ВЕХИ И ВЁРСТЫ. Автобиографический роман. Глава 20. Шиманские и Черниговка

 Автор – Шиманский Василий Иванович 

В одна тысяча девятьсот первом году (1901 г.) три семьи из Львовской области увидели приамурские земли. В семнадцати верстах от Суражевки семьи Матусевич, Шпак и Шиманских облюбовали место для постройки домов. Это было пологое плато, выступающее в амурскую низменность.

Для временного жилья они выкопали землянки, выбрали места для пашен, стали корчевать и распахивать землю. Зима в Приамурье суровая.  Мяса и рыбы хватало, но кроме этого людям был нужен хлеб и крупы, а лошадям фураж. Земли, которые распахал Артемий, многие годы назывались Шиманскими пашнями. В настоящее время в районе этих пашен построен космодром «Восточный».

Дома Матусевич, Шпак и Шиманских при въезде в деревню со стороны моста через речку Ракуша стояли первыми. Этот мост построили переселенцы, и он стал точкой отсчёта расстояния от деревни Черниговка до деревни Суражевка.

Первая наторенная дорога между этими деревнями шла через луга, дважды пересекала речку Ракуша, один раз реку Пёра – приток реки Зея и речку Желун. За мостом на лугах крестьяне пасли скот и косили сено. В летнее время речки мелели и люди пересекали их вброд. Во времена весенних разливов малютка Ракуша превращалась в море и затопляла все окрестные луга, на некоторое время отрезая Черниговку от внешнего мира.

Сопки длинными языками врезаются в Приамурскую низменность. На них рос густой дубняк, сосны и багульник. Переселенцы для своих новых мест жительства выбирали места, которые никогда не подвергаются угрозе затопления, взбунтовавшихся после зимней спячки рек.

Когда строилась деревня Черниговка, о городе Алексеевске, который впоследствии станет городом Свободный, разговоров не было.

Артемий после распашки пашен начал строиться основательно. К зиме одна тысяча девятьсот четвёртого года семья Шиманских переехала в свою хату, но недолго продлилась спокойная жизнь Артемия на новой земле. Началась война с Японией, несмотря на возраст и кучу детей, его призвали в армию и направили на фронт защищать Отечество от японцев.

Израненный и больной в феврале одна тысяча девятьсот шестого года (февраль 1906 г.) он вернулся домой в Черниговку. В декабре этого года Евдокия родила ему сына, которого назвали Иваном (1906 г.р.).

Артемий без радости отнёсся к рождению сына, потому что посчитал его не своим ребёнком, а нагуленным Евдокией на стороне, так как она родила мальчика через семь, а не через девять месяцев. Больше он общался со своими старшими сыновьями и совсем не уделял внимания Ивану. После рождения сына Евдокия совсем опустила руки и замкнулась в себе. Мужики работали в поле, а в доме царил хаос. Ванюша рос диким, отвергнутым, никому не нужным стебельком.

В одна тысяча девятьсот десятом году Евдокия родила дочь, и её назвали Марфой (1910 г.р.).

Когда Александру исполнилось семнадцать лет, он решил жениться на красавице Наталье Семилеткиной.

После свадьбы, когда Наталья вошла в дом Шиманских, на первых порах растерялась. Куда ни глянь, везде непроглядная грязь и беспорядок. По полу ползала маленькая Марфа, а Евдокия ждала уже другого ребёнка. Видеть и слушать она никого не желала. Шестилетнего Ванюшки дома не было. Наталья нашла Ваню в сарае. Раздетый ниже пояса он сидел на корточках около колоды, на которой рубили дрова, и молотком простукивал швы, снятых с себя штанишек. Наталья поинтересовалась: «Ваня, что ты тут делаешь?» Мальчик так был увлечен работой, что не заметил прихода Натальи. Смутившись, стал натягивать на себя заскорузлые от грязи штанишки. Наталья пришла в ужас, когда увидела такую картину. Её пышные волосы встали дыбом. Она подхватила Ванюшку на руки, прижала к себе и запричитала: «Иванка, да что же это такое у вас в доме робится?»

Истопила баню, отмыла от грязи Ванюшку и Марфу, намазала их дёгтем, постирала одежку и начала в доме наводить порядок.

Слёзы у Натальи невольно капали из глаз. Не только люди, но камень и тот умеет плакать.

Ваня рос ласковым, послушным, умным и сообразительным ребёнком. Он с отличием окончил четыре класса сельской школы и за отличную учёбу получил похвальную, теснённую золотом, грамоту. Учителем у него был политический ссыльный по фамилии Чубарь, который очень любил одарённого мальчика и всегда говорил: «Ваня, если ты продолжишь учёбу, тебя ждёт большое будущее». Учитель добился направления способного ученика на учёбу в город на общественные средства, но началась революция.

Учитель ушел сражаться за правое дело и в деревне больше не появился. Никто не знает, что с ним стало. Может, он вернулся на родину, или шальная пуля скосила доброго молодца на поле событий семнадцатого года. Так навсегда была похоронена Ванюшина мечта о дальнейшей учёбе.

Когда выдавалось свободное время, Ваня любил бродить по окрестным горам и полям. Однажды он набрёл на поляну, усеянную крупной земляникой. Обрадовался, нарвал горсть и съел.  Не прошло и десяти минут, как всё его тело покрылось красными волдырями и стало чесаться. Немедля ни минуты, он рванулся домой.

Наталья, увидев такое, пришла в ужас. «Боже мой! Кто это тебя так разукрасил» — причитала она. Иван рассказал ей о землянике, которой съел всего горсть. «Ванятка, эта беда у тебя случилась от ягоды. Тебе нельзя есть эту ягоду» — утешала она Ванюшу.

Наталья натёрла Ивана настойкой берёзовых почек и уложила в постель. От боли глаза у него лезли на лоб, но он терпел. Казалось, мучениям не будет конца, но через некоторое время боль прошла, и тело приняло прежний вид. Наталья помогала ему всем, чем могла. Но языком боль не снимешь. С той поры Иван больше никогда не ел землянику.

Однажды он помогал братьям убирать хлеб. Несмотря на малолетие, он ловко увязывал в снопы, скошенную пшеницу. Недалеко от того места, где работал ребёнок, на меже стояла старушка и наблюдала, как он ловко справляется со снопами. Старушка постояла, покачала головой и говорит: «Хлопца из-за снопа не видать, а бачь, что он робит!» К вечеру Ивану стало плохо, он слёг в постель и месяц не вставал с неё. Руки и ноги крутило так, что иногда Ваня терял сознание. Поднялась температура и бил озноб. Болел он долго, а когда поправился, обнаружилось, что у него руки и ноги повело, а локтевую кость развернуло. Наталья читала над ним молитвы и молила Бога об одном: «Господь, помоги хлопцу от сглаза!»

Александр с Адамом купили новую жнейку и стали на ней убирать хлеб. Иван сидел верхом на лошади, а Наталья шла сбоку. Вдруг, откуда не возьмись, появляется плюгавенький старичок, который несколько минут постоял в сторонке и ушел. Только дед скрылся из виду, кони встали, как вкопанные, и ни с места. Наталья побежала к шалашу, взяла пригоршню соли, три раза обошла вокруг лошадей, читая молитву и посыпая солью на свой след. Как только она это сделала, кони пошли и, как ничего не бывало, стали пахать.

Подобное явление наукой не изучено, поэтому часто его приписывают тёмным силам.

В Черниговке ещё был интересный случай. Однажды приехал фокусник. У моста через речку Ракуша собрал толпу зевак и стал показывать фокусы, чем заинтересовал людей. Когда толпа увеличилась, он предложил: «Если пожелаете, за небольшую плату я вам сейчас такие чудеса покажу, каких вы от роду не видали».

Народ любопытный от роду — если дешево, подавай ему чудеса! Фокусник говорит с людьми, а сам блестящими шариками играет. Немного погодя предлагает: «Хотите, я сейчас вон в то бревно залезу». Люди глядят во все глаза и своим глазам не верят. Фокусник, словно сверло, в бревно полез.

В это время крестьянин на телеге вёз для хозяйства солому. Подъехал к толпе и ничего не поймёт. Люди охают, руками разводят, удивляются: «Вот чудеса, то!» Когда мужик понял, в чём дело, махнул рукой и говорит: «Чему вы удивляетесь? Он за бревном лежит, а вы охаете, да ахаете».

Очевидно по всему, фокусник, был гипнотизёром. Он подошёл к мужику, посмотрел на него в упор и говорит: «Вон у тебя воз горит, а ты тут народ баламутишь».

Мужик глядит, а его солома огнём полыхает. Схватил он топор и давай постромки рубить. Пока он спасал от «огня» лошадей и бегал вокруг воза, фокусника и след простыл.

Когда мужик очнулся и посмотрел на то, что от телеги осталось, глазам своим не верит. Телега стоит на том самом месте, где и стояла, только гужи и постромки перерублены. Почесал он себе лоб, ничего понять не может...

Летом Иван и старшие братья спали не в хате, а на сеновале. Наработавшись за день, они мигом отрубались и спали, как убитые. Утром коней надо поить и в поле ехать, а кому охота прерывать сладостный сон?

Артемию жалко поднимать детей, но делать нечего, надо в поле ехать. Выйдет он на крыльцо и ласково кличет детей: «Ляксандро, Адамко, Яванко, ставайтя! В поле ехать пора!» Дети слышат слова отца, а от подушек не могут голов оторвать. Так проходит ещё несколько минут, Артемий повторно кличет детей. Тишина. Никто не встаёт.

В третий раз разозлённый он подскакивает к сеновалу и громко кричит: «Ляксандра, Адам, Яван, туды вашу мать! До ких пор я вас буду кликать? Вон, люди уже в поле поехали, а вы, сукины сыны, ещё в постели дрыхнете! Сейчас возьму кнут и справлю вам гуленьки!»

После этого братья, как перепуганные воробьи, слетают с сеновала на землю». Артемий с большой нежностью вспоминал о своём отце, при этом всегда говорил: «Земля крестьянина хлебом кормит, а он её потом поливает».

В молодости Ванюша верил в Бога, молился ему и думал, что Бог людям помогает в беде. В Черниговке была хорошая церковь, и поп был добрый. Некоторое время Ваня был кучером у этого попа и возил батюшку по другим деревням, где не было церквей.

Однажды в Великий пост поп напился при Иване до чёртиков. Самогон поп закусывал мясом и яйцами. Эта пища в Великий пост — большой грех. Переживая за батюшку и за себя, боясь божьей кары за то, что не остановил батюшку от греха, Ванюша говорит попу: «Батюшка, Бог увидит, что вы совершаете великий грех, покарает вас и мне несдобровать».

На это батюшка ему ответил: «Ванятка, не бойся за меня. Я свои грехи замолю у Бога, а ты ни в чём перед ним не виноват». Так Иван начал понимать суть религии. Она нужна умным людям для того, чтобы легче дурачить народ и управлять им. Внушение – одно из сильнейших орудий, которому подвержено большинство, живущих на Земле.

Революция одна тысяча девятьсот семнадцатого года (1917 г.) семью Шиманских обошла стороной, но горе ходило рядом.

В январе одна тысяча девятьсот восемнадцатого года (1918 г.) Евдокия родила дочь Марию. Весной во время пахоты маленькую девочку родители взяли с собой на пашни. Когда малышка уснула, Евдокия, завернула её в зипун и положила в борозду на не прогретую солнцем землю. Мария развернулась и сползла с подстилки на сырую землю. Сколько она так пролежала, никто не знает, только после этого её парализовало на левую сторону, а Евдокия совсем тронулась умом.

Осенью этого года, когда Ивану было всего одиннадцать лет, умирает его отец Артемий. Горе было великое. Жизнь иногда напоминает нам гору, на которую карабкаешься долгие годы, а скатываешься с неё в считанные минуты.

По Черниговке поползли слухи о том, что в городе японцы, но в деревне они пока не появлялись. Адам и Александр ушли в партизаны. Дома за старшего мужчину остался Иван.

Дом Шиманских стоял третьим при въезде в деревню, поэтому со двора хорошо просматривалась луговая даль. Однажды, ближе к полудню, далеко на лугу Иван заметил много людей, одетых в одежду цвета соломы. Он понял, что это японцы. Немедля ни минуты, запряг в телегу лошадь, усадил в неё Марфу, Марью, мать и повёз их в соседнюю деревню Заган, которая находилась сразу за Черниговкой. Наталья осталась дома присматривать за хозяйством.

 Не дойдя несколько вёрст до околицы, японцы развернули орудия и начали вести прицельный огонь по самым большим зданиям в деревне — церкви и школе. Школа загорелась первой. Пламя столбом поднялось высоко в небо.

Люди бросились тушить возникший пожар, но им сказали, что в школе хранился партизанский боезапас, который в любую минуту может взорваться. Всех, как метлой, смело.

Когда начали рваться ящики с патронами и здание школы разнесло на мелкие щепки, японцы подумали, что партизаны устроили им засаду, поэтому входить в Черниговку не стали, а повернули обратно.

После смерти отца братья Шиманские совместно ведут хозяйство и никаких разговоров о разделе имущества не затевают. Однажды на покосе они напали на рясные кусты голубики, которую в народе иногда называют дурникой. Иван, помня случай с земляникой, есть голубику не стал, а Адам с Александром наелись её вдоволь. Немного погодя их разобрал смех. Они катались по лугу и хохотали до одури.

Ивану показалось, что братья тронулись умом. Он вскипятил чай и стал им поить Адама и Александра. Через некоторое время братья пришли в себя и рассказали, что они побывали в другом мире, где всё в ярких, неописуемых красках.

В одна тысяча девятьсот двадцать четвёртом году (1924 г), когда Ивану исполнилось восемнадцать лет, братья ему заявили: «Иван, мать, Марфа и Мария тебе роднее, чем нам, поэтому ты должен за ними доглядывать, а мы умываем руки».

Огромный груз неожиданно свалился на голову восемнадцатилетнего Ивана. Марфа осталась в доме Александра потому, что она своей лаской и угодничеством покорила его сердце.

Иван от отца научился игре на гармошке, балалайке и мандолине. Ни одна вечеринка в деревне не обходилась без его участия. Встречался он с девчонками, но когда те узнавали о его «приданном» – больной матери и сёстрах, выходить замуж за него отказывались.

С Екатериной Замановой Иван встречался пять лет. Отгуляли заручины и наметили день свадьбы. Однажды, когда он шел домой огородами, в густых подсолнухах заметил свою невесту Екатерину в объятиях другого парня. Он не бросился в драку и не стал вспугивать влюблённых голубков, а незамеченным ушел прочь. Про себя он решил: «Я не стану связывать свою жизнь с этой потаскухой!»

Ему шел двадцать второй год. Люди подшучивали над ним: «Засиделся ты, парень, в «девках». Не пора ли тебе замуж?..»