой или преступным сообществом, под которым понимаются все сотрудники коммерческой организации, а также родственники предпринимателя, включая чуть ли не уборщиц и сторожей...)».

В России возобладал принцип, в соответствии с которым каждый человек заслуживает своего собственного суда, кто — сурового, а кто, наоборот, вроде как гуманного. Как один суд — для Магнитского в камере, затопленной фекалиями, другой — для гражданской супруги бывшего руководителя налоговой службы, чиновников которой Магнитский обвинял в хищении миллиардов рублей из бюджета, Евгении Васильевой, коротающей время в ожидании приговора в столичных бутиках, так и для одних — чуть ли не условный срок за сбыт килограммов героина, а для других — многие годы реальной колонии за несколько проданных совершенно легально пачек не запрещённого для свободного оборота пищевого мака… Эти двойные стандарты пропагандируются открыто и без всякого стеснения. Ходорковский десять лет сидит за то, что делали почти все люди его уровня, что негласно не только признавалось неформальной нормой, но было на тот момент законным. При этом ни один из тех, кто проявил лояльность власти, не был привлечен к уголовной ответственности за аналогичные действия.
Все это привело к тому, что конституционная норма о равенстве всех перед законом оказалась пустым звуком и окончательно сложилось впечатление, что на нее в России наложен мораторий.

Само рассмотрение уголовных дел повсеместно осуществляется, по сути происходящего, в упрощенном порядке без рассмотрения дела по существу, то есть без заслушивания свидетелей защиты, без исследования доказательств и так далее, практически нивелирован институт оценки доказательств на допустимость, уголовное судопроизводство в этой части превратилось в космических масштабов дыру в правосудии, через которую утекают закон и справедливость.

Количество подобного рода процессов, которые проходят уже не только без свидетелей защиты в прямом и переносном смысле слова, но и при отсутствии предмета преступления — наркотиков, растет в геометрической прогрессии. Фигуранты уголовных дел со стороны обвинения, а также прокуроры и судьи чувствуют себя словно участниками Универсиады и спешат признать виновными людей наперегонки, «взахлёб», упиваясь при этом безнаказанной возможностью издеваться над правосудием, правом и правами. Присутствие адвокатов не помогает: слово адвоката — что вопли в колодец, откуда в ответ только эхо...
Всё это — уже чистой воды «судопроизводство по Вышинскому».
Реального судебного следствия нет, фактически оно с самого начала, на стадии предварительного расследования, сведено к торгу между обвиняемым и оперативными службами, имеющими неограниченную ничем возможность оказывать давление на обвиняемого во время его обязательного предварительного заключения под стражу; хотя общеизвестно: стоит отменить досудебный арест, и всё уголовное правосудие в России развалится. Ибо сложившаяся система может справиться только с человеком, подвешенным на пыточной дыбе.
В последующем — в зале судебного заседания при рассмотрении дела по существу — происходит лишь формальная фиксация судом умозаключений, в том числе бредовых, обвинения. При том, что сторона защиты в этом процессе уже фактически не участвует, а сам суд превращён в инквизицию.

В свете вышеизложенного невозможно не согласиться с выводом судьи Блинова, приговорившего российскую судебную систему к высшей мере наказания — пожизненной потере доверия со стороны общества, коим утверждается, что ни о какой эволюции этой системы больше не может быть и речи, она достигла своего апогея, и в будущем никакие качественные изменения ей уже не грозят. Разница между сегодняшним правосудием и завтрашним будет такой же, как между механической и электрической мясорубкой, как между ножницами и шредером. Сами судьи рассматриваются стороной защиты не иначе, как враги народа.

Лишь как глупость следует рассматривать попытку власти изменить сложившуюся ситуацию на сложившемся правовом пространстве России созданием судов апелляционной инстанции: моментально новые апелляционные процедуры проверки судебных актов, призванные стать эффективным средством судебной защиты, были отторгнуты старыми судебными структурами и ориентированными на старое законодательство судейским корпусом.

Свою лепту в развал самого конституционного назначения судебной власти вносят Пленумы Верховного Суда и Конституционный Суд РФ. Окончательно сложилась чудовищная в своей нелепости ситуация, порождённая соответствующим решением пленума и КС: сегодня можно любого обвинить в совершении, на выбор, надуманного преступления (даже если вас обвиняют в покушении на сбыт маковой соломы марсианам), затем столь запросто заключить в тюрьму и гноить в ней до скончания ваших дней; но обжаловать абсурдное обвинение будет фактически невозможно: пленум и КС запретили! Запретили при том, что такой не предусмотренный конституцией и уголовно-процессуальным законодательством запрет, «обоснованный» якобы отсутствием у промежуточных судов (рассматривающих жалобы в порядке статьи 125 УПК РФ) права вторгаться в сферу конкретных обстоятельств дела, лишает жертву произвола самой возможности обращения в суд за безотлагательной судебной защитой в порядке статьи 125 Кодекса. Суд рассмотрит жалобу на законность и обоснованность действий органов уголовного преследования лишь в рамках наличия/отсутствия даты и подписи следователя на бланке бредового по содержанию постановления...
Единый суд к тому же поделён на первосортный и второсортный.

Мало того, сегодня любой произвол следователя во всех случаях оправдывается текстуально судебным актами таким образом, что якобы следователь является полностью самостоятельной и независимой процессуальной фигурой («самостоятельно определяет ход расследования»), а потому имеет право вытворять абсолютно всё, что ему заблагорассудится по принципу «Что хочу, то и ворочу!». Позиция Конституционного Суда Российской Федерации в части обоснования им пресловутых «саамостоятельности» и «хода расследования» отброшена в сторону. Обжаловать решения Пленума ВС РФ в конституционный суд граждане и их объединения не могут: решения пленума законом не являются… (но запросто применяются, даже находя своё отражения непосредственно в приговорах).

Не вижу иного выхода из сложившейся ситуации, кроме как одномоментно заменить весь судейский корпус на новый, отправив старый если не на заслуженную плаху или на свалку российской истории, то в почётную отставку, и поставив новый корпус под жесточайший контроль при неотвратимости самой безжалостной ответственности за заведомо неправосудные решения, которыми, по их духу и сути, сегодня можно признать все, без исключения, вынесенные за последние десятилетия «демократии» приговоры.

А пока остаётся лишь мечтать да молиться, веря в возможность материальной реализации обращённого к судьям божественного: «Каким судом судишь, таким и судим будешь». Да вот только судьи божественного абсолютно не боятся… Как не боятся давно суда земного!

Источник