НЕПРОСТОЙ СВОБОДНЫЙ: Из воспоминаний Осяева Ивана Даниловича

Автор — Осипович Татьяна Ивановна

Это всё быль, это мемуары моего отца 1909 года рождения.

1. Отрывки далёких воспоминаний,  яркие и неяркие теряются в туманной дымке прошлого…

… Церковный звон. Гудят колокола, где-то близко над головой. Мне полтора года, я у матери на руках, она толкает мне в рот желток яйца, мне противно, я выталкиваю языком, мать собирает на палец и снова в рот. Много собралось на Пасху народа в церкви. Это моё самое первое воспоминание о детстве.

Всей семьёй направляемся к берегу реки (Обь) к телегам. Мы переселенцы на Амур. У телег костры повсюду запах походной пищи. На обед ржаные сухари, размоченные в кипятке. Переселенцы «с достатком» варят картошку запах более аппетитный. Нас детей трое. Старший брат мой Тимофей вышел к берегу бросает камешки. Бабы идут на берег мыть котелки.

«Ба-аа-тюшки» раздаётся пронзительный вопль! «Утонул! Утонул!», истошно кричат бабы. А Тимоша уже далеко от берега. Видна одна макушка над водой. 

— Шум. 
— Крик. 
— Народ 

Отец, сбросив сапоги, пытается броситься в реку, не пускают. Какой-то рослый парень в стороне быстро раздевается и бросается в воду к утопающему. Вот он уже схватил мальчика и тонет сам. Мощный гортанный крик над рекою: «Тону, спасайте!»

Подоспела лодка, обоих втащили через борт и направились к берегу. Тимошу долго откачивали, полилась вода изо рта, наконец, он открыл глаза. 

Жив.

В этой суматохе у отца исчезли из портянок двадцать пять рублей, единственный и основной капитал, а до Амура ещё очень далеко. Всё это произошло у небольшого городка Новониколаевск (сейчас Новосибирск) в 19…..

Отец в каждом селении ходит по дворам в поисках заработка на дорогу. Ни работы, ни заработка. Мать с тремя детьми я на руках тоже ходит по дворам. 

«Подайте Христа ради»!
«Откуда ты, тётка?»
«Из Расеи мы, из Расеи!»

***

2. Протяжной, долго несмолкаемый гудок. Обед. Рабочие разбредаются по «земляному посёлку». По «инженерскому посёлку» расходится чистая публика. Технические фуражки.

Ослепительно белые кителя. Зной ужасающий. Река просто притягивает своей зеркальной поверхностью. Лениво прохлопал колёсами небольшой пароходик. На открытой палубе разноцветные зонтики.

На небольшой лужайке у реки идёт игра в крикет. Развлекаются в красивой одежде и сами очень красивые дети «чистого» посёлка. Стою в стороне, босой, штаны до пят у тех мальчиков штаны короткие до колен, я бы такие сроду не одел.

Ко мне обращаются: «Мальчик, иди сюда. Давай с нами играть...» А как играть? Игра для меня непонятная. В голове молнией пронеслась мысль, самое лучшее сейчас разжечь в стороне костер и этим обратить на себя внимание. 

Вот и костёр. Окружили. Все восхищаются, как я ловко прыгаю через огонь. Весело и смешно. Очень рад, что я с ними такими чистыми и красивыми детьми. Не заметил, что причина веселья и смеха – это мои тлевшие штаны. 

Снова порка. «Выдумщик, горе ты моё, когда же ты вырастешь?»

***

3. Мне четыре года. «Сынок, сходи за хлебом, скоро обед, отец придёт. Давай»

В пекарне двери прикрытые (не как всегда открыты настежь). Рядом бакалейная лавка двери настежь. Вернее всего зайти в бакалею и взять конфет. Попросил самых красивых в коробке, уложены в рядок.

«Ах, бог ты мой! Да как же это ты?» причитает мать. Пытаюсь объяснить, что двери в пекарню были закрыты, но… тщётно. Снова порка, вообще-то мать больно не бьёт. Реву больше для порядка. Возвращаемся вместе с матерью, отдать конфеты может, вернут деньги, вернули. Приказчик сокрушается: «Сукин сын. Одну-таки съел...»

***

4. Тяжело болеет Катя. Воспаление лёгких. Она часто просит молоко. Молока в землянке практически не было. Какие-то две барышни приносят Кате необыкновенно крупные ягоды. Это был синий дальневосточный виноград, об этом узнал через много лет. Братья с аппетитом его поглощают, радуясь, что Катя его не ест.

В очень богатой, роскошной шубе доктор Рухлядев. «Матушка успокойтесь. Поправится. Раз я пришёл, всё будет в порядке» Катя умерла. Умирала мучительно  тяжело, всё хотела сказать что-то отцу, не успела, он уже подходил к землянке, а её уже не стало.

На перевёрнутой ванне Катю обмывают соседские бабы. Волосы  Кати, густые и длинные, рассыпались по земляному полу, я сижу рядом, перебираю их и плачу. Плачу от необычной атмосферы, которая сгустилась в землянке, мать без памяти лежит в углу, жалко подвывают бабы. Мне страшно оттого, что меня оставят в землянке одного, когда Катю понесут и мне будет страшно. Всегда, когда остаюсь в землянке, один, лезу на нары, и долгими часами сижу, затаив дыхание, и прислушиваюсь к каждому шороху. Мать работала также на земляных работах, на тачке.

Так и есть. Катю выносят. Я в рёв, со мной остаётся один рабочий, даёт мне часы, не выпуская цепочку из рук. Потом он ушёл. Я под нарами, за какими-то мешками, после долгого рёва заснул. Во сне мне снится: Катя играет со мною, высоко подбрасывает на руках, как бывало…

***

5. Мост построен. Я его не помню. Помню переезд во вновь закладываемый город Алексеевск (ныне Свободный). Слева, прямо от дороги, на многие верста тянется гряда гор. Дорога вьётся прямо у подножья, широкая, укатанная. Справа от самой дороги безбрежная водная гладь. Это разлив реки Зея. 

Медленно тянет кляча телегу со скарбом. Мы с Тимошей наверху. Мать с отцом босые идут по пыли позади телеги.

Снова землянка. Прошли длинные зимние ночи и вот она, ранняя весна. Пасха. На разговение куплены фунт мяса и десяток яиц… 

Очень красивы берёзы ранней весной. Почки висят длинные как серьги. Снега почти нет. По утрам хрустящий ледок в лужицах. Вдали волны розового багульника.

***

6. Братья несут котелок на палочке — обед отцу, он — землекоп. Роет канавы по бокам будущих улиц. Мы весело подпрыгиваем в такт пробуждающемуся весеннему ритму. Вот и пробежал бурундучок, мы за ним, нога цепляется за какую-то ветку…

Котелок перевернулся. Суп лапша в пыли. После перебранки кто виноват? Тимоша предусмотрительно возвращается домой. Я собираю лапшу горстями в котелок и несу отцу.

«Ах, сынок, сынок молодец ты у меня. Спасибо покормил отца и что с тебя будет, когда ты вырастешь?» — говорит отец, выбирая с обеда комья земли.

***

7. Родилась сестрёнка, в честь покойной назвали Катей. Кумовья Мультан также живут недалеко в землянке. Они строят дом, на главной улице, очень хороший и большой. Отец строит дом тут же у нашей землянки. Плохонькой, каркасно-обшивной, кроется дранкой. У Мультанов в землянке я изображаю техника,  времён строительства Зейского моста. Катя копирует походку и даже как он сидит. Все смеются. Отец говорит, что был такой техник, всё похоже. У Мультанов сын Вася мой сверстник и товарищ. Вскоре он заболел и умер. На меня это не произвело никакого впечатления.

***

8. Идём втроём за хлебом. Катя у Тимоши на руках, в маленькой ручонке коробок из-под спичек, там деньги. Пришли в булочную с пустым коробком. Дома буря, мать плачет, отец ругается.

***

9. 1914 год. Война. Отправка на фронт. Слёзы. Причитания. Мать плачет. Где-то играет гармошка. Мы на вокзале. Натужно пыхтит паровоз. Отец приобняв меня на перроне спрашивает: «Сынок, что тебе купить?» Я отвечаю: «Тетрадку и карандаш. Я учиться буду» Покупает и приговаривает: «Молодец сынок. Учись. В жизни поможет». При трогании поезда с места сплошной всенародный плач.

***

10.  Плохо, когда ты не русский. Смеются, дразнят.

— Мордва — с трубкой два, с табаком четыре!

Школу надо выбрать где-то подальше, где бы не знали что я не русский. Принимают с восьми лет. Мне шесть лет, а сказал, что восемь, поверили (из-за роста).

Я ученик. Школа имени Гондати.(губернатор). Большинство учеников в форме, я, как и меньшинство одет, в чём попало, но бос я один. Возможно, поэтому  и бос, что дома не знают, что я школьник.

Кончилась моя затея плохо. «Все — на воздух! Все — на воздух! В перемену сидеть в классе нельзя» — кричит наставник. Дежурный проветривает класс.  

«А ты, почему не выходишь?» — спрашивает наставник.

«Холодно»

«Как холодно, вон из класса. Ба, да ты бос. Как же ты пришёл?»   

Отвечаю: «Когда я шёл, такого снега не было, были только крупинки» 

В учительской важный господин с закруглёнными усами спрашивает: 
«Фамилия?» 
«Осяев» — отвечаю я.
«Звать-то как?»
«Иван» отвечаю я.
«Где твой отец?»
«На фронте» — гордо отвечаю.
«А мать?»
«Ступай, мальчик, домой, расскажи всё маме»

Страшно стыдно. Вся школа высыпала на улицу и провожает меня глазами, идущего босиком по снегу. Какая-то девочка громко заплакала. Прикрыв лицо тетрадкой, чтобы не было видно слёз, я побежал.

Дома, уже положив голову на колени матери обо всём рассказал.
«Да как же ты сам, сыночек, записался в школу» — спрашивает мать.
«Мама, очень хотел, обещал отцу, всё равно буду учиться»  — отвечаю я.

11.  В соседней церковно-приходской школе — хуже. Ребята, в основном, из рабочего посёлка, с дисциплиной — проблемы.

Знают, что я не русский, дразнят. Но зато я — настоящий школьник. Посоветовали не срывать меня со школы, несмотря на мои шесть лет, учтя моё такое стремление к учёбе. Ростом был не то, что меньше других, но больше некоторых. Хотя по развитию, очевидно, не превышал свои шесть лет. На большой перемене на гимнастический двор я один выходил с лоскутной сумкой, где у меня был хлеб и бутылка молока, боясь, всё это оставлять в парте, чтобы не украли. Всё это очень веселило окружавших меня мальчишек. Я обут. Знакомая учительница подарила мне свои ботинки, они на каблучке, но ходить можно.

«Царь небесный, утешитель души истина» — дежурный читает молитву. Все крестятся. Это перед занятиями. После занятий весь класс поёт хором: «Достойно ести».

Учитель впереди. В каждом классе громадный иконостас. В коридоре на стене лубочная картина на тему «Вещий Олег».

***

12.  В учительскую доложили о нецензурном выражении одного из учеников. Наказание зависит от характера выражения. В гробовой тишине фискал, выйдя вперёд, громко повторяет нецензурное слово.

Батюшка определяет меру наказания. Полтораста поклонов.

Виноватый подходит к иконостасу, становится на колени, крестится и после каждого раза кланяется. И так, чтобы слышно было удар лба об пол. Дежурный считает, на это идёт добрая половина урока. После этого провинившийся с шишкой на лбу идёт за родителями.

За плохое поведение всегда наказание поклонами. За неуспеваемость наказание «без обеда» имеется в виду учить уроки. Виновные остаются после занятий, школа закрывается, сторож откроет дверь через время, указанное директором. Учить уроки, конечно, не придётся. По установившейся традиции младшие классы возят на себе вдоль коридора оставшихся без обеда старших. Сопротивляться бесполезно, если особенно большой верзила, его возят двое.

В классе строжайшее распределение учеников по успеваемости. Отличники сидят впереди, перед учительским столом. Второгодники на «Камчатке». Второгодник, получивший плохую отметку за первую четверть — исключается из школы. Все отстающие, в стороне, на отдельных партах. Их никогда не вызывают к доске, при посещении класса инспектором их заранее выпроваживают из класса.

Каждый великий пост, говенье, построившись попарно, ходим в церковь, там выстраиваемся: мальчики — справа, девочки — слева.

Испортить воздух особенно со звуком – особый шик. Автора обнаружить невозможно – он особенно усердно молится с постным лицом. При исповедовании с подноса можно брать сдачу. Здесь заработок, положишь две копейки — сдачу возьмёшь гривенник.

***

13. Читать научился до школы в пять лет, в школе хорошо научился и по церковно-славянски. В Великий четверг на всенощной в церкви, громко на всю церковь читаю евангелие — «Двенадцать апостолов», аналой высокий и мне ставят под ноги скамеечку. Мать гордится, когда ей знакомые говорят:  «Ваш Ванька вчера читал – «Двенадцать апостолов».

***

14. В школе молебен, приехал генерал-губернатор Амурской области Гондатти, небольшой старичок с голой головой, лицо монгольского типа. Безрукавый, черный плащ накидка с золотыми застёжками, на которых выдавлены головы львов. Обошёл наш строй, от него пахнет духами. Тихий добрый голос. Свита сверкает эполетами и аксельбантами. Молитву читал лучший ученик школы. Всей школой пели «Боже, царя храни»

***

15.  В торговом местечке Суражевки в подвале большого магазина забаррикадировались какие-то люди, говорят, «политические». Полицейские спускаются туда и не возвращаются. Всё это надо увидеть, после школы туда (по дороге туда — шесть вёрст). Действительно здание оцеплено, но не полицейскими, полевой жандармерией.

На другой день спросили об этом учительницу. Она сказала: «Это не наше с вами дело. Наше дело — учить вас, а ваше — хорошо учиться». Шёл 1916 год.

***

16. Ранее очень морозное утро. Ещё темно. Рождество, скорее бы зазвонили, надо первыми ворваться в богатые дома, славить Христа – больше перепадёт.

Две группы, каждая со звездой, дежурим у парадного хозяина большого магазина. Колокол зазвонил, конец заутреней, врываемся на веранду одновременно обе группы, свалка, драка. Выходит хозяин со смехом всех вводит в зал. Все хором славим! Он щедро всех одаривает.

В доме сапожника, хозяин уже сильно «разговлевший» завёл в кухню — «Славьте». Спели, завёл в столовую — «Славьте». Опять спели, тогда он повёл нас в спальню – «Славьте». Вмешалась хозяйка, одарила нас полтинником (это хорошая сумма для пяти человек) не очень вежливо выпроводила, а с ним пообещала поговорить потом без нас.

***

17. За школой под горой в лесу полуземлянка, здесь живут Гаврюхины Римма и бабушка. Гаврюхин часто пьяный таскает за волосы свою жену Римму по земляному полу. Мы — ребята  — иногда у них пилим и колем дрова, расчёт картофельные шаньги. 

Дальше в кустах хибара Скаредовых. Большая семья. Хозяин уехал по деревням. Меняет на муку сапожную продукцию своего изготовления. Деньги тогда не ходили. Прослышал в школе, приехал хозяин, и ночью им в окно бросили бомбу. На перемене бегом туда, окна выбиты, по  стенам кровь и прилипшие куски человеческой плоти, белые-белые. Пострадали все, кто насмерть, кто без рук, кто без ног, кроме мальчика восьми лет не получившего даже царапины. Было брошены две бомбы. На полу расплывшееся окровавленное тесто — дождавшись, наконец, мужа хозяйка на завтра завела квашню...

***

18. Гражданская война. Партизаны, в лесу можно найти любое оружие. Однажды нашёл много патронов. Половину отдал отцу, на базаре в обмен на одну обойму патронов охотники дают тушу дикой козы. Вторую половину мы с Тимошей спрятали для обмена на свои нужды. Однако брат меня перехитрил, у него стали появляться всякие безделушки, липучками (конфеты) всё время меня угощает, пока до меня дошло — в тайнике нашем было уже пусто. Да ладно, надо было всё отдать отцу.

***

19. Со мной за партой сидит Витька Калин. Его часто отец бьёт и выгоняет из дома, несмотря на мороз. Ночует он по чужим дворам в собачниках. Как–то я встретил его в заморозки на убранном нашем огороде. Ест оставленные жёлтые потрескавшиеся огурцы, говорит, что этим питаться можно с голоду не помрёшь и говорит, что его не выгнал отец, а сам ушёл. По нему было видно, что не сам. Мы начали играть в лапту, не задерживая его, он портил настроение, старческие складки у рта, вечно мокрый нос, грязные взлохмаченные волосы и дурной запах. Пошёл он по огородам, пустырям один, голодный, никому не нужный мальчик постоянно нагибаясь, будто, что-то потерял на земле: « всё равно с голоду не помрёшь» В школе за партой я остался один, его учитель вычеркнул из списка и никто не спросил, что с ним. У меня вдруг появилась такая острая жалость к нему, что дома залез на чердак и немного всплакнул.

20. Егорка Хабаров мой одноклассник, часто сидит дома, он на два года старше меня, но простоват. Ему часто на праздники отец даёт деньги (у нас в семье это принято два раза в году на Рождество и на Пасху), он их носит в кармане рубашки и хвалится. Я тотчас зову его играть «на песок» (песчаный карьер неподалёку) и затеваю хождение на головах. Потом мы долго ищем его деньги в песке, хотя они давно у меня в кармане.

21. Летом модно лазить по бахчам за городом, хотя они и охраняются сторожем, вооружённым дробовиком с солью. Очередь моя. Перелезаем через колючую проволоку, арбуз необычайно громадный, «по-пластунски» рискуя, получит соль в зад, я добрался до него и, не в силах оторвать, уволок с ботвой. Разбили. Всё необычайно. Есть нельзя, единственный среди нас хохол уверял, что действительно «гарбуз» и на Украине с него варят кашку. Потом разобрались. Вся разница в языке, наш арбуз по ихнему кавун. Я, было, полез драться, ведь это он мне указал из-за проволоки на этот  «гарбуз».

22. Уставшая деревня спит глубочайшим сном. Месяц бледный, торжественно величавый медленно плывёт по тёмному своду неба. Мы на рыбалке с ночёвкой, на реке Ракушка у деревни Черниговки, что в двенадцати верстах от города. Холодно. Костёр погас. К удочкам подойти страшно. С зарею смелеем, разжигаем костёр, рыбачим, улов иногда чисто символический. Голодные плетёмся домой (хлеб давно съеден) попутно на озёрах и реке проверяем чужие переметы и закидушки.

23. Революция! Сняли царя. В учебнике по истории Рождественского на последней странице портрет Николая! Я аккуратно под линейку карандашом нарисовал на нём решётку. Беседа у директора. Проверяют в классе все учебники. Решётка только в моём. «Отбил» двадцать пять поклонов.

24. Рядом с нашим домом, дом подрядчика Баркова. Старший сын Николай приехал с фронта, прапорщик. Затем ушёл в «сопки» бить красных. Привезли изрубленного, полголовы в чалме из бинтов. Очень торжественные похороны. Духовенство, оркестр, легковые автомобили. На кладбище его портрет под стеклом. В первую же ночь, стекло было разбито, портрет изорван – говорила его мать.

25. Выбрали судьёй Верховодова. Бедная лачуга на окраине. Неграмотный старичок.
        « Мы к тебе Прокоп. Рассуди ты нас» — обращаются бабы.
        « Сейчас сяду. А вы ( к детям) пошли вон на улицу» — говорит Прокоп.
        Ставит посреди хаты табуретку, садится: « Слушаю Вас, бабы»

26. В школе прекращены занятия. Строем на вокзал. Атаман Семёнов проездом. Сверкающие синие вагоны. Духовенство, оркестр, местное купечество. Стройный, красивый, подтянутый с тёмной прядью волос, этак лет под сорок. Особенно мне запомнилась его шашка, ладно вписанная на тёмно-синих брюках галифе.

«Ираида Денисовна, а почему такая узкая шашка?» — спрашиваю я у своей учительницы. «Это парадная шашка, личный подарок императора» — отвечает она. Необыкновенно длинная, золочёная рукоятка и золоченые шнуры – впечатляет. 

Летом в нашей школе семёновский полк. В большинстве украинцы. О партизанах рассказывают с мистикой: « Идём по сопкам, а внизу хата, спускаемся,  а хаты нема». Собираются в круг во дворе школы и поют: « Как ныне сбирается вещий Олег» притопывая ногами.

27. По городу идут слухи, что семёновцы безобразничают. Один солдат привязался к жене сапожника Барабаша, смазливой бабёнке (наши огороды соседствуют). Пришёл к ней в дом и с мужа снял сапоги. Она пошла в часть и так заявила командиру: «Были большевики, были партизаны, помучались мы с ними. И вот дождались Вас, свои пришли, а что же Вы делаете, господин офицер!» 

Всех построили на плацу, предложили указать на виновника скандала. Внимательно всматриваясь в напряжённые лица солдат, медленно подняла руку и указала на раскрасневшуюся нагловатую физиономию одного из них. Его тут же подхватили, подвели к турнику, руки привязали на разные кольца и методично с двух сторон забили шомполами до смерти. Отвязали от турника, и он упал мешком, лицом в сухую выжженную траву. Всё это произошло перед строем солдат, а мы всё это наблюдали, через высокий штакетник.

28. В городе красные. В сопках непрерывный гул орудий. Говорят, семёновский полк разбит. Красные одеты плохо. По дворам не ходят, ничего не забирают. В школе постоянно проходят собрания. Я учусь уже в гондатьевской школе, откуда когда-то бежал босиком по снегу. Отменили ученики общим голосованием алгебру и физику. Как наиболее трудные предметы. Ходят по школе, распевая:
    «Физика за гробом шла,
      Плача и рыдая,
      Прощай, алгебра моя,
      Прощай, дорогая»

29. Красные ушли в одну ночь. Прибывают японцы. Мы с ребятами ждём их на вокзале. Вокзал из двух зданий. Для чистой публики и для прочих. В момент прибытия состава я был у дверей вокзала для чистой публики. Из поезда высыпали японцы. Все на одно лицо, как братья близнецы. Офицер у дверей выпускает публику по одному, проверяя документы. У кого их нет, солдаты отводят в сторону. Каждой даме в дверях улыбаясь очень вежливо, повторяет одно и то же  нецензурное слово. Наши постарались, научили языку.

30.  Позже мы всё время толкались у эшелонов. Забита ими была вся станция. Японцы нас угощали, учили курить и ругаться по-японски, а мы их по-русски. Очень смеялись, что мы их не различаем. Я, например, ни разу не узнал своего вчерашнего «приятеля». Много беседовали и шутили: «Русского убить просто, можно не целиться, он большой» — говорили они. Мы не отставали: «Японца ещё проще, ружья не надо, можно просто палкой, японцы маленькие...»

31. В школе переписывают беднейших – японцы оказывают им помощь. Рекомендуется взять санки. Мы с другом попали в списки, взяли санки и поехали с японцами на автомашине. Нас привезли к бывшему красноармейскому складу. У каждого стола японец отмечает на наших бумажках с иероглифами,  Выдаёт: свечи стеариновые, подметки на сапоги, рыбу кету, сахар, мыло, крупу, макароны, спички, табак  вообще всё, что лежит в запасе в красноармейских частях, не успевших вовремя всё это забрать. Жест японцев к населению. Санки полные. За сараем я говорю другу, чтобы он постоял здесь и с пустыми санками пошёл по второму кругу, предварительно стерев резинкой «птички» над иероглифами. Прошёл полкруга, один японец заподозрил, бумажку на свет и ко мне со своей маленькой винтовкой с кинжалом на конце. Машет перед носом, кричит, лицо зверское (а уже слухи были, как они запросто кололи людей). Я страшно испугался и громко заревел. Бежит офицер, солдат руки по швам, докладывает ему, суёт бумажку мою. Офицер не посмотрев, скомкал бумажку и бросил в снег, злобно, что-то выговаривает солдату и отобрав у меня полученное, слегка даёт коленом под зад и выпроваживает вон со склада.

32. «Итак, если в треугольнике один прямой, то два другие вместе составляют 90 градусов» — говорит преподаватель Юшков, он же заведующий школой. Когда-то был городской главой. Белый – это всем известно. Ясный морозный день. В классе окна большие. Учитель замолк и уставился в окно. Мы тоже...

Японцы ведут русского. Руки связаны сзади, в белье. Босой. На две головы выше их. Японцы, а их человек десять, со своими маленькими винтовочками со штыками – кинжалами наперевес. Известно, что ведут в овраг, там расстреливают. Учитель не закончив урок, ушёл до звонка.

33. Отец, Тимофей и я на сенокосе. Всегда работаем дотемна. Затем ужин у костра. 

Подходит человек, просит разрешения обсушиться. Говорим, что можно для доброго человека. В разговоре отец не знает, как к нему обращаться. Бывали случаи, что за слово «товарищ» человека расстреливали. В городе, то белые, то красные. Канонада в сопках, стрельба по ночам на улицах обычное явление. В беседе выясняется, что он сбежал с потопленного  партизанского парохода «Мудрец» вернее выплыл.

«Когда пароход стал тонуть, капитан дал команду, вроде спасайся, кто, как может, и открыл кассу, я взял и вот выплыл» — поведал таинственный незнакомец. Затем он достал из сапог приличную пачку керенок и разложил их на поленья для просушки. Ночью он ушёл и дал отцу одну керенку сто рублей.

На реке Зея, в городе Н, на одном берегу стоит крест погибшему пароходу «Мудрец», на другом берегу, в черёмухе стоит крест погибшим партизанам с парохода «Мудрец». В мелководье, глубоко набрав воздуха и нырнув  в голубую бездну реки можно прикоснуться к трубе парохода, мы по молодости это проделывали. 

Все события 1918 года отражены в книге И.В. Парамонова «Пути пройденные» .1970. Москва  стр. 181:

«В сентябре 1918 года началась эвакуация (из Благовещенска). 15 сентября 1918 года флотилия из 12 пароходов и 18 барж гружённых оружием, продовольствием и войсками, под покрытием канонерской лодки была отправлена вверх по реке Зея. 18 сентября у города Свободный пароходы приняли бой, один пароход затонул вместе с ротой солдат. Остальные захвачены японцами»

Более чем через полвека, точнее пятьдесят два года и именно, когда издавалась цитируемая мною книга – я побывал на своей родине, в 1970 году. Вместо креста тех времён стоит памятник.

Табличка на памятнике: «Здесь 19 сентября 1918 года японскими интервентами затоплен красноармейский пароход «Мудрец». Я долго хранил заметку из газеты «Известия» (пишу я эти строки в 1976 году). Пока не потерял. Небольшая заметка «Найден легендарный корабль», где описано как его нашли водолазы. Самое интересное — "найден", а в моё время всем было известно, где он лежит. 

34. В сопках орудийная канонада. В городе много японцев. Верховые с биноклями разъезжают в окрестностях. Каждого въезжающего в город обыскивают. Сено или траву прокалывают штыками. Есть и американцы. Необычно видеть ихних военных в шляпах. Благородная публика, врачи, учителя, агрономы  уезжают в Харбин.

35. Весной в школе выставка. Я вылепил Собакевича, поедающего рыбу и поглядывающего на блюдо с бараном. Всегда толпа у моего экспоната. По окончании школы в свидетельстве в графе особые наклонности, записали: скульптура. Это меня как-то подстегнуло, и я ещё долго лепил, потом забросил. Увлёкся рисованием, особенно техническим. Бывало учитель на отдалении, показывает ученикам две географические карты, типографическую и мною нарисованную и предлагает ученикам, указать, которая моя. Не всегда указывали. По рисованию у меня пятёрка, учитель как-то сказал: «Ты наверно будешь чертёжником».

36. Отец с войны вернулся в 1917 году. Привёз винтовку. Патроны у нас с Тимошей были спрятаны. Мы взялись упражняться с этой винтовкой, пока у нас её не отобрали и больше мы винтовки не видели.

Отец поступил в охрану на железную дорогу. Работа не понравилась, и он уехал куда-то на заработки. Я поступил к кулаку Сбитневу в работники. Дом Сбитнева находился в деревне Рожково, что в десяти километрах от города. Проработал неделю и сбежал, было очень тяжело. Работать от зари до зари, а ночью пасти лошадей, последнее считалось отдыхом. Кулак (а вернее середняк) обеспокоенный приехал к матери с сообщением о моём исчезновении, мать притворно сокрушалась, а я в это время сидел у себя на чердаке.

37. Вернулся отец. Летом отец делает бороны, а зимой сани и возит этот товар по деревням в обмен на хлеб. В лесу мы с отцом построили «смоляной заводик», гоним смолу. Отец поставщик шишек, а я технолог, варю смолу. От усталости иногда засыпаю (печь нужно топить с неделю круглосуточно). Подъезжает отец и будит меня вполне приличными, заслуженными оплеухами. Заряженную печь никоим образом нельзя допустить, чтобы она потухла. После перегонки печь тоже должна остывать с неделю, а потом уже выбирать с неё уголь. Надо смотреть за печью, через четыре дня отец лезет на выгрузку угля, а я сверху ведро за ведром поливаю его водой.

38. В городе организовалась коммуна, с самого как говорится «люмпен-пролетариата», наш завод отобрали в коммуну, а поскольку на нём надо работать, то в скором времени завод прекратил своё существование, кирпичи с разобранной печи кому-то продали. Мы посеяли хлеб, три десятины. Пшеницу отец реализовал, взамен купил отдельные части молотилки. Молотилку собрали, на приводной ремень средств не было. Вили из конопли верёвки, из верёвок плели ремень пеньковый. Где-то за городом отец вошёл в компанию с хозяином маленькой водяной мельнички. Колесо будет крутиться, жернова и молотилка будут работать. С месяц занимались реконструкцией. В результате водяное колесо не потянуло ни жернова ни молотилку, затем, как всегда всё это было конфисковано в коммуну.

Отец уезжает на рыбные промыслы в Николаевск на Сахалине. Мне предложено прекратить «гонять собак», т.е. пора учиться или найти работу все мои сверстники давно работают, Тимоша тоже, служит телеграфистом. «Ты видишь вас у меня пятеро»- говорит отец. Если к моему приезду ты не найдёшь работу, то через 24 часа покинешь дом. Отец своё слово держал твёрдо.

На лето 1925 года я поступаю в работники в компанию частников «Мультан и Елтышев». Они держат перевоз через реку Зея, как раз у того места, где затоплен пароход «Мудрец». Плата 50 коп. в день на хозяйских харчах. Кроме того, я как самый грамотный из работников, всё- таки семь классов, обязан был каждый вечер подсчитывать выручку, она составляла 150-200 рублей в день. Работников было 8-10 человек, можно представить прибыль хозяев. Правда, они построили дорогу, подъезд к перевозу и два моста. Кроме парома, было пять лодок. Основная моя работа — лодочник. 

Надо сказать, что Мультан и Ельташев ещё занимались и контрабандой. Мне предлагали принять участие – обещали золотые горы. Но я наотрез отказался. Мне уже было 16 лет и семилетка. И я ясно представлял себе, где белое и чёрное. Контрабандисты тех врёмен уже были вооружены автоматическим оружием, в частности пулемётами.

Я настолько в совершенстве овладел искусством управлять лодкой, что позже лет через десять, я благодаря, этому искусству спасся от участи быть утопленником. Дело было в Казахстане, в Кокчетаве, на озере (мелкое 3-4 метра глубины, но вполне достаточно чтобы утонуть, а по площади – берегов не видно). Как-то рано утром сел в лодку и решил проверить сети, предварительно расставленные вечером на озёрную рыбку, но неожиданно погода испортилась, налетел шквалистый ветер, а я уже был достаточно далеко от берега надо было срочно принимать решение. Работал тогда инженером дистанции пути, вся контора прибежала на берег и как же они были поражены, когда увидели, что лодка метра на четыре выброшена на песчаный ветер, а я спокойно отвязываю себя от поперечен. Цел и невредим, правда, без обуви, с которой распрощался ещё на середине озера.

Но это отступление от темы. А так я проработал на перевозе, мне вместо 50 коп., согласно договора, заплатили по 75 коп. за особое старание. Я на свой заработок купил шаньги. Тимоша дал мне брюки и гимнастёрку, и я поехал во Владивосток поступать в Ф.З.У.

39. Вот оно, море. Как всё не похоже на описание в книгах и учебниках. Мутная, грязная вода с сероводородным запахом. Диковинные океанские пароходы. Каждый пароход, в зависимости от принадлежности к государству, покрашен в свой цвет. Русские серо-стального цвета. Толчея шум и грохот в международном порту подавляют, чувствуешь себя маленькой затерянной песчинкой. Нарядные толпы на главной улице города, сверкающие магазины. Трамваи, лотки, кафе, кондитерские, фрукты всего южного полушария и всюду китайцы, китайцы. Владивосток город в горах. Улицы разбросаны по сопкам и вечером, словно изумруды сверкают огоньки от лампочек вдали от моря.

Железнодорожная станция перед городом Угольная, 26 верста, Седанка, Океанская, Чёрная речка, Вторая речка, Первая речка (это уже в городе). Поезд идёт как по аллее, вверху растительность сомкнулась. Белоснежные виллы, богатые дачи. Роскошь. НЭП. 1925 год.

В городе много морфинистов и опиокурилен. Иногда можно видеть по утрам как ломовые везут пачками трупы умерших за ночь морфинистов и опиокурильщиков.

Гулко ухают тяжёлые железные двери в пустующих крепостных казематах на Сапёрной горе. Двери, сохраняя вечный закон инерции, спокойно висят здесь на ржавых петлях с времён русско-японской войны, но если нескольким человекам дверь открыть и с силой захлопнуть, то гулкое эхо раздаётся по всем бетонным лабиринтам подземелья. Говорят, что здесь даже на случай войны, был сконцентрирован продовольственный запас для армии, который можно было использовать как минимум год.

Вдали внизу город. Справа, в виде громадного залива (целое море) бухта – Амурский залив. Прямо бухта Золотой рог. Часть города, уходит далеко между бухтами – Эгершельд. Район города слева – Гнилой угол, такое название потому, что с той стороны всегда дуют муссоны, отчего все медные вещи в квартире коррозируют.

40. Вечный закон притяжения нашего спутника Луны даёт себя знать у берегов океана. Регулярно, через шесть часов, приливы и отливы поражают моё воображение, начитавшегося о морях по романам Жюль-Верна.

В метрах ста от берега в бухте Амурский залив, огромный скалоподобный камень. Я обратил внимание, что во время прилива его не затопляет, а во время отлива камень оказывается на суше.

Моя фигура маячит на камне. Прилив далеко отодвинул берег. Прибой вдали, слышен глухо. Лунная ночь. Впереди, в безбрежной дали Япония. Моё воображение рисует яркий солнечный день, низкие едва не стелющиеся по земле японские сосны, рисовые поля, рикши, вывески с иероглифами по вертикали (это можно видеть и во Владивостоке). Долгие шесть часов до отлива я сижу на камне. Но главное, я  поглощен другим, я страшно нуждаюсь в одиночестве, я отрешён от мира, мои мысли летают где-то далеко. Надо заметить, что в минуты душевного одиночества частенько приходил к этому камню.

41. Вскоре стал учеником ФЗУ, несмотря на выдержанный экзамен, сразу не был зачислен. Переросток. Принимают до 16 лет, а мне уже 17 лет. Помня слова отца, который уже конечно уже вернулся домой с заработков, домой ехать я не могу. Пробовал искать работу, в порту, на конфетной и табачной фабрике и т.д. Не выходит. Безработица. Три ночи ночевал под лодками. На берегу бухты, ловил и ел крабов меня от них рвало, я не знал какие части можно есть, а какие нет. Обессиленный, попросил у ребят разрешения ночевать у них в комнате общежития. Мне разрешили с условием приходить и уходить из комнаты затемно. Хлеб в столовой у них без нормы и они мне тащили куски хлеба.

42.Вообще-то поступать в ФЗУ я поехал через Тимошу ( он тогда уже был начальником разъезда Бюрокан). Так как отец был лишенец, т.е. лишён прав голоса и из-за него мне все дороги были закрыты. А лишён он был по причинам: домовладелец и занимается частным предпринимательством; делает сани и бороны; гонит смолу и.т.д. В результате отец дом (его назвать домом можно только в кавычках) бросил и занял великолепный пустующий особняк агронома Герасимова, сбежавшего в Харбин. Домов пустых было много, вся интеллигенция разбежалась. Дом наш пошёл соседям на дрова. Отец перестал быть собственником и поэтому восстановился в правах.

Тимоша, хлопоча перед управлением о приёме меня в ФЗУ, одновременно предлагал мне у себя работу стрелочника. Я не поехал. И главным образом потому, что считал себя образованнее брата и работать у него в подчинении не хотел. Эта моя бродяжья жизнь тянулась недели три. Меня страшно одолели вши, в уборных я раздевался догола и с одежды сбрасывал вшей горстями. Если бы об этом узнали ребята, то они, несмотря на дружбу, ночевать меня в комнату не стали бы пускать. Я не находил себе выхода, очень обессилел и уже подумывал не покончить с этим делом сразу… Судьба смилостливалась – из Хабаровска пришла телеграмма зачислить меня в ФЗУ, как исключение, вот что сделал для меня Тимоша.

Ребята мне начали говорить, что я колдун, как мог предвидеть и что-то предполагать….  В этот день так разошлись нервы от всего пережитого, что я не находил себе места. Нужно было радоваться, а на меня нашло какое-то дикое опустошение. Вечером как всегда пошёл к камню искать духовное утешение.

43. Школа и общежитие в одном здании. Классы от жилых комнат разделены спортивным залом, он же и клуб. Занятия 4 часа в классе и 4 часа в мастерских или на путях. Подъем в 5 часов утра, на сборы, завтрак и проход в мастерские 30 минут. Ровно в 5ч.30мин  заработают все трансмиссии, и за опоздание  взыскивается, очень строго. В столярном цехе неудавшуюся табуретку мастер ломает на глазах ученика. Материал строго лимитирован, это чтобы не ускользнула от мастера испорченная деталь. Переделка, повторная заготовка снижает оценку.

У большинства и у меня уже распухли руки от тренировок по ЦИТ ( Центральный институт труда). Не редкость — летит в воздухе стамеска – это мастер запустил её в провинившегося ученика. У меня наибольшие успехи по кузнечному ремеслу.

44.Любимое развлечение у нас, «фабзайцев», болтаться по бухте Золотой Рог. Вот стоят японские суда с преобладающем желтым цветом, норвежские ослепительно белые, русские серо-стального цвета. Ледоколы «Добрыня Никитич» и «Алёша Попович». Порт Владивостока замерзает, и поэтому зимой  работают ледоколы. Подавляя все суда своей громадиной, пришвартовался русский океанский пароход «Трансбалт»; он пришёл из Одессы, привёз 30 тысяч тонн рельсов и 30 тысяч тонн сахара.
          

« В далёкой гавани
              Зажглись огни.
              Мой скромный мальчик, 
              Ты не грусти»
Это одна из песенок, которую мы пели под рояль в одной роскошной квартире, куда нас завёл местный «фабзаец» т.е. житель Владивостока. Я оттуда ушёл досрочно. Не понравилось, что очень красивые девушки курили, а потом начали выпивать и выражаться нецензурно и наконец, завели пластинку из Харбина, где пелось такое, что я сразу понял, я попал не туда и дёру.

45.На сапёрных горах, я о них упоминал (где крепости) вечер в воинской части. Кто-то над кем- то шефствовал, не то наша школа над ними, не то они над нами. Вот здесь я и увидел девушку, которая перевернула мою жизнь. Я в этом убеждён и сейчас в старости. Конечно, это была первая любовь, платоническая, даже тогда старомодная. Она была старше меня. Спортсменка, инструктор-спорта,  работала в паровозном депо. Из-за неё я начинал вести дневник, написал десятки тетрадей и всё о ней. Я чувствовал, когда она в парке или где-то на вечере и мечтал, мечтал о встрече с нею. Я часами просиживал на камне в бухте Амурского залива во время прилива. По окончанию ФЗУ, работая на разъезде Юхта, я проходил 26 вёрст пешком зимой на почту, чтобы получить от неё письмо, даже не зная, есть ли оно на почте, а я иду. 

Вот тогда в Юхте, зимой при луне видел, как сверкает снег разноцветными всевозможными оттенками. В морозную ночь между елей и на полянках снег не только сверкает, но и горит разноцветными огнями: красным, синим, зелёным, фиолетовым, голубым. Волшебный сказочный ковёр. Одному в лесу в морозную ночь не страшно. На душе легко, я в каком-то фантастическом экстазе, всюду меня сопровождает её образ. В таком состоянии люди гибнут или свершают великие дела. Это продолжалось у меня пять лет. Почему первая моя любовь была такой не естественной, я не знаю. Возможно тут виной Фет, Надсон, Тургенев, Шиллер, Михайлов.

46. В переписке я был аноним. Подписывался фамилией Цехович ( был такой друг, на случай если мне не дадут письмо на почте «до востребования». И всё потому, что моя внешность – это мой злой рок на всю жизнь. Я считал, что если она узнает, что это тот, на котором она остановила свой долгий взгляд и даже срывалась в физупражнениях при моём появлении – то мне конец. Я перестану получать от неё письма.

Уже в Сибири в Омске, будучи студентом, я получил от неё решительное письмо, с требованием, в конце концов, через пять лет назвать себя. Я так и не решился назвать себя. ( Да, она просила мою фотокарточку.) Я выкрал у одного из студентов его фотокарточку, считая его очень красивым, и послал ей с письмом, из нескольких листов. Там было моё самое полное объяснение в любви, в общем, всё то, чему я обязан ей, вдохновившей меня на любые подвиги.

Ответа я не получил. На этом закончился мой пятилетний роман, выходящий за все рамки естественных увлечений. Знаком с ней я не был. Ни одного слова лично не сказал. Вера Ефименко -  жива ли она сейчас. Если жива, то, конечно, дряхлая старушка. Мне уже 68 лет, а она была старше меня лет на пять. Интересно сейчас при встрече вспомнить о безвозвратном прошлом.

Так прошла моя первая любовь. Неестественная платоническая, но она много мне дала в жизни. Я стал духовно чище и возвышеннее. Спасибо, тебе Вера!

47. Глеб Вершинин. Ученик паровозного отделения, исключительно красивый мальчик (17 лет) музыкант. Живёт с мачехой. Отец главбух дистанции пути, мать в 1914 году, бросив его, уехала с американцем в Америку.
«Скажите, Глеб, вы так и не помните совершенно свою мать?» — спрашивает красивая белокурая девушка. 
« Как же мне её помнить, если она нас бросила с отцом, когда мне было полтора годика» — отвечает Глеб.
« Как это печально, Вот у меня хорошее детство. И сейчас я живу прекрасно, но всё это внешняя сторона».
« Нет,  Женя это не внешняя сторона. Внешним остаётся только то, что вы исключительно красивая девушка. И вы так обеспечены. Вас окружает роскошь и красота. Вы умная и особенно, что самого ценного в человеке, это умение понимать музыку. Вы её понимаете, а это дано не всем»

Женя грустит. Её голубые глаза выражают печаль. Она о чём-то думает. И что из того, что её отец имеет меховой магазин? Не радует и автомобиль, купленный ей отцом ко дню рождения. Не увлекает и яхта, названная её именем «Женя», на которой она любит пересекать серо-зелёные волны залива. Она дочь нэпмана. Семья понимает, что здесь ничто их не ждёт хорошего и готовится к отъезду в Америку. 

48. В школе вечер. Обязательный номер «Бим-Бом» исполняемый Валей Бовнисом  (погиб в 1937 году) и Вилановым Владимиром – судьба та же. А сколько моих друзей вот также погибли на лесоповалах, в застенках, на полях Великой Отечественной?  Трудно даже сказать, кто остался в живых? В молодости об этом не задумываешься, жизнь кажется вечной.

49. Я по окончании ФЗУ, проработав 10 месяцев, поехал в Омск, поступать в техникум. В одном вагоне оказался с с Глебом Вершининым. Он ехал в Москву, как оказалось за визой, она тогда стоила 200 рублей. У матери Глеба умер муж. Детей не было. Наследство: сталелитейный завод в Чикаго и табачные плантации в Виржинии завещались Глебу. Мать, через посольство нашла его адрес в России и выслала за ним собственный пароход во Владивосток (стоял в бухте Золотой Рог). Глеб, получив визу в Москве, намеревался на этом пароходе уехать к матери. Потом из переписки с друзьями из Владивостока, я узнал, что он действительно уехал.

50. В порт заходит японский пароход. Капитан в ослепительно белом кителе стоит на мостике, на нём главное внимание публики с берега, однако это не мешает ему показать степень своей воспитанности или полного презрения  ко всему. Он лениво почёсывает причинные места, не забывая шлёпать по затылкам матросов, подбегающих к нему с рапортами. По палубе снуют стюарды с подносами на руках. Толпа, молча, рассматривает скучный спектакль.

51. Проездом из Японии остановился во Владивостоке представитель Советского правительства Смидович. Клуб им. Давидовича набит битком. Мы, «фабзайцы», сумели занять первые ряды, это уже исторически. Много позже я узнал, что это соратник Ленина, самый старый по возрасту член совета по подготовке Октябрьского вооружённого восстания. Он знакомит нас с жизнью Японии.
«Экзотичность Японии осталась только в литературе. Это воинственная, милитаристская страна. Она мечтает о господстве над миром. В ней совершенно, например, запрещено жить иностранцам» — говорит лектор.
«А как же вы там жили, тов. Смидович»? – голос из зала.
«Я официальное лицо, член правительства и причём, прогуливаясь по улицам, заходя в магазины, я убедился, что мой маршрут известен и где-то регистрируется каждый мой шаг. Зарплата каждого служащего баснословно низкая и о ней не положено говорить иностранцам. На мой вопрос стрелочнику, имевшему дворянское звание, он ответил, что о размере его зарплаты  можно узнать у начальника станции.
Девушки с 12-13 лет живут и работают на фабрике по нескольку лет, без права выхода за ворота фабрики.
По традиции до замужества девушка должна «проработать» пару тройку лет в публичном доме, где она заработает деньги себе на приданое, и научиться «искусству любви».
Исключительное внимание придаётся детям. Можно видеть, как останавливается движение машин по улице, потому что женщина с ребёнком переходит улицу.
Особое внимание придаётся чистоте на улице в домах. Регулярно полицейские проверяют чистоту в домах, при  обнаружении мусора выписывает весьма внушительный штраф.
Жизнь на островах подвержена природным катаклизмам. Они мечтают перебраться на материк. Говорят, что в союзе с Россией можно завладеть всем миром, дескать, в России территория и большое население, а у них техника.
Нужно сказать, что для Японии характерно перенимать всё лучшее и передовое со всего мира. Кроме идей технических, перенимаются названия и сословия, такие как барон, граф, князь.
Народ очень трудолюбивый и предприимчивый»… Всё это рассказал нам член правительства РСФСР  Смидович.

В завершении он привёл пример, что один японский посол, будучи в Европе, увидев пианино и случайно нажав клавишу, сильно испугался диковинной игрушки, а через десять лет Япония начала экспорт пианино за границу. По окончанию выступления  пионеры повязали Смидовичу почётный пионерский галстук.

52.Нас в комнате трое. Я, Бовкис Валентин и Виланов Владимир. Мы все очень активны в общественной жизни, а Бовкис особенно отличился как распространитель по подписке журнала МОПР.  

… Все описания зверств и фотографии этого журнала бледнеют по сравнению с тем, что он сам испытал через 10 лет, поделившись со мной о пережитом в лагерях Гулага и застенках НКВД перед своей кончиной….

53.  Мы повадились в казино. У входа светящаяся цифра – сумма денег в котле.  Громадный зал, буфет, вино и пиво, солидные господа и дамы. Все играют пять карт – рубль. Вытаскивая из вращающегося барабана «бочонок» тягучий бас объявляет номер, «двадцать четыре» или какой-нибудь другой, одновременно на стене высвечиваются эти цифры. У выхода легковые машины, частные.  Выигравший котёл — сразу в машину и ходу, иначе ограбят. Суммы котла доходили до 600 рублей. Кожаное пальто на базаре стоило на базаре 20 рублей. Какая-то пара в одной из комнат обнимается под нашу музыку: скрипка, мандолина и гитара, на которой живо перебирал струны ваш покорный слуга. Рядом вторая пара танцевала нелегальный в то время фокстрот. Если бы о наших увлечениях  узнали в школе, то по головке не погладили.

54.По  случаю окончания ФЗУ после торжественного собрания мы пригласили  нашего ведущего преподавателя в кафе на Светланской ( главная улица, сейчас Ленинская). Кафе было открыто только для нас. Музыкант на рояле играл «Хижину дяди Тома», модный фокстрот.
Я впервые пил пиво, не понравилось, быстро опьянел. Школа ФЗУ готовила дорожных мастеров и машинистов, 2-х годичная. В свидетельстве написано: присваивается специальность ремонтного рабочего с правом допуска на должность артельного старосты через 1 год стажировки. Я был направлен на разъезд Юхта в 13 верстах от г. Свободный. Мечтал учиться, дальше поступить в техникум, а для этого надо готовиться. Послал заявление в Омский строительный техникум Путей Сообщения, ближе ничего подобного не было.

55. Большое наводнение в 1928 году из-за разлива реки Зея. Наша артель работала днём и ночью. Поезда «Москва-Владивосток» стали теперь ходить только до г. Свободный. Не только сход пути, а линия связи, телеграфные столбы были снесены на десятки километров. Можно было видеть, как плывут по реке, а в сущности по морю, берега не видно: скот, деревья, магазины, дома с бегающими людьми на крышах. Мне было не до подготовки в техникум. В этот период мне это передал дорожный мастер, что в прошлую ночь за моим командованием за восстановлением шпальной плети наблюдал начальник участка и поинтересовался кто это такой, ему сказали «наш практикант». Он приказал по окончанию работ лично явиться в контору участка ст. Мухинская. И вот я на приёме у начальника участка. После беседы и сдачи экзамена, я был назначен артельным старостой на перегоне. Мой предшественник задолго до этого был расстрелян с семьёй и десятью рабочими – хунхузами, а казарма сожжена. Надо сказать, что в то время налёты хунхузов были довольно часты (хунхузы – это китайские бандиты) и поезда пускались под откос. Обычно перед пассажирским поездом шла дрезина с охраной.

В новой должности я проработал недолго. Из Омска пришёл вызов в техникум, о том, что я допускаюсь к экзаменам. Я сдал спецодежду, уволился и поехал в Омск на экзамены, ни разу не заглянув ни в один из учебников.  

56. Двухэтажное кирпичное здание с вывеской на фасаде «Омский строительный техникум Путей сообщения. Всего студентов что-то около 120 человек, девушек три. В районе вокзала, собственно Омск-Ленинское,  есть районы Порт-Артур, Семипалатинск. На площади напротив вокзала церковь, её потом снесли.

Экзамены  по четырём предметам: математика, физика, русский язык, обществоведение. По каждому предмету устно и письменно. Экзамены через день, конкурс 9 человек на одно место, на первый курс набирается 35 человек из расчёта, что 10 человек в конце учебного года исключаются, как слабоуспевающие, остаётся 25 человек. Всё это было нам объявлено и в конце года выполнено. Причём поголовное большинство из 9-летки и прямо со скамьи, я же с семилеткой и по существу с трёхлетним перерывом в учёбе, это был 1928 год. Правда, партизанам гражданской войны, а были и такие и производственникам предоставлялись льготы, к последним относился и я. Как потом выяснилось, некоторые производственники имели на руках поддельные справки.

На всю жизнь запомнился первый день экзаменов, который был решающим – письменная математика, не сдавшие его к дальнейшим экзаменам не допускались.

Заранее объявлено: кому нужно курить, в туалет, во время экзамена выход запрещён. Выходишь, сдавай работу и всё, точка. Срок, отведённый на работу, три часа. Между столами всё время ходят преподаватели. На доске написаны три уравнения, нужно решить одно из них.

Уже кончается третий час, а передо мною чистый лист бумаги. Не знаю, с какой стороны приступить к решению. Абсолютно не представляю с чего начать, все три уравнения для меня «китайская грамота». В моём воображении, передо мною стоит лес, барак построенный, вместо сожжённого хунхузами, куда я вернусь, если не сдам  экзамены в техникум…

Беру одно из уравнений, вместо буквенных выражений в уме оперирую цифрами (черновик тоже нужно сдавать), не выходит. Не знаю, по какому наитию, но я, наконец, подошёл к какому-то решению и сдал работу буквально в последние минуты отведённого времени. Нужно сказать, что добрая половина вообще не решила ни одной формулы…

И надо же, на другой день меня пригласили к доске продемонстрировать «оригинальное решение с блеском» как выразился один из преподавателей. Естественно, что сейчас всё забыто, но и тогда при решении задачи я понятия не имел: почему оригинальное и почему с блеском. Действительно «неисповедимы пути Господни»! В общем, главный барьер с невероятным трудом, напряжением силы воли и не знаю, может это просто случайность – мною взят! На экзаменах ещё раз на меня было обращено внимание. По русскому письменному было предложено на выбор три темы. Я выбрал третью последнюю тему и писал её единственный из всех экзаменующихся.

Тема следующая: «Сравнение работ в деревне унтера Пришибеева по А.П. Чехову и Андрона Непутёвого по Неверову.» Русский язык и литература никогда не была трудной и тут ещё (опять случай) Андрона Непутёвого я прочёл в поезде, купив книгу в киоске на одной из станций по дороге в Омск.

В общем, через 22 дня после начала экзаменов в зале в списках сдавших экзамены я нашёл свою фамилию, правда где-то в конце, а объявление составлялось сверху вниз по успехам, о чём нас уведомили внизу набравшие минимальное число баллов. Накануне объявления результатов все были страшно взволнованы, а я во сне нашёл  двуглавый  двугривенный, ребята тут же сказали, что сон в руку – я поступлю. Так и есть!      

57.Поступление в техникум круто изменило всю мою жизнь. Я вошёл в круг интеллигенции. Вообще по тем временам быть студентом техникума бОльшая редкость, чем сейчас студент института. Отношение к учёбе было другое, как студентов, так и преподавателей. Достаточно  сказать, что  за неуспеваемость студента могли исключить с любого курса. У нас студент Валуйко был исключён с 3-го курса. Справка об обучении в техникуме до 3-го курса дала ему право стать архитектором в городе Омске.

58. Сибиряки мне показались простоватыми и немного наивными людьми по сравнению с дальневосточниками. Я же в их кругу был образцом смелости, находчивости, дерзости, меня даже по фамилии не называли, «Уссурийский»  и всё. С Уссурийской дороги я был один (оттуда ехать в Омск 6 суток). К тому же путевое хозяйство я знал один. «Уссурийский» сказал, а как у «Уссурийского», спроси у «Уссурийского» и.т.д. Даже в проступках и различных обструкциях, а они бывали, руководство техникума начинало разбирательство с меня, хотя я не принимал никакого участия. У себя на родине я слыл, чуть ли не мямлей. Вот вам сравнение духа молодёжи двух различных регионов одной страны. Эта популярность мне вышла боком, я был исключён с треском с 3-го курса, о чём ниже.

59. На летнюю практику студентов направляли после 1-го курса, не далее Новосибирска и Свердловска из расчёта лучшего охвата их руководителями практики из техникума. Я как закончивший ФЗУ и проработавший в хозяйстве пути, один был направлен на Дальний Восток. Там я строил ветку от ст. Михайло-Чесноковская до пристани ст. Зея.  Вёл себя соответственно. Мои бывшие одноклассники по ФЗУ, некоторые уже женатые, работали рабочими у моих десятников. Была безработица, некоторым я посодействовал по устройству на работу. Звание студента техникума сильно увеличивало меня в глазах окружающих. Даже техник города (по нынешнему архитектор) счёл необходимым познакомиться со мною и пригласить на чашку чая. Ни вина, ни пива, ни водки, я не пил и не курил до 1930 года.

60. Иногда в техникуме устраивались вечера, на которые местным было очень трудно попасть, несмотря на расклеенные по городу типографские афиши. Вход всегда был по пригласительным билетам. В программе: отживающая уже свой век «синяя блуза», выступления артистов-профессионалов и обязательно танцы. Танцы только бальные: вальс, чардаш, кармен, миньон, па-де-катр и.т.д. Обязательно почта. Первокурсники по традиции на «подсобках» дежурные по залу, комнаты отдыха, дежурные на вешалке, контролёры на входе. До 1928 года «подсобка» распространялась до чистки ботинок старшекурсникам, при мне этого уже не было, однако курсы резко отличались друг от друга в смысле уважения к старшим….

Я с другом стою на контроле. Номера почты у меня, безусловно нет. Я считал это унизительным, дескать «прошу», «жду», «пишите». Считал, что тот, кто хочет познакомиться найдёт способ или посредника без этого дурацкого номера. Почтальон приносит секретку с надписью «Контроль», а нас двое, кому? Хочет познакомиться №54 (помню и сейчас содержание письма, это же впервые в моей жизни). По очереди входим в зал, посмотреть на №54. Вид особы исключает, что с кем-то из нас она хочет познакомиться. Ведь есть же блестящие старшекурсники в технической очень красивой форме. Нас сменили. Сидим в комнате отдыха, я тогда ещё не танцевал (потом стал лихим танцором) На мне бархатная толстовка, галифе и сапоги. Куда уж мне до респектабельной публики. Друг мой такой же авантажности. Подходит однокурсник Серёжа Розенберг (эстонец), он мне: «Ты что же? Это моя двоюродная сестра» Это бестактность. Она расстроена и собирается идти домой. Он тащит меня под руку к №54, а она уже действительно одевалась. Знакомит. Пару кругов ходит с нами и удаляется. Белокурая и голубоглазая Мила Гюнц.
      « Это вы Уссурийский?»
      « Да, так прозвали»
      « Расскажите мне про Дальний Восток» — щебетала она.
     Язык мой с детства привязан правильно (да и бед он натворил мне немало). В общем, в это вечер своего первого в жизни знакомства с красивой девушкой я оказался на высоте. Что твой соловей – это внешне, а внутренне я был ошеломлён. Ничего не видел кроме неё, она была божественно красива вся от ног до головы. Её без конца приглашали танцевать, ни с кем не пошла, мы с ней ушли в комнату отдыха, сели на диван и до конца вечера проговорили. Хотя она жила недалеко от техникума – провожал я её очень долго, несмотря на сильный мороз, она всё время щебетала и даже пыталась танцевать, говорила, что слышала обо мне от брата, видела не раз, давно мечтала познакомиться. Наконец сама назначила время нашего следующего свидания. Мы расстались.

Я замёрший, как ледышка, бегом в общежитие. Разулся, палец красный — обморозил.  Все давно спят, а я не мог сомкнуть глаз до утра... Милой Гюнц я был обворожён до самого моего отъезда на родину, на первую практику. Она всегда меня находила в парке, в кино, через забор лазила ко мне в техникумовский сад, куда вход был запрещён, перелазила, через штакетник в ночь, полночь, чтобы условным стуком в ставню вызвать меня из общежития. Я был безумно влюблён, видел, что ей нужно замуж. Для себя считал, что жениться мне рано, молод и без специальности. 

Поезд уходил ночью, она меня провожала с грустью, плакала, говорила, что я не для неё и нам не суждено больше встретиться. Я успокаивал, как мог и уехал с тревогой в сердце.

Когда я вернулся с практики, Сергей Розенберг меня ошеломил, Мила вышла замуж за машиниста из Жмеринки, а сейчас в свадебном путешествии на Кавказе. В дополнении к этому, мне стало известно, что до знакомства со мною, она имела аборт от артиста госцирка, мне потом этого артиста показывали. Осталось у меня от неё только фото во весь рост со стеком в руке.

Я даже похудел от всех этих новостей. Я от тоски и горя, так жестоко обрушившимся на меня, думал, что умру. Я её пальцем не тронул, боясь осквернить божество, но оказалось всё не так романтично.

Тогда ведь в моё время, не было модно, чтобы девушка ходила в брюках с походкой грузчика, а для замужества достаточно было ей подмигнуть глазом и точка. От знакомства до замужества было далеко, не достаточно 2-х месяцев, пока я был на практике. Значит, жених уже был раньше, а она ничего мне не сказала, только и было сказано при прощании, что нам не суждено было встретиться. Да ещё и этот артист… Острая режущая боль в сердце. Я ходил в одиночестве, как сумасшедший по всем местам, где мы гуляли вместе.  Её чарующее щебетание всё время стояло у меня в ушах. И вот такой внезапный жестокий обрыв. Ведь я по натуре Кирсанов и, как бы ни чернил его Иван Сергеевич Тургенев, он же возвышение Базарова.

Итак, первый мой роман, первое знакомство с девушкой, также выходит за рамки нормального. Моей непрактической восторженности нанесён в жизни первый заслуженный пинок, не ходи в облаках, а ходи по земле. 

Позже, уже, будучи замужем, она увидела у Оли Прановой, сестрёнки директора техникума, за которой я ухаживал, в альбоме моё фото и сказала: « Я этого прелестного мальчика знала»

61. В конце первого курса, исключили студента Орлова – оказался сын попа.

В один из пасхальных дней нас строем повели в сад им.Томского, где стояла церковь, а в ней шла всенощная. Мы должны были палками разогнать верующих. От этой экзекуции я по дороге улизнул, благо было темно. Вот такое было отношение к православию.

62.В техникуме питались мы скверно, мало того, что дня за два-три заканчивались деньги от стипендии, но и приходилось попросту голодать.
В железнодорожной столовой отоваривают по карточкам. В основном три блюда: бе-фаше, форшмак, рубец – это по названию, а по существу плохо очищенные от фекалий кишки с мясокомбината. Бекон с этого комбината поставляется в Англию, рубец в железнодорожную столовую. Некоторые из студентов перечисленные блюда вообще не могут, есть и отдают мне. Я не брезглив, но всё равно не всегда удаётся удержать в желудке, прелести кулинарного искусства нашей столовой, хорошо, если успеешь выскочить на улицу из столовой.  

63. Учению отдаются все силы студентов, я больше никогда не видел, чтобы так неистово занимались. Ночами буквально до утра c окачиванием головы холодной водой сидели над заданиями и чертежами. И всё чтобы не получить «неуд», не быть исключённым, окончить техникум и получить звание техника путей сообщения.

Это не только звучит, но и всё преподавание построено на то, чтобы звание подтверждалось знаниями. Я сейчас, через полвека наизусть буква в букву расскажу методику испытания ряда строительных материалов. Дипломный проект у меня был: «Изыскание, проектирование и постройка ж.д. ветки длиною 40 км» По карте со всеми постройками, зданиями, мостами и.т.д. Задание достойное дипломным проектам ряда современных вузов. Почему и куда ушла методика обучения, которая закладывалась на эпохе становления советского государства?

64. После второго курса я проходил практику на постройке железной дороги Актюбинск-Караганда, которой тогда ещё не было. Для прохождения практики прибыл в село Вишневка. Назначен был младшим техником дистанции пути, шёл вторым контрольным нивелиром по земляному полотну.

Местность голая, ровная как стол. Чтобы проехать по степи, дорог не нужно, идёшь в любом направлении. Если запоздаешь, то впотьмах   не очень весело возвращаться по пустыне. Неожиданно с гиком, со свистом появляется кавалькада верховых казахов, окружающих тебя и рассматривая мои инструментальные принадлежности. Они сопровождают меня и о чём-то говорят с моим кучером, казахом по национальности. Здесь ничего особенного, они впервые увидели рейку, нивелир и расспрашивают, что это такое? Как правило, они разговаривают, не слезая с лошади. Сидя на лошади, подъезжают к конторе, открывают окно и говорят: «Нашальник, акши давай, курсак пропал» Что означает, деньги давай, живот пропал. Так они торопят зарплату. Лошадь это их собственные ноги, они сутки не слазят с седла. 

Одеты они несколько необычно. Высокие сапоги с кошмой в середине, толстый на вате бешмет и малахай, т.е. большая мохнатая шапка, закрывающая плечи и полспины. Такую одежду они носят, зимой от холода, летом от жары, а зной действительно ужасающий и нигде не кустика ни тени.

65. В Вишневке я приложил свою нечестивую руку к окончательному закрытию местной церкви. А дело было так. В селе стояла большая каменная,  циклопской кладки, церковь. Церковь довольно старая, говорят, подарок императрицы Екатерины 2. Она была закрыта местными властями из-за своей старости по условиям техники безопасности. Сельсовет попросил дистанцию пути выделить специалиста для составления сметы на ремонт церкви. Начальник дистанции поручил это мне. Я получил в ком ячейке и сельсовете инструкции, чтобы моя смета в любом случае была не под силу верующим.

Открыли церковь, вошли. Комиссия в составе представители церкви, от ком ячейки, от сельсовета вообще человек пятнадцать. Я обратил внимание, что церковь была закрыта внезапно, без предупреждения, это мне подсказывало расположение церковной утвари. Всю эту комиссию я мучил часа два, всё облазили от подвала до колокольни. Я старался честно и надёжно выполнить наказ ком ячейки и сельсовета, чтобы всё обследование было при свидетелях, ведь важен психологический момент. Свидетели были? Были! При них всё фиксировалось. А при составлении сметы я мог проставить любые объемы. В общем, от суммы стоимости ремонта по моей смете представители церкви ахнули и отказались от ремонта.

«Ну, тогда, что же такое здание будет пустовать, мы его отремонтируем и сделаем клуб» — заявили представители сельсовета. Так и сделали. Клуб открыли. Ремонт же церкви выразился в штукатурке щелей и побелке…. Вот такой грех лежит на моей душе. Прости меня, Господи!

66.  После этой практики мы трое — я, Зылёв, Лященко (нас называли «а в кубе»)  ещё в Акмолинске договорились все вместе дикарями ехать в Крым, что и выполнили. Севастополь, Ялта, Гурзуф, Никитский сад. В Ялту приехали морем, ночью. Все улочки, переулочки ну ни дать не взять картина «Багдадский вор» и только . 

Как обычно, молодёжь, тем более студенты, веселья, происшествия, розыгрыши друг друга, что называется до отказа. Сплошной смех, несмотря на плохое питание. Постоянно один и тот же фаршированный перец, да, безусловно, не с мясом и рисом, а непонятно с чем?

Обоих моих друзей страшно угнетала и мучила жара. Я к ней относился философски. В конце концов, она их добила, они заболели, мучились животами. Я их едва вывез из Крыма.

На обратном пути мои друзья вышли в своих городах. Я же приехал в Омск. До занятий оставался ещё месяц. На родину ехать далеко, да и поиздержался. Один во всём общежитии. Взял в профкоме путёвку в дом отдыха под Омском с поэтическим названием «Чёртова яма», там и провёл остаток летних каникул. Перед отъездом выступил с номером «Загадки старого факира»: массовый гипноз публики и чтение писем в закрытом конверте. Выступил так впечатляюще, что девушка, с которой я там проводил время – стала меня бояться. Однако знакомство с ней в доме отдыха представило мне потом немало весёлых минут. Дело в том, что она была из простых людей. После нашего совместного отдыха она завалила меня письмами, в каждом из которых была переводная картинка или вложен засушенный цветок, а называла она меня в письмах «мой сизый голубочек» 

67. Третий курс техникума характерен меньшим напряжением в учёбе. Не стало общеобразовательных предметов. Специальные предметы всех нас очень интересовали, мне они давались очень легко. В учёбе я шёл в первых рядах. Появилась система заключения контрактов между предприятием и студентами. По сути дела это было закрепление лучших студентов за строительными организациями Новосибирска, Екатеринбурга и других городов, где они должны были отработать после окончания техникума, в обмен за повышенную стипендию. Повышенная стипендия равнялась 60 рублям, обычная стипендия, а её тоже получали далеко не все, равнялась 25 рублям. Я долго не соглашался подписать контракт. А всё дело в том, что я пришёл к выводу, что среднетехническое образование недостаточно, для самоутверждения. Надо иметь высшее и приложить все усилия для поступления в Ленинградский институт путей сообщения (ЛИИПС). Послал документы, но этому осуществиться не пришлось, по причинам:
1. Надоело вечное недоедание.
2. Руководство техникума предложило мне подписать договор-контракт ультимативно.
3. А главное ЛИИПС переименовали в Ленинградский институт железнодорожного транспорта (ЛИИЖТ), а это не одно и тоже.

Я подписал контракт. Материально стало лучше. С третьего курса наиболее успевающим студентам разрешалось пропускать занятия недолго дня на два- три для подработки средств на стороне.  Мы этим пользовались. В основном, грузчиками на товарном дворе. Раз выгружали с пароходов белую муку. Вернулась из-за границы. На международном рынке был объявлен демпинг на нашу пшеницу, т.е. цены очень низкие, по сути, бойкот. Западные газеты трубили, что сначала надо накормить свой народ, а потом продавать на рынках. Конечно, дело не из-за жалости к нашему народу, просто наша мука была дешевле и сбивала цены на мировом рынке. Так ли это, утверждать нет оснований, однако в столовой пару раз выдавали белые булочки без карточек, что никогда не было.

68.  В целом, 1930 год оставил в моей жизни добрую вмятину. В этом году мы все трое, или «а в кубе» попали под товарищеский суд с объявлением и афишей у ворот техникума. Мне в частности инкриминировались следующие преступления:
— ношение галстука;
— посещение танцзала, что было запрещено;
— посещение литературных диспутов.

На суде мне припомнили побег из колонны, идущей громить верующих в церкви, отказ носить макеты самолётов на демонстрациях, неявки на субботники. Я рассматривался, как организатор всех обструкций.

В речи в свою защиту я обрушился на судей подобно революционеру Халтурину. Не помню всего, что я говорил, но когда решение суда затянулось далеко за полночь, я струхнул. Не переборщил ли я? На суде был заведующий учебной частью. Перед решением ходили консультироваться к директору. О моём выступлении можно судить хотя бы потому, что через два года в поезде один молодой человек, познакомившись со мною, сказал, что он студент Омского техникума и что он расскажет товарищам, что встречался с бывшим студентом, речь которого на суде запала на долгие годы и обсуждалась среди студенческой среды. 

Я хорошо запомнил заключительную фазу выступления :«Жалкие вы люди, мне стыдно за вас! Вы цвет интеллигенции, вы должны нести в массы ростки мировой культуры, а не уподобиться средневековой инквизиции!» Я был ужасно обозлён, говорил с большим подъемом, отвергая все обвинения. Одна студентка, например, обвиняла меня в том, что я с ней не разговариваю, а она комсомолка. Решение суда было расплывчатое и без конкретных обвинений.

69. Зимние каникулы на третьем курсе я провёл в одиночестве в общежитии. Домой ехать очень далеко. 

Однажды отправился на танцы в среднюю школу. Танцы уже новые, старые запрещены. Нельзя касаться партнёра, как, например в вальсе. Касание, только, через сплетение рук, вот на этой основе и изображаешь какое-то топтание. На танцах я увидел очень симпатичную девушку и решил с ней познакомиться. Послал ей с молодым человеком записку, прося ответа. Этот молодой человек объяснил, что у неё нет карандаша, и если я хочу, то могу просто подойти и познакомиться. Ответ мне показался холодным и несколько развязным. Я расстроился, ушёл с вечера и впервые в жизни закурил папиросу. Уж очень запала в душу мне эта девушка. Временами она даже снилась мне по ночам. Почему-то вообразил, что она работает в аптеке. Обошёл все городские аптеки. Поиски заняли несколько месяцев. Наконец ранней весною я встретил её на танцах в городском саду. Пригласил её потанцевать. Она была в тонких лайковых перчатках, сквозь лайку я чувствовал теплоту её рук.

Здесь я ней познакомился, Женя Кучерова. Случай в школе она не помнит, впоследствии оказалась, обманывала, помнила и даже знала, кто я. Она училась на рабфаке при мединституте. Зылев тоже познакомился с девушкой с этого же рабфака. С этих пор мы с ним почти каждый вечер встречаем на перроне пригородный из города и провожаем своих девушек домой. А чтобы нам не отстать от товарищей, мы на это время делаем в чертёжном зале секретное короткое замыкание в распределительной коробке. Студенты вынуждены идти домой, а мы на вокзал.

В общем, этот роман опять часть платонической любви занял солидное место в моём «Я».  У нас было принято знакомым нам девушкам давать клички: «Розетт», «Американка», «Монна Лиза», «Ах-ах», мою Женю друзья прозвали «Аристократка», действительно это прозвище было в точку настолько, что на семейные вечеринки (а ту пору было модно читать Апухтина, Блока, запрещённого Есенина и конечно танцы, старые запрещенные танцы) я не смел её приглашать, считая для неё это унизительным, а меня компрометирующим в её глазах, что я вращаюсь в такой компании. Оказалось, что ей всё это известно и обижало её, что я не приглашаю её. Я же всё больше увлекался ею и очень обижался, получая не совсем лестные данные о ней. Уже знал, что хотя дыма без огня не бывает, но иногда злоба, зависть, ревность и.т.д. могут любого ввести в заблуждение. Всё равно эта ложка дёгтя мой роман делало мучительным. В клубе, в парке, кино я чувствовал себя королём, когда был с нею, и не было ни одного студента, который бы мне не завидовал. Я жил в каком-то напряжении, тревоге, всё время, ожидая какого-то несчастья. И оно пришло…

70. Афиши по городу. В железнодорожном клубе лекция: «Что делает Троцкий за границей» Вход по пригласительным билетам, мне такой билет достался, единственному в общежитии. Лекция почему-то приняла неожиданный оборот. Она была прочитана довольно посредственным лектором. По рядам ходила турецкая газета с портретом на первой странице Троцкого рядом с какой-то принцессой. Это был главный козырь ясный без перевода, Троцкий и принцесса рядом.

Но после лекции спросили, какие будут вопросы? Вопросы посыпались, и на них лектор не мог ответить. Например, почему нигде нет полной речи Троцкого, а только выдержки, искажающие смысл его установок? Почему нарушается установленный Лениным партмаксимум (250 руб.) и коммунисты занимают высокие посты, не имея образования,  получают больше инженера?

В выступлениях, желающих недостатка, не было, и каждый начинал выступление со слов «Я троцкист», с лектора посыпались перья. Меня понесло на сцену. Я не имел намерения защищать троцкистов, а выступал с примерами, что не всё идёт у нас по Ленину, что много интересного рассказал сын Троцкого, которой выступал на паровозоремонтном заводе имени Рудзутака.

В общежитии поделился с ребятами об увиденном и услышанном, а через три дня решением педагогического совета техникума был исключён из техникума за неуспеваемость. И тогда и сейчас объясняю своё исключение из техникума не за выступление в клубе, просто им надоело со мною возиться. Выступление же было каплей, переполнившей чашу. Все в комнате были страшно поражены, пожалуй, более меня. Я лёг на кровать и попросил Жоржа Неборского сыграть мне на скрипке вальс «Амурские волны».

Предстояло решать и немедленно куда податься, что делать?
Я забыл упомянуть, что в последний период моего пребывания в Омске туда приезжал Луначарский. В железнодорожном клубе был аншлаг и тоже по пригласительным билетам, и мне тоже удалось его получить. В клубе долго ждали Луначарского. Наконец он появился на сцене. Несколько обрюзгший,  по сравнению с фото на стенде. Извинился за опоздание. Сказал, что он целый день в городе выступал перед рабочими коллективами, очень устал, просил его простить, выступать он не может, и уехал. Тем не менее, оставил впечатление интеллигентного, эрудированного человека.
     
 
  Непосредственно о музее: громадная картина, изображающая приезд семьи Николая (а вернее полсемьи). Площадь вокзальная, окруженная шпалерами солдат-охраны. Крытая машина, около неё трое. Царь очень  невзрачный на вид, жена с собачкой на руках, очень красивая, и ещё кто-то из семьи... 
Под стеклом и на стенах вещи и дневники Николая.
Записи исключительно химические с бесконечным упоминанием бога,“Бедная  несчастная Россия. Страдалица. Когда же закончится смута. Всё от бога” и т.д.

Перед самой сдачей города белым, он уже  был окружен, без связи с Москвой, было решено устранить семью. Приговор и его исполнение было в 2 часа ночи.
Сталкивали их в подвал дома на расстреливание.  Всю  семью, в том числе служащих, не пожелавших их оставить и всюду следовавших с ними.  Привезли их из Тобольска, места первого заключения, так  как обнаружилась связь царя с английским королём, куда он хотел бежать. Трупы были сожжены в шахте. Белые, занявши город, разыскали кое-какие несгоревшие вещи, крестики, кольца и т.д., а также вырезали ниши в стенах и в полу подвала, как священные, прошедшие через тело божьего помазанника.
На мой вопрос гиду музея, почему пули оказались в полу, он ответил, что у царя не дрожала рука, когда он продписывал смертные приговоры, а здесь же упал без сознания и стреляли в лежачего.

                                        
Итак два серьезных ранения: прощай техникум, прощай “аристократка”. Техникум я всё-равно закончу, был уверен, Женечке делаю предложение, которое принимается. 
В Свердловске в “Уралремдорстрое” меня принял на работу к себе в отдел бюро технического нормирования отдела труда и зарплаты Ершов, окончивший наш техникум. Работаю техником-инспекторомструктором по техническому нормированию Управления “Уралремдорстроя”, составление норм, брошюр, расценок и т.д.  

На прорыв, в помощь строительству железной дороги Яр-Фосфоритные рудники (180 км)  выезжает из Управления ударная, инженерно-техническая бригада, 5 инженеров и 10 техников, я в том числе. В большом селе Пудем, на складе получаем по 2 пары белья, валенки, полушубки и тулупы.
Едем в г.Омутнинск с инженером Бабенко. Лес, езда только по просеке, снегу метра два, при встрече выкапывается для одного в снегу ниша и вся  упряжка входит туда. 
У нас тройка. Упряжка лошадей “цугом”, одна за другой. На передней верхом хлопчик. На шеях лошадей бубенчики от медведей. 
Всюду разговор на распев, Вятские–ие,“сворачива-а-й. Не видишь, начальники еду-у-т!”  
Это наш начальник- встречным.  
Скорость большая. Иногда наши лёгкие санки опрокидываются и мы летим в сугроб...
Мороз трескучий. Обогреваемся на остановках в избушках строительства… В конторе участка в Омутнинске я получаю назначение прорабом на строительство деревянного моста длинной 52,5метра через реку Филипповка. Бабенко прорабом-же на строительство моста через реку Бисер.
Мой пункт раньше. Остался. Барак для рабочих. Баня (обязательная на всех пунктах),  и изба для комсостава.
Так я,  два десятника,  две уборщицы из Барака и наша услужающая,  т.е. уборщица, повариха, экономка, рассыльная и т.д. 
Густой Лес. Гул от ветра. По ночам на улицу никто не выходит. Волки и медвели подходят близко, их интересуют лошади в сарае, бревенчатом также, и на ночь крепко запираемом.
… По телефону можно слушать разговор между телефонистками: “Сменяюсь, не могу выйти, у дверей медведь”.
Наезды начальства с обязательными колокольчиками на дугах, с бубенчиками.
Вятский говор. “ Ваньк-Я-Я, подай топо-о-р!”
Лапти. Брага. Лес, в котором даже днём полумрак, так он велик и густ, вобщем, я вошёл в какое-то далёкое прошлое.  
По редким воскресеньям (чаще работали и по выходным ввиду  срочных работ) народ “культурно” отдыхает за любимым и единственным занятием:  игрою в карты, “в очко”
                                        
Систематические производственные совещания по радио, только не в современном понятии, а просто оно проходит в конторе, а нам ход его  по линии ход совещания транслируется по радио. Однажды слышим среди совещания переполох – это упал выступавший начальник (ничком, не отдыхал третьи сутки). 

По  окончании строительства моста я был переброшен  на земляные работы под  Омутнинск. Работа круглосуточная, “механизация” – грабарим. Типографские, расклеенные по городу афиши-плакаты с призывами на работы на мой объект. Зима кончается, если не успеть проложить путь для последующей разработки траншейных выемок – всё поплывёт. 
Я сутками верхом на лошади без стремян. Без стремян, потому что бывает на рысях передние ноги лошади проваливаются в “наст” и седок  ездок  делает красивое  сальто  с некрасивой посадкой.
Бешеная езда на санях  по просеке в Пудем, дорога “раскисла” – надо успеть до ледохода оказаться на другом берегу у станции Яр.  Не успеем – надолго застрянем в Пудеме.  

В Свердловске я едва набрал силы доехать на трамвае до вокзальной парикмахерской.  Я заболел. Рассчитаться в парикмахерской оказалось нечем. Исчез из кармана весь мой заработок, полученный в Пудеме,  думаю, что их не украли, а я из сам выронил – новые, хрустящие. Я всю пачку сунул в карман брюк, мне уже было очень плохо. 
Не заходя в Управление (да я бы и не смог)  прямо в  ж.д. больницу. В приёмной не в состоянии ждать очереди – уже с помощью людей добираюсь до телефона – докладываю начальству о прибытии, о моём состоянии. После этого, как по волшебству, меня срочно  принимают, чуть не на руках несут в палату и уже  потом делают диагноз, так магически подействовал звонок из Управления. 
Глубокая  флегмона. Результат моего длительного гарцевания верхом в Омутнинске.  Предстоит  операция. 
В больнице ( в гнойном отделении — какая прелесть)  я пролежал очень долго, до лета.  
В периоды тяжелого состояния всё порывался куда-то бежать, держали дежурная у кровати сестра и ходячие больные. 
Сумбур: мать, отец, лес, медведи  всё это очень ярко представлялось и путалось. 
В часы спокойствия все думы о Жене… Себе казался каким-то жалким, беспомощным – ну куда я её дену? Как обеспечу? И вообще, кроме заболевания, я очень устал.
 В жизни и при исполнении (сольный акробат) приходится удивляться как после такого великолепного экземпляра человеческой породы она могла обратить внимание на меня. Вообще в жизни зачастую девушка отвергает ухаживание человека, превосходного во всех отношениях,  и предпочитает какую-нибудь ничтожную, серую личность также во всех отношениях. В этом я неоднократно убедился и вопрос, конечно, здесь не только, например, замуж ( и женщины в этом отношении, конечно, практичнее мужчины ) и в каком-то биологическом, наверное, вопросе. 
 
В Управлении появились новые работники.  Новые техники, окончившие Омский техникум, бывшие мои однокурсники.  В том числе Матуйзо, красивой наружности, 
но, увы,  с неба звёзд не хватающий. В учёбе он был настолько туп, что в решающий 1-ый год обучения, когда должно было быть отсеяно 10 человек, я его буквально спас.Он  был омич, и я частенько даже ночевал у него, занимаясь с ним до глубокой ночи. Он выделен здесь мною потому, что впереди ещё  будет о нём.

Я женат.  Живём в микрорайоне Свердловска. Специально построен городок для инженерно-технических работников Уралдорстроя, в прекрасном лесу.  Собственно весь микрорайон  — это только наши десяток домов.  На работу и с работы — служебный автобус.
Если идти пешком, то нужно проходить мимо сада Уралпрофсовета.
Одножды утром сад был окружён охраной, вокруг дефилировала конная милиция. 
Всё  стало ясно в Управлении.  В саду будет выступать Ворошилов, приехавший в Свердловск из Челябинска. 
Строем в сад.  Народу полно.  Долго ожидаем появления его,  все взоры на главный вход в сад.  Он появляется неожиданно с производственной стороны с группой сопровождающих. 
Наша колонна была около трибуны. Кавалерийские ноги и вообще его вид не совсем соответствовал портретам не в пользу оригинала, выступление сводилось к тому,  что нужно напрячь силы и трудности преодолеть. Несколько необычно и,  я бы сказал, неуместно  в его речи прозвучала фраза “слава богу”, ведь время-то какое было.  И кто это говорит.

В Управлении мне и Матуйзо предложили работу в Шадринске. Преподавателями в школу стройуч – готовящей квалифицированных рабочих строительной специальности: каменщиков, плотников и т.д.  По ассоциации мне сразу вспомнилось: пресловутый Гапон оттуда же, “Шадринский  гусь” Салтыкова-Щедрина и т.д.
А гуси, верно,  там оказались дешёвыми,  надо же, со времён Щедрина сохранилась эта особенность Шадринска. 
Деревянный городишко километрах в  3-х  от ж.д. станции. Любая лачуга, пусть будет не более курятника, всё-равно  два этажа, главное, чтобы был двухэтажный. Крыльца, балясины, скамеечки у ворот, свиньи по улицам, разноцветные платки  у молодиц, вечно лузгающих семечки,  семечки в кино, семечки в театре, семечки на базаре и в любой столовой – вообщем, в какой век не знаю, но я куда-то вернулся назад.

Я взял предмет ”Каменное дело”.  Директору школы и завучу я сразу заявил,  что  называется на берегу, диплома у меня нет, но я техникум должен закончить с помощью их хорошей характеристики в конце учебного года, а характеристику я намерен оправдать делом и готов нести любые учебные и общественные нагрузки. Руководство школы моё заявление приняло к сведению и надо сказать, что в течении всего учебного года использовало эту возможность что называется до дна. Чего только мне не приходилось делать кроме преподавания: я выполнял работы относящиеся к функциям директора, завуча, зам.полита, секретаря комсомольской организации, редактора стенгазеты, завхоза, организвывал подсобное хозяйство школы – был самым активным руководителем по выходу школы на поля   и т.д.  и т.п.  Мои труды не пропали даром, в техникум я предъявил прямо-таки божественную характеристику о моей работе в Шадринской школе...

Когда я уезжал в Омск заканчивать техникум, руководство со мной попрощалось очень тепло и заявили: если с техникумом у меня будет какая-либо неустройка, всегда будут готовы взять меня обратно, обеспечат хорошей преподавательской нагрузкой, что они через Управление вправе  меня не отпустить, но отпускают ради диплома. 

Деталь с Матуйзой: мы жили  очень были дружны, жили соседями, в театр, на базар,  в праздники вместе, на педсоветах сидим вместе. 
Однажды на педсовете завуч обрушился на него на бестактное его поведение в коллективе: ”Когда же он прекратит порочить Осяева по документам; среди учащихся  — без диплома, исключён из техникума и т.д” ?  Что это недопустимое поведение преподавателя отрицательно сказывается в педагогическом процессе  и в конце концов он десять Матуйз с дипломом не променяет на одного Осяева (так и сказал буквально)… Раз уж завуч не выдержал, значит это был не единственный случай… Правда у Матуйзы были основания не любить меня, не по моей причине, но это были сугубо личные причины, и он мог без лицемерия в открытую охладеть ко мне и всё.  У меня на это не хватило смелости в виду того, что я его буквально спас когда-то, ведь только из-за меня он и стал-то техником. И на тебе...
Мне было стыдно взглянуть на него. Я переживал за него, как он побитой собакой ушёл с педсовета под укоризненными взглядами преподавателей. Это была моя первая встреча с людской  неблагодарностью.

В Омске я у родителей жены. Ожидается ребёнок. Я очень не хочу детей.  Здесь влияние моего отца – при тяжелейших материальных условиях иметь шесть детей не шутка и он вечно корил мать за её такую плодовитость.  Я себе зарубил на носу: дети – это обуза.

Я допущен к проектированию дипломного проекта с выпусниками, которые во время моего исключения были второкурсниками. Закончили мы в необычное время – в августе, не помню почему. В  техникуме наличествовал один наш курс на весь техникум. Защита закончилась – свидетельства  вручены (дипломы тогда давали только закончившим вузы) 
Ужин в общежитии со всем педсоставом. Я, как самый старший из окончивших, “толкаю” ответную речь. За столом председательствую, сижу между  завучем и директором...
Уже в конце, в щуме, гаме,  директор, завуч и я вышли покурить, и здесь я решился: ”Скажите, за что-же меня исключали из техникума?” – “Так нужно было” – был ответ.
В этот вечер  во время ужина  мне сообщили  по телефону, что у меня родилась дочь.
Мне предложили остаться в техникуме перподавателем...

Преподаю на вторых курсах: мостовикам и гражданцам  — “ Основание и фундаменты”. Путейцам – “Расчёт стрелочных переводов”, всем курсам –“Общий курс железных дорог”
Первое время было очень трудно, с помощью старых преподавателей, посвятивших меня в некоторые педагогические приёмы, я  освоил свою работу и  даже заимел у студентов авторитет.  Особенно их поражало, что я, появляясь в классе, допустим, в неделю раз, продолжаю свою лекцию с того предложения, где остановился на прошлом занятии, причём без конспекта или каких-либо записей  с кроками, схемами и чертежами на доске. 
А дело это совсем простое, стоит только хорошо подготовиться к первой лекции и проштудировать её дома, иногда перед зеркалом. В техникуме уже тогда были 18 групп, прочитать одно и тоже 18  раз, конечно,  не трудно артистически.

Открылись 10-ти месячные курсы, готовившие техников 2-го разряда, принимались имеющие среднее общее образование.  “Так  вот где таилась погибель моя”
На этих курсах занимались жена нового завуча и моя. Сидели они за одним столом передо мной. Нам пришлось отдать дочь ради этого в круглосуточные ясли, поскольку тёща категорически отказалась нянчить. В эти ясли принимались только дети без отцов.
Воспользовались фальшивой справкой...
Жена мне говорила, что поразилась моими лекциями и вообще поведением в классе, она не представляла меня в такой роли, а самое страшное, что и жена завуча так-же нашла во мне что-то особенное, о чём не раз мне говорила сама и, наверное, делилась об этом с мужем. Дело в том, что завуч ко мне заметно охладел, что заметили и остальные преподаватели… Одна студентка, мать-одиночка, в этих же яслях посещала своего ребенка, была удивлена, что там же дочь ихнего преподавателя. Завуч на педсовете поставил вопрос, что отец “отрекшийся”  от  своего ребёнка, не может быть преподавателем,  а  это тотже вопитатель детей.
Учитывая, что в то время техникум считался,  в отличии от современного,  солидным учебным заведением, что преподаватель нёс ответственность только за качество преподавания а не за поведение учащихся, были различные  “фокусы” и довольно серъёзные, и никогда не было речи от ответственности за это преподавателя. 
Такого понятия как “классный руководитель” не существовало.
Был “ведущий преподаватель”, который ведёт основной предмет по специальности, поэтому и логика завуча “ преподаватель – тот же воспитатель” была явно притянута за уши.
А бросающаяся в глаза на педсовете подготовленность этого вопроса убедила меня, 
что “ быть хвостом”  бесполезно. Я был уволен с формулировкой: “за использование подложной справкой при определении ребёнка  в дет.ясли”, прочитав это я вспомнил французскую поговорку “что-бы ни случилось- ищите женщину”.
Итак, меня второй раз выгнали из техникума с треском.  Не проработал я там и двух лет.

 Я снова на распутье, надо выбирать дорогу. На работу поступить в Омске просто, но всё не по мне,  техником, десятником (сейчас строймастер) и т.д.   В газете объявление: требуются инженеры и техники строители с выездом вл Владивосток, справки в гостинице № такой-то.  Заинтересовался. Роскошный номер из 2-х комнат, патефон, вино, красивые дамы и раскошный дядя, вербовщик. Набирает в УНИМС – Управление Начальника Инженеров Морских Сил, во Владивостоке. Строительство на Русском острове. 
Мне всё это знакомо, т.е. Владивосток и остров. Аванс, проезд поездом и даже талоны на дорогу на бесплатное питание по станциям в пути. Поехал. Остановился на станции Сковородино, где Тимоша был начальником станции.  Взял с собой сестру Катю и вот мы: я с женой и дочкой и Катя во Владивостоке.  В Управлении я не спешил с окончательным оформлением выехать на остров на работы. Несколько дней занимался рекогносцировкой ожидающего меня ближайшего будущего и пришёл к выводу, что я рвусь в кабалу. Даю задний ход в фигуральном и буквальном смысле. Едем обратно, останавливаемся в моём  родном городе Свободном (родных там уже никого нет). Предложил свои услуги в Управлении Бамлаг ОГПУ (строительство вторых путей Байкало-Амурской магистрали)  — есть работы с выездом на линию, не понравились. Поступил  в  Суражевске в систему “Амур-золото” на строительство в должность начальника строительства, а  фактически нечто вроде старшего прораба. Говорю “нечто  вроде”, потому что после железной дороги, железнодорожного строительства — всё для меня было ново, необычно, некрасиво и мизерно. Пристань по Зее, молы и прочие возводимые береговые сооружения, катера и лодки, пароходы, пришвартовывающиеся к берегу канатами, хомуты и дуги – всё было не по мне, а контингент рабочей массы очень напоминал произведения Джека Лондона. Проработал я там только один сезон, лето и то ради снабжения. В тот период жесточайшей карточной сиситемы  это было очень важно, особенно снабжение промтоварами.
Тряпья мы увезли с женой в Омск несколько чемоданов и это за одно лето. Побыли мы у брата в  Сковородино и снова в Омск. 
Здесь  я поступил дорожным мастером в Омскую дистанцию пути.  Мой околодок в Московке–10 километров трёхпутки. На всю дистанцию я дорожный мастер-техник, и  на зависть другим мастерам,  пожилым  и более опытным — один я прикреплён по снабжению к магазину И.Т.Р.   
Нужно сказать, что этот околодок в Московке по судьбе мастеров являлся каким-то роковым. До меня был мастер, который сошёл с ума, причём происходило это постепенно и вначале обращало на себя внимание как оригинальность мастера. Плохо получилось и со мной и уже совсем плохо с мастером, которому я сдал околодок... 
… По положению дорожный мастер обязан периодически проверять плавность хода поезда поездкой на задней тормозной площадке и на паровозе, в это время время мастер записывает в свою книжечку толчки и перекосы с указанием адреса: километр, пикет и т.д.  для  последующего исправления. Так вот мой предшественник “изобрёл” такой способ проверки, без записи.  Набирает в карманы камней, при толчке камень заворачивает в бумажку и бросает на путь. Потом даёт команду бригадирам исправлять путь там, где лежит его камень в бумажке. При  развитии дальнейших “изобретений”  ему пришлось из околодка перекочевать в сумашедший дом. 
Я сразу же принял  околодок, поставил дело на современный стиль работы, к неудовольствию других мастеров. Соцдоговора, бригадные, индивидуальные, стенгазета и т.д., тогда это было в новинку и редко. Систематическое упоминание моей фамилии на совешаниях как образец мастера, этот итэеэровский магазин –я  был единственный мастер на дистанции, мастер-техник – не вызывало ко мне симпатий остальных старых мастеров-зубров.
Прилегающие к большим городам районы всегда насыщены слухами грабежа и хуже… Сообщает мне путеобходчик, что под  октосом обнаружил два тюка шерсти (сукна), конечно, сброшенного ворами с поезда. Ночь. Пурга, бегу на место. В тот период карточной системы, когда на месяц выдавалось 3 метра какого-либо ситчику- такое воровство было крупным, ведь это метров 300 сукна.  Прихожу, забрали.  -“Кто?” — “Из города приезжали на санях двое “ –“Кто такие?” – “НКВД”, дескать им тоже сообщили. — “А как ты узнал, что они из НКВД?” – “Они сказали” – “А расписку дали?”  — “Нет”.  Дальнейшую мою беседу с  этим болваном, конечно, на бумаге воспроизвести невозможно.
На снегоборьбу у моего предшественника  хранились продукты в отдельном складе. Мука, масло, сахар, чай, табак, рыба, крупа и т.д., и всё это в большом количестве, всего с  тонну. Привлекались десятки подвод и сотни людей. Учитывая чрезвычайную ценность этого товара и расположение моего околодка вблизи города -  я всё это распорядился перенести в мою собственную кладовку при входе в квартиру.  Сейчас бы я этого не сделал… Однажды утром по следам я определил, что у входа в дом поздно вечером меня ждали трое. Я в бараке проводил совещание, но почему-то не дождались.  Под утро пытались взломать окно в кладовую., всё было зарещечено. И всё это не навело меня, глупого, на правильные мысли. Я так и продолжал хранить и выдавать продукты из моей личной кладовки.

… Мастер, принявший от меня околодок, сохранил мой порядок хранения продуктов и поплатился за это жизнью: он и вся его семья были вырезаны.
Мастером в Московке я проработал около года. Был снят с должности с большим шумом. За остановку поезда в снегу. И какого поезда, международного, Москва-Владивосток, экпресс, идущий через Маньчжурию. Я и тогда это знал и сейчас, проработавший полвека на железной дороге, убедился: ради чести мундира и спасения собственной шкуры, вопреки истине, чинуши готовы утопить  любого. В остановке поезда я был совершенно не виноват. Я просто оказалася козлом отпущения. 
Экспресс Московку обязан проходить сходу, без остановки. А тут буран – станция Омск запарилась. Экспресс не приняли, он  встал. Вот и всё. Всякий стоящий состав – прекрасный объект для отложения снега в метель, это аксиома. Каждую осень издаётся даже приказ – на каких особо заносимых остановочных пунктах не допускается стоянка поезда...
… Разорвали состав надвое- не берёт, третью часть не берёт, наконец  одним  паровозом прирезали путь, потом полсоставом, а уж потом пошёл, а всего времени часа полтора. ЧП известное уже в Москве. Причина? В снегу. Ах в снегу – брак  за путейчиками. Начальнику дороги всё равно за кем-бы ни записали брак, он остаётся за дорогой, ???  чины пониже тут же нашли Ивана… Меня даже в Управлении водили по кабинетам  как автора задержки международного экспресса  на 1; часа. 
Накрылись все мои передовые методы работы, я был снят к вящему злородству стариков мастеров  “вот вам и техник-мастер, вот вам и образованный”.

Я получил назначение  — инженером дистанции в Кокчетав. Вспомнились смешные моменты жизни в Московке. Магазин для И.Т.Р. в Омске, от Московки 7 км. С продуктами (отоваривание карточек раз в месяц) я возвращаюсь пешком по ж.д. пути или попутным грузовым поездом, предварительно удостоверившись, что поезд будет иметь в Московке остановку.Однажды за продуктами направилась жена. Вечером я колю во дворе дрова, рядом мчится товарный поезд, а на тормозной площадке жена с продуктами стоит, размахивая руками. Я ей прощально помахал  рукой. Вернулась ночью пассажирским. Или другой случай: шли мы с женой из Омска вместе, конечно, по неправильному пути (т.е. поезда идут навстречу) о чём она понятия не имела. Большой снег, идём по тропке по серединке пути. Я на некотором отдалении сзади (как исключение, поезд иногда пойдет по неправильному пути). 
Я решил пошутить, крикнул не своим голосом “поезд!”. Надо было видеть  с какой скоростью она рванула вперёд  и метров через 10 прыжок под откос в снег буквально по грудь. Я не мог представить себе, что человек может так молниеносно бегать и прыгать. Я сам упал в снег от хохота. Я всю дорогу не мог успокоиться от душившего меня смеха, тем более что от прыжка и до дома жена шла, не произнося ни звука, с каменным лицом, так она была рассержена.
Потом уже позже я спросил её почему она не сразу спрыгнула под откос, а вначале побежала вперёд? А я, говорит, хотела отбежать вначале, а потом уже прыгать. Это от поезда –то отбежать. Ничего не скажешь – женская логика. 

… И вот я в Кокчетаве.  Дистанция Петропавловск-Кокчетав. Граница дистанции за семафором Кокчетава. Вначале был один, без семьи, всю зиму. Заболел. Тиф. Дистанционный возчик отвёз меня в городскую больницу. Состояние полубредовое. Категорически не дал стричь волосы, у меня были были прекрасные волосы. Нестриженного не  кладут. Сижу в коридоре, по телефону вызываю лошадь  ехать обратно. Скандал с врачами. Не отпускают, а стричь не даюсь. Кладут, буквально несут, так я был слаб, в палату на двоих. На койке стриженный мордастый больной, похож на бабу, всё время бредит. Дежурит сестра. Всю ночь мне грелку в ноги и лёд на лоб. Утром при смене нам постельного белья (мокрое хоть выжми) вижу, что напарник мой  — девка.   Категорически требую меня с этой палаты убрать. Проверить меня, у меня не тиф (это на всякий случай)  приходят главрач и с ним  двое, долго проверяют.  Не тиф. В тяжелой форме грипп.  Переводят в другую палату, какая-то полутёмная  и вонь. Категорически отказался в ней лежать, давайте другую. Доложили главврачу. Потом мне рассказывали, что                                                                             
врач сказал:”Этот инженер стоит нам сотню  больных, пусть сам себе выберет палату”. По  коридору ведут меня под руки и через застеклённые двери  я выбрал себе палату самую светлую, солнечную. Вот здесь. Устроился с самой светлой, хорошей палате и вскоре убедился – я нахожусь в туберкулезной палате, хуже не может быть. Что делать. Бунтовать? Соображаю, что и у медперсонала тоже может кончиться терпение. Так я и пролежал там дней 10, пока не поправился.
В работе у меня всё шло нормально. Завёл в техотделе новые, свои порядки. Интересной личностью в конторе был главбух. Старик-одиночка. Без квартиры, работал и спал в кабинете, причём без каких-либо признаков постели. На голом столе, папки под головой. Из бывших, с университетским образованием. Как-то показывал мне свой роскошный диплом с золотым обрезом, запомнился мне один из предметов –“полицейское право”.

Я честолюбив с детства. Меня совершенно не устраивала должность инженера дистанции, т.к. окружали и ниже и выше меня практики. Я же техник путей сообщения, да ещё первого разряда. Редко техника и инженера разве увидишь только в Управлении дороги. Да и городишко Кокчетав захолустный. В то время популярным было слово “летун”. Это человек, рыскающий по всяким учреждениям и предприятиям в поисках хорошего места, нигде долго не задерживался. Я вполне подходил под это наименование.
Объяснение к этому простое. Разрыв мечты и реальности у молодых специалистов. 

Положение инженера или техника царских времён и положение такого-же специалиста в современном обществе – это небо и земля. Тем не менее пришлось работать в коллективе, имея в перспективе удрать. Получил квартиру, маленькую комнату с пустующей громадной общей кухней. Получил отпуск зимой, выписал билеты в Москву. Никогда там не был (1934 год), а главным образом найти работу. В Омске взял жену и дочку 2-х лет. Поехали.  В дороге с нами случилось происшествие, сейчас не заслуживающего даже  воспоминания, а тогда имеющее для нашего путешествия огромное значение. У нас украли булку хлеба, килограмм на 5 (уходящим в отпуск карточки отоваривали вперёд). 

На этой  почве в Москву я приехал с подмоченным настроением. В части работы основным и решающим документом был диплом, он был при мне. Охотно берут на строительство метро, даже без прописки, но ни квартир, ни общежития нет. Многие работающие на строительстве специалисты живут далеко от Москвы, полдня ежедневно в поездке. Не вышло. Набирают инженеров и техников строителей на отстров Шпицберген. Строительство шахт на русских концессиях. Я туда. Очень длинные рубли. И надо-же! Передо мной мной оформили последнего техника, контингент набран. Осталась куча кандидатов из которых я первый. 
Приди я на 30 минут раньше и, кто знает, какой оборот получила бы моя жизнь? Пришлось только лицезреть как в кассе оформившиеся получали толстые пачки денег, подъёмные.

Летом в Управление дороги  в Омске собрали всех инженеров дистанции для составления смет. Потом небольшую группу ( и я в том числе) оставили на более длительное время, поэтому  из Кокчетова приехали и жена с дочкой, поскольку родные жены в Омске. Наступило время получать продкарточки, надо ехать в Кокчетав.Жена с дочкой очень не хотела ехать, но выхода не было. Посадил я их в первый вагон чуть-ли не со слезами… На дороге ЧП, в Управлении узнаю – поезд, в котором ехала моя семья, потерпел крушение, первые четыре вагона в лепёшку ( я же их посадил в первый) и это случилось в Кокчетаве. Моё состояние можно представить. Лично ради меня отдел происшествий уточняет детальнее место крушения вплоть до пикета (100 метров). Оказывается на соседней дистанции, километра за 2 от границы, значит мои уже не были в поезде. Я опомнился.
Трупов много. Жара. Срочно закапывали в соседнем лесу. Причина — из-за пути. Получили расстрел: начальник дистанции, старший дорожный мастер, бригадир пути, инженер дистанции получил 5 лет, отбывал в Петропавловске. Уже был расконвоирован и ожидал решение Верховного Совет, куда он подал на обжалование. Результаты обжалования: пять лет были заменены на расстрел. Тогда все работники, а особенно железнодорожного транспорта,  проверялись до 7-го колена. Возможно петух троюродной бабушки этого злосчастного инженера топтал жандармских кур, а это во времена Сталина уже контрреволюция.

Приезжает новый начальник дистанции. Везёт с собой хвост, как это всегда принято, смотрителя дистанции.  По рангу должность равная мне и даже ниже, но коммунист и притом “хвост”. Мне предлагают отдать ему квартиру, мне же дают ещё худшую.Никакие увещевания и угрозы не помогают. Увольняют. С мотивировкой в трудовом списке:” За невыполнение распоряжения”. Моё требование добавить:”выразившейся в отказе освободить квартиру” не выполняется.

Выгнали. В который раз. Вообщем мытарства мои идут полным ходом. В Управлении на мои вопли ноль внимания. Чувствуется рука нового начальника дистанции.  Я решил покончить с этой компанией. Ради билета соглашаюсь на предложенную мне должность инженера дистанции в Акмолинск, получаю билет в Акмолинск, применяю свои каллиграфические способности (которые штудировал в техникуме) и переделываю билет из Акмолинска на Свердловск.  Приезжаю в Свердловск. Семья моя осталась у родных, которых из Омска перевели на станцию Калачинск, тесть мой — слесарь депо.  


В Свердловске пошел по стройкам и учреждениям с предложением своих услуг. Совсем уже было хотел осесть в отделе капитального строительства на Верх-Исетского завода. Раздумал. Всё так не солидно по сравнению с железной дорогой. Пошёл в Управление...
Итак я работаю в службе путей железной дороги им. Л.М. Кагановича. Вначале инженером по рационализации и изобретательству, а потом  старшим инженером по конъюктуре  и анализу путевых работ. Живу в общежитии при Управлении. В управленческой стенгазете появляется статейка обо мне  под заголовком “Летун” с карикатурой, где я, удивительно похожий на себя,  вылетаю из одних дверей в другие. 

Вобщем всё как будто нормально, если не считать, что приехала жена с дочкой, а следом письмо с ужасающими деталями о том, что у меня давно уже колоссальные рога, запил ( впервые в жизни), страшно похудел, заболел туберкулёзом легких и уютно устроился с кровохаркашлем  в тубдиспансере.  
Пневматорокс не пошёл, от торакопластики ( посылали для этого в Крым) старшая медсестра по секрету мне посоветовала отказаться,  и пребывание моё в тубдиспансере стало бесмысленным. Дома я отлежался какое-то время, обрубив как топором курение и выпивки, даже пива. 
Правда на работу, третий этаж, и домой, 4-ый этаж (комнату мы заняли без ордера самым нахальным образом)  я поднимался с отдыхом на каждой  площадке… Домой из больницы я шёл имея в виду войти в пустую комнату, так как жене было предложено ретироваться. Разумеется, что на одном письме домохозяйки, с которой жена не рассчиталась за квартиру, основывать обвинения было нельзя.  На мои запросы по почте друзей и даже автора, наставившего мне рога, ей ничего не оставалось, как просить у меня прощения. Кипа писем подтвердили первое письмо… Моя вера в лучшее  у людей (потом я её потерял), моя доброта, и, самое главное, мне страшно  жаль  было расставаться с моей большеглазой, голубоглазой доченькой – я простил жену. Простил уже перед собранными вещами идти на вокзал… Потом, конечно, я убедился в своей ошибке. Не нужно было лезть не  в свои дела. Прощать – это дело бога или хотя бы Иисуса Христа, а не моё.
Я только показал ей кипу писем, где описаны её “добродетель” и сказал, что  я всё это сохраню и потом отдам дочке, когда она будет совершеннолетняя. Письма эти, конечно, были ею выкрадены. 

Материально мы жили, мягко выражаясь, не на уровне. Жена работала в политотделе машинисткой, я всё время преподавал по совместительству в учебном комбинате на курсах повышения квалификации: начальников колонн, машинистов, начальников станции, дорожных мастеров и т.д. Один раз даже прочёл в клубе публичную лекцию, за которую мне заплатили прилично, мою полумесячную зарплату – всё равно бедно. 
В Управленческой столовой в меню галки и то по карточкам, правда при выходе из столовой не обыскивают, всё-таки управление. А в городе и на линии, вообще в обычных столовых при входе берешь ложку из ящика, при выходе сдаешь ложку. В любом районе можно определить на расстоянии так называемый “пищеблок” по ужасной вони.

Подготовленные на снегоборьбу несколько тысяч тонн сена для нашей дороги в 
Челябинской области оказались отравленными. В новой 4-х этажной гостинице”Большой Урал” по водопроводной сети был пущен удушливый газ. Балластер был отправлен на встречу курьерскому Москва-Владивосток. В вагонном депо дефектоскопист забраковал колёсную пару, подкатывают вторую – опять забраковал, тогда он “случайно” попадает под паровоз, а дефектную колёсную пару всё-таки ставят под вагон. Крушение. Жертвы. На станции Свердловск-пассажирская принимают пассажирский на занятый путь,  в последнюю секунду стрелочница перевела стрелку, ей отрезало обе ноги, жизнь пассажиров спасена. Начальник дистанции Свердловск-Сортировочная Перро расстрелян за организацию крушения на перегоне Свердловск-Пассажирская – Свердловск-Сортировочная. Жертвы хоронили всю ночь. 

На диверсии с поездами Япония отпустила 15 тысяч рублей Южно-Уральской дороги и 20 тысяч нашей. В газете “Гудок” наш зам.начальника дороги Турок изображён в красках с окровавленным топором. 

С нашей службы исчезают люди.  Интересоваться причиной опасно, глухо разносится, что расстреливают внезапно, в затылок, в коридоре. Однажды я дежурю. В 12-ть ночи шаги в коридоре, идут ко мне. Входят. Алексеев, работник транспортного отдела ОГПУ, и с ним двое. 
“Где Алексин?”. Это зам. начальника службы, бельгийский инженер. Я говорю ”В командировке, в Шале”- “А может он дома?”. Меня это поразило:“Да нет же, в Шале. Я недавно с ним разговаривал” – “Откройте кабинет” – “У меня ключа нет” – “А у кого он?” – “У секретаря” – “А где она живёт?”  — “Рядом здесь” – “Ведите”.  Один остаётся, а двое за мной следом. Иду и думаю, дойду ли ло выхода? Секретарша испуганно в приоткрытые двери передала ключи. При возвращении Алексеев вызвал Шалю и кому-то сказал:”У вас там зам Н. Алексин, взять и доставить”.  Позже, через 30 с лишним лет, в Минске, главный инженер службы Афанасьев мне рассказал, как это было на другом конце провода. Он был тогда начальником дистанции в Шале и Алексий был у него. 
Я открыл кабинет, начался обыск. Я впервые видел обыск, небольшой кабинет обыскивали всю ночь. До утра. Отдирали половицы, обои, поднимали ножки у стола, каждый листок календаря просматривался на свет и т.п.  Акт обыска я тоже подписал, как понятой. Копию запечатали в конверт и велели отдать начальнику службы. Когда я утром передал начальнику пакет, он только спросил, сам я передаю или мне велели. Я сказал, что велели. Начальник тоже вскоре исчез. Говорили, что в тюрьме сошёл с ума.

В расследовании причин одного из крушений, в котором я принимал участие ( не в крушении, а в расследовании), происшедшей по причине уширения пути, было установлено, что дорожный мастер, уставши, не дошёл с проверкой пути до конца своего околотка, где и произошло крушение. Действительно, устать можно. Ведь каждое звено рельсов 12,5 метров нужно измерить в двух местах. А околовок 20  килиметров. Значит нужно наклониться 3200 раз. Много. А что придумать чтобы надёжнее проверять путь без физической нагрузки? Я примерно с месяц конструировал автоматический шаблон на роликах. Мастер просто его  катит по пути. При перекосе сверх нормы выскакивает красный диск. При изменении или уширении шаблон заклинивается и дальше не идёт. На техническом совете мою конструкцию приняли и заказали изготовить в главных мастерских дороги. Делали его под моим наблюдением. Вышел не по моим чертежам из-за отсутствия материала моих размеров. На испытаниях шаблон не прошёл. Все материалы я послал в Москву в НКПС, никакого ответа я не получил. Через пару лет появился катучий шаблон, выполненный по моей идее, т.е. роликовый и катучий, только не автоматический  и нужно всё время смотреть на шкалу. До сих пор не знаю – обворован я или это параллельно со мной кто-то изобрёл. 

В службе почти обязательна подписка на месячный абонемент в театр по выбору. Я имел постоянный абонемент в муз.комедию. До сих пор об этом не жалею. Народный артист С.Дыбчо, премьеры В.Высоцкого, Борис Коринтели,  А.Маренич. Театр разряжал черную действительность. 

В конце рабочего дня никаго не выпускают со службы. Приезжает Каганович. Мы с окна своего 3-его этажа смотрели на подъезжающую колонну черных одинаковых машин. Кагановича мы не видели, нас отогнали от окна. Часа через 2 мы разошлись по домам. Говорили, что,  несмотря на охрану улицы от вокзала до Управления, грузовая машина, выскочив из переулка, врезалась в колонну, но не в ту машину, где был Каганович. Возможно враньё.

Колоритная фигура старший инженер по гражданским сооружениям Фролов. Уже старик. Он же секретарь партийной организации службы. Поп  расстрига. Как он интересно рассказывал о духовной семинарии, поповстве, отреченстве от сана и гражданской войне, где он был пулемётчиком. А его лексикон? Например, на собрании выступает:” Мы здесь  все привыкли сваливать вину от Понтия на Пилата “, или “вот тут товарищ выступал в роли кающейся Магдалины” и т.п… .  Исчез и он.

На одном из общих управленческих собраний  выступает недавно прибывший новый помощник начальника политотдела Ворожейкин. От него я впервые услышал “любимый Сталин”, “Великий Cталин” и т.п.,  потом уже к этому привыкли и никого не удивляло, например, такое мудрое изречение в газете “Уральский рабочий”  на том месте, где печатают “пролетарии всех стран, соединяйтесь”. На этом месте было такое откровение:”и чего только на Урале нет”.  Сталин. Интересно, что этот Ворожейкин вместе со мной учился в Ф.З.У. во Владивостоке. Только я на путейском отделении, а он на паровозном. Уже тогда в школе он известен был не столько успехами в учёбе, сколько общественной деятельностью. И вот мы встретились: он, как это было принято у работников такого пошиба, в полувоенной форме, портупея, хромовые сапоги и т.д. Я  в обычном среднем костюмчике при  галстуке. Особой теплоты со встречи не вышло. Он, конечно, думал насколько он выше меня, рядового старшего инженера, а он — помощник начальника политотдела дороги. Я же думал, зачем только тебя дурака, учили, что ты пошёл по политотделам, хотя ты с портупеей.

Сейчас не помню когда вышел указ о прогулах, за опоздание на работу свыше 20 минут под суд. Но результаты твёрдой хозяйской руки я лично видел. В городе на площади, на тротуаре диван с сидящими детьми, фикусы, шкафы и кровати. Это уволенный с Верхисетского завода инженер с участием милиции освобождал квартиру в 24 часа согласно указа. Правда это было летом. Лицезрел я и такое новшество как рогожное знамя у входа в  учреждение. Это отстающее учреждение. Видел я и очередь за зарплатой у окошка в кассу с самого видного места улицы с надписью “для нерадивых работников”.
Cлёты ударников в клубе проходят с большой помпой. Я непременный дежурный в доме техники при клубе. Концерты, угощение, плюс почасовая оплата.

Необъяснимые вещи творятся. Давно ли меня судили, что я ношу галстук и хожу на танцы, и вдруг пооткрывались курсы западно-европейских танцев, фокстрот, танго, бостон и т.д. На вокзале, в столовых по вечерам – оркестры и танцы. Говорят, что якобы в Турции принцесса пригласила Ворошилова танцевать, а он не умеет, конфуз. Вот  поэтому. Может быть и так. Хотя народ на небылицы тоже горазд. 

Вызывает меня начальник кадров службы Слепухин, даёт трамвайные билеты и запечатанный пакет для доставки в транспортный отдел ОГПУ. Всё ясно. Исчезнувшие сотрудники тоже пакеты отвозили. Я предупредил жену и поехал. 
Получивши в окне пропуск, вошёл с пакетом в комнату не помню на каком этаже. Посыпались вопросы самые нелепые.Человек явно не в курсе железнодорожной работы, причём очень неграмотный и груб. На его вопрос: “ Как вы находите состояние моста 1012 километра ?“ (сейчас помню километр)  я ответил, что я старший инженер по конъюктуре и анализу путевых работ и искуственные сооружения не в моей компетенции. “Как, вы не знаете? Ведь вы же инженер, да ещё старший?” и при этом с криком и стучанием кулаком по столу. Я замолчал, не стал отвечать, увидев бесцельность пустых разговоров. Всё-равно конец. 
После его подпрыгивания на стуле, хождения по кабинету, угроз, меня стало трясти. Берёт телефонную трубку, докладывает, судя по тону, старшему начальнику, дескать молчит, не отвечает. Очевидно ему сказали “веди ко мне”, “пошли” и вынимает из кармана пистолет.У меня всё похолодело внутри. Мгновенно мелькнула мысль, что это конец, для  сопровождения пистолет не нужен, ведь с этого здания всё-равно не убежать, пропуск, охрана у дверей, а телефонный разговор может быть мистификацией. И ещё мелькнуло, что я не зашёл с садик и не поцеловал дочку... 

По коридору шёл с большим усилием передвигая ноги, всё ожидая пулю в затылок. Один раз оглянулся, он на меня прикрикнул. Поднялись на этаж выше.  Ввёл меня в комнату начальника и тут же ушёл.

Пожилой, благородной культурной внешности.  Вежливо меня посадил,“успокойтесь”, налил из графина воды. Я пить не мог, стучали зубы о стакан. Предложил папиросы “Казбек”, я отказался, я  тогда не курил. Минут 10-ть меня не трогал, всё перебирал какие-то бумаги. Я немного успокоился и решил с ними больше не цацкаться, всё-равно мне отсюда не уйти, а его вежливость – это маска. На вопросы отвечал резко и злобно.Например, на вопрос почему я ничего не отвечал его сотруднику, я сказал, что он не умеет разговаривать с людьми, что в таком учреждении грубость недопустима и привёл какое-то высказывание Дзержинского. 
Вопросов было уйма, но ни одного по работе. Например, как я-дальневосточник, оказался на Урале, за что меня исключили из техникума, имел ли мой отец золотые прииски, какая разница между правым и левым уклоном. Встрепенулся, когда я сказал, что Бухарин верил в социализм. “Как! Откуда вы взяли?”. Я говорю:” так нас учили по истории партии Попова”. Достаёт из шкафа историю партии  Попова, я нашёл фразу Бухарина  “мирное врастание кулака в социализм”. Cпрашиваю:”Как понимать эту фразу?” Он усмехнулся: “Вопросы задаю я, а не вы ”. На вопрос почему я не в партии я сказал, что я — техник путей сообщения и в кормильце в виде красной книжечки в кармане не нуждаюсь. 
Чёрт с ним, я уже вижу себя в потустороннем мире. Назначает  число явки к нему (через неделю) и время почему-то в 12 часов ночи. Предупреждает “о вызове ничего никому не говорить, даже жене.” 
Берёт пропуск, отмечает время, “идите”. Молча выхожу под его очень пристальным взглядом. Путаясь в коридорах, рассматриваю нет ли где признаков крови, или замытое, или вмятины – нет,  всё нормально, ковровые дорожки, зеркала. Всюду пустынно и гробовая тишина. Кое-как нашёл выход. 

Можно  представить себе эту оставленную мне неделю жизни. Здесь никакого преувеличения на основе испуга нет. Люди действительно исчезали как весенние мотыльки. Был и нет его. И никаких последних слов или попа с крестом. Просто исчез и всё. Говорят, что человек, заметивший что-либо неладное, идёт сообщать в ГПУ и больше не возвращается. Всё это, конечно, слухи и слухи. Не спросишь же исчезнувшего при каких обстоятельствах он исчез.

Я позвонил начальнику учебного комбината, что 4-х моих часа в этой неделе я не беру, их надо чем-то заполнить. Дело в том, что я преподносил свои предметы всегда с душой, курсанты меня очень любили, даже дарил свои коллективные фотографии с соответствуюшей надписью. А тут я не в форме, какие же лекции?.. Между прочим, забегая далеко вперёд, скажу об интересном случае. Выпускные экзамены начальников путевых колонн, а у них я ведущий преподаватель. Отсутствует один курсант, Поздняков. Я сказал курсантам, чтобы передали Позднякову – он может сдать мне экзамен в управлении дороги вечером завтра. Он приходит, сдаёт оба предмета, не помню уже какие, с оценкой на 4. Затем, извинившись, интересуется откуда я и не был ли я во Владивостоке. Оказывается, он тоже учился в Ф.З.У. на курс старше меня, но я его не помнил. Итак, я старшему товарищу даю путёвку в жизнь. Жизнь сложная штука. 

Сколько товарищей далеко отстали от меня, а сколько далеко обогнали. Например, в журнале лет 10 тому назад я прочёл, что мой друг и однокурсник по техникуму Лященко – преподаватель Харьковского института, кандидат наук, а теперь, наверное, уже доктор. Такова жизнь.

Между прочим, Ворожейкин как-то быстро исчез. Поехал ли он  на другую дорогу прославлять “великого Сталина” или исчез по примеру нас, простых смертных, я не знаю. Я пишу свои воспоминания только на основе фактов.  Никаких эмоций и фантазирования. Их никто и никогда не напечатает, и если они не исчезнут в печке или в туалете, пусть прочтёт их от скуки далёкий потомок о смутном времени, в котором жил их пра, пра, пра.

Настал этот страшный день. Трудно владеть собой на службе. “Никому ни слова о вызове, даже жене”. Конечно, ни слова, даже жене скажу  только при уходе, при прощании. Баба, она не сумеет скрывать своё состояние, а что я под наблюдением, в  этом нет сомнения. В 12 ночи. Что это? Расчёт на испуг, на подавление моего морального духа? Или время наиболее удобное сохранить тайну? Скорее второе. Зачем меня пугать, если со мной всё уже покончено?..

Когда мой подчиненный лодырничает, симулирует, врёт, я до тех пор его увещеваю, ругаю, наказываю, пока думаю, что с этого будет толк, он исправится и мы вместе будем работать. Если всё это не помогло и я решаю с ним расстаться, уволить, снять, отдать под суд  — я уже не трачу нервы и спокойно решаю его судьбу… Так зачем меня подавлять, пугать, если со мной всё решено?  
Впрочем, я видел таких чудаков начальников, которые, уже решив расстаться с бездельником, всё же ругаются и кричат… Мысль бежать, а куда? Где спасение, а где гибель? Наконец, я беспартийный и величина в чиновной иерархии небольшая, а берут в большинстве руководителей и специалистов куда более деловых, чем я. 

… С семьей, конечно, я распрощался. Почему-то пропуска, в отличии от прошлого посещения, ждал очень долго. Уже думал, не уйти ли? Нет, тогда будет всё неопределенно и мучительно. Наконец я в кабинете. Вежливости у начальника значительно поубавилось. Вопросы менее навязчивые. Часто прерывается на телефон, причём не его, а он вызывает. Всё это длится долго. Я чувствую себя как в полусне. Какая-то отрешенность от действительности. Большие паузы. Всё жду когда и как это будет. Наконец, “дайте пропуск” – отмечает время, “идите”. Вышел из кабинета. Живой. В коридоре никого, так же пустунно и тишина. У меня создалось впечатление, что ему не до меня и он не знал, что со мной делать. В паузах, возможно, решил мою судьбу. Страшно  всё-же, когда твою судьбу решают мгновения или настроение одного единственного человека.

… Трамваи уже не ходили, через весь город шёл пешком. А дома меня прорвало. Храбрость мне изменила. Лёжа на полу комнаты ( я спал подальше от семьи, тк.к у меня был открытый процесс и 12 палочек в поле зрения), я не заснул до утра. Жена всё вскакивала с кровати успокаивать. Я показался себе таким беспомощным, таким жалким. Измена жены, открытый процесс туберкулеза, холодное крыло смерти, нависшее надо мной  – это много на одного человека.

… Утром горлом пошла кровь и скорая помощь отвезла меня в больницу. В больнице мне было время подумать обо всём. Я, конечно, знал, что болезнь меня не спасёт от этой кутерьмы. Выдёргивали и из больниц и из санаториев и т.п. Не преувеличиваю ли я? Не испуг ли  на основе слышанного привёл меня в такое состояние? Нет.  Как оказалось впоследствии, я просто был один из уцелевших… чуть ли не не ежеминутно рядом с больницей шли поезда. Лёгкая возможность избавиться мне от всего этого, тем более, что тонус жизни пришёл к нулю. Здравый смысл:  ничто не вечно под луной и всё когда-нибудь кончается – удержал меня от безрассудства.Я был убеждён, что злые силы всё-же в меньшинстве… Были такие спичечные коробки с изображением пламени горящей спички. При определенном повороте этого пламени, виден портрет Троцкого. Школьные тетради с рисунком на обложке известной картины “Песнь о вещем Олеге “, при внимательном рассмотрении на этом рисунке можно прочитать “Долой ВКП(б)”. Эти тайные лозунги мне чем-то напоминали кукиш в кармане. Были более серьёзные дела, которые наводили на размышление голову, если она была не только для шапки.  

Например, в центральной прессе Ягода, нарком ГПУ, объявлен врагом народа. Затем 
следовали статьи, где его заместителя Ежова медленно, но неуклонно отравляли в кабинете, поливая ковёр особым раствором. В это время можно было видеть плакаты с надписью ‘Ежовские рукавицы”, где Ежов в колючих рукавицах душит врага народа. Это в какой-то мере обнадёживало. Наконец-то. Нашли… Хуже стало, когда в той же  центральной прессе был объявлен врагом народа Ежов, как руководитель так называемого второго параллельного центра. Тут уже действительно настало время  ”cпасайся кто как может”

В то время туберкулезными путёвками в санаторий командовал профсоюз, а не медицина, как сейчас, что безусловнее правильнее. Поэтому я поехал с путёвкой на полтора месяца, на закрытый процесс процесс путёвка полагалась месячная. Эта очевидная несуразность, когда на открытый процесс нужно полгода, ещё очень долго существовала. Поскольку пневматорокс мне не пошёл, а от торакопластики я отказался – моё пребывание в больнице стало бесцельным. До получения путёвки я в нашей единственной комнате безусловно заражал  окружающих.

Кумысолечебница Боровое – это надо проезжать бывшую  мою Кокчетавскую дистанцию. Я всю ночь перед Боровое не спал, был в купе один. Всё вспоминал недавнее былое, когда я был здоров и это ужасное Кокчетавское крушение. Перед Боровым я заснул и выскочил на  разъезде, проехав лишних километров 30. Рассвет. Дежурный по станции, выслушав меня, рекомендует вернуться резервным паровозом, который ожидал прибытия нашего пассажирского. Посодействовал мне уговорить машиниста взять меня. Залезть на паровоз я, конечно, был уже не в силах. Меня буквально втащили на паровоз, а в Боровом также спустили на руках.  

Впервые в жизни и после я никогда не почувствовал чистоту воздуха, как тогда, когда мы вьехали в сосновый бор кумысолечебницы. Я просто упивался воздухом. За полтора месяца я прибавил в весе, “помордастел”, однако процесс не закрылся.  Мне присвоили звание инвалида 2-ой группы, с такой характеристикой работать было запрещено во избежание  заражения окружающих.  У меня начались “пасхальные дни”. Пенсия  137р.50 к. Это приверно на неделю нормального питания одному человеку.  На базар пошло всё, вплоть до подворотников, которые в то время карточной системы тоже имели ценность. 

Жена, имея всегда наступательный характер, а может  быть, чувствуя свою частичную вину в моём состоянии — как снег на голову приносит мне путёвку на курорт, на Кавказ.  Армхи, Чечено-Ингушетия. Ехать 36 километров по военно-грузинской дороге от Владикавказа. Добыча этой путёвки стоит того, чтобы о ней сказать..  Начальник железной дороги  — это примерно, если перевести на военный язык, генерал армии. На приём записываются с указанием своего личного вопроса, и в кабинет попадают не всегда в тот же день.Так вот жена, пренебрегая очередь и т.д. с криком, шумом, ворвалась в кабинет вне рабочего времени. С квартир начальник дороги повызывал начальников, от кого это зависело, и жена не ушла из кабинета до тех пор, пока ей не вручили путёвку на курорт.

Курорт армии резко отличался от предыдущего моего санатория. НА 90% кавказцев. Разряженная публика, приехавшая развлекаться. Моя должность старший инженер произвела на администрацию курорта такое  впечатление, что меня поселили в особую 2-х местную палату   вместе с профессором философии Федор Сергеевичем Лизуновым, исключительно обаятельным человеком, не лишенным странностей как и положено пофессору… Ему была подложена под подушку записка с назначением свидания. Он с удивлением прочёл её мне вслух  и спросил что делать. Я сказал, что во избежание провокаций на этом месте прогуляюсь я. Действительно – сидит в одиночестве красивая дама. Тогда пошёл он, ходил два вечера, а на третий мне заявил: “Я больше не пойду, мне не о чем с ней говорить – она даже не имеет элементарного понятия о мироздании и что её интересует нечто другое. Или:  невдалеке белела великолепная дача – дворец киноартиста Баталова (Путевка в жизнь), в то время уже умершего. Там находился какой-то писатель Аполонский. Культурник организовывает к этому писателю экскурсию с темой “Как живёт и работает советский писатель”. Когда она зашла к нам с приглашением на экскурсию, он переспросил фамилию писателя, сказал, что не читал такого и попросил передать ему, что если этого писателя интересует, как отдыхают советский профессор и советский инженер, мы его примем.

Хранил и показывал мне листки отрывного календаря от 13 февраля 1936 года, где на обороте написано о нём под заголовком “Из пастухов в профессора”. 
В гражданскую войну был коммисаром в Чапаевской дивизии, уж не помню какой части. Как близко знавший Чапаева, участвовал в контрольном просмотре фильма перед  её  пуском в серию. Жена Чапаева всё время плакала. Считает Чапаева в фильме искаженным. По внешности Чапаев был худее артиста. А по существу был грамотным и культурным командиром, а не таким простаком, как в  фильме.

… В данный  момент Лизунов заведовал кафедрой марксизма-ленинизма во Владикавказском педагогическом институте. Я великолепно отдохнул с этим оригинальным образованным человеком, наслушался от  него интересных, образных, художественных лекций перед каждым могильником, перед каждой крепостью при наших прогулках вдвоём. Экскурсий, толпы он, как  и я, не любил. 

Вспомнилась фраза любимого мною Льва Толстого: “Встретишь хорошего человека и думаешь, нечего на него обращать внимания, в жизни ещё и лучше встречу, а пройдет жизнь и больше не встретишь.”  Правда, я не только не обращал внимание на Лизунова, а наоборот, относился к нему с величайшим уважением, а вот прошла жизнь, а таких людей больше не встретил. Жив ли он сейчас. Ему тогда было 39 лет, мне 29.

Оба мы с профессором прибыли на курорт с опозданием на 3 дня. Вопреки курортным правилам из уважения к нашим званиям, нам продлили сезон на три дня. На наш вопрос, а как же с палатой нашей, ведь её нужно заселять новыми?  Оказывается эта палата обычно пустует и заселяется только экстраодинарными больными. На втором этаже с балконом и великолепным видом на горы, а изнутри антресоли, c танцевальным и концертным залом внизу. Такое магическое действие оказало на кавказцев моё звание старший инженер, хотя у русских оно ничего не стоит.

До Владикавказа по военно-грузинской дороге, вьюшейся по берегу грохочущего Терека, мы  возвращались в открытой легковой машине под экскортом восьми вооруженных всадников. Охрана. Имеются случаи налётов чеченцев с гор не только на проезжающих, но и среди беда дня на окраинные магазины населённых рунктов. Это в 38-ом году-то. Вообщем, сплошная экзотика. В полном расцвете кровная месть, кража невест; а на территории курорта иногда появлялся нищий одноногий старик с громадным кинжалом ( это там разрешенная принадлежность костюма). И нам перевели его разговор, он не помнит сколько ему лет, но сто лет было давно и что он очень несчастный, т.к. осталась одна жена, а было четыре.

Вобщем отдохнул я хорошо, но не вылечился; ни первый кумыс, ни второй курорт климатический не дали улучшения, инвалидность осталась. Эскулапы посоветововали мне последнее средство – выехать в те края, где я родился, что я и сделал. Длительная мучительная поездка в поезде ( 8 суток) окончательно обессилила меня. Нелегко было скрывать от пассажиров мою болезнь, ведь я был опасен для окружающих. 

На станции Облучье нас  встретил мой брат Тимоша.  Налево его квартира, а напрово, в низине домик  наших родителей. Пошли к отцу, матери и на тебе! Я уже был искушен. Проходим мимо лагеря заключенных, бараки окруженные колючей проволокой. Заключенные. На арке входных ворот кропно надпись:”Спасибо товарищу Сталину за счастливую жизнь”. Меня просто поразило “Тимоша, ты видишь?” Он говорит:”Ты что, не читал это нигде? “–“Я читал, а ты что, не понимаешь, где это написано?” – “Эх, черт возьми, ведь верно”. Позвонил кому-то и в тот же день эта надпись над входом в лагерь была снята.

Приём-встречу по случаю нашего приезда устроил Тимоша в своей квартире, пригласивши старшего мастера, которому от почему-то благоволил. Мастер нас пригласил на следующий день к себе. На следующий день Тимоша отменил наше посещение к нему, говоря, что он будет объявлен врагом народа.Так и случилось, мастер был объявлен врагом народа по радио и в объявлениях. Осведомленность Тимоши объясняется отнюдь не связью с органами, а его хорошей ориентировке обстановке. Его тоже коснулось это нежное крылошко смерти, он дважды вызывался в Хабаровск, причём его даже провоцировали. 

В Облучье с помощью Тимоши я не бездельничал. Преподавал при отделении на курсах дежурных по станции. Не могу простить себе, что я в это время отца называл не тятя, как у нас было принято, а Даннил Степанычем, а ведь он был главным кондуктором, дежурные по станции – его начальство, а я им преподаю. 

Во время одного из “накрытых столов”, т.е. с выпивкой, Тимоша под мухой сказал мне, что чем так жить как я ( т.е.не пить, не курить, не есть)  лучше голову под поезд. Налил мне стакан полный водки – пей. Я подумал, подумал. А, надоело скрипеть. Выпил всё. Все родные аж ахнули. Жена в рёв, смерть неизбежна. Самым грубым образом нарушен режим… Через полчаса навалился на еду, как давно уже не ел… За месяца полтора моего пребывания у родных я нарушил режим самым беспощадным образом… курил, пил, ел и прибыл в весе на 1 кг.

За моё пребывание в Облучье нашёл момент (не без риска, это было опасно) встретиться с Бовкисом Валентин Юлиановичем, моим другом по Владикавказскому Ф.З.У. Он просидел в Хабаровской тюрьме 18 месяцев. Взят был уже будучи начальником паровозного отделения. Хромой, покалеченный, он рассказывал мне такие средневековые пытки, которым он подвергался в тюрьме, что у меня не выдерживают нервы писать об этом. Трясутся руки. Он в скорости умер. 

Вернулся я в Свердловск. Инвалидность с меня сняли, хотя был очень слаб, но пришлось хитрить и через силу храбриться – работать ведь надо,  иначе гибель.  

К этому времени в службе из 12 старших инженеров в живых остались нас двое. Я и еврей Мильман. Из 25-ти начальников дистанции уцелели единицы, 4-5 человек. Голод в кадрах и очевидно поэтому я был назначен заместителем начальника дистанции в Туринск. Мильман же  начальником дистанции в Егоршино, хотя он тоже был, как и я, техник по диплому и моложе меня, но он умнее и деловитее меня.

В  гостинице “Большой Урал” по водопроводной сети был пущен  ядовитый газ. 

Однажды еду из Управления ж.д.(Свердловск) как обычно в мягком вагоне (годовой билет с правом мягкого по всей железной дороге и ветвям, согласно моей должности), вдруг неположенная остановка на перегоне, а это уже было на моей дистанции. Всё. Готовь сухари. Я забегал. В наш вагон переводят пассажиров из общего вагона. Неизвестная личность разлила по вагону жидкость с отравляющим испарением, случайно ехавший в этом вагоне дезинспектор определил по  папиросному дыму, сорвал стоп-кран. Личность спрыгнула и убежала с лес.  

Вся  дистанция расположена по лесу. Всюду лесхозы и лагеря заключенных, в основном политзаключенных, лесоразработки -  экспорт долбают для ружейных прикладов в Англию.

В одном из лесхозов директор угощает меня чаем, принёс в кирзовых сапогах заключенный верзила. Имеет 10 лет, тогда было до 10 лет, следующее – расстрел. “Иван, (или Степан, сейчас уже не помню) покажи начальнику за что ты получил 10 лет”. Берёт со стола начальника цветные карандаши и отрывает с календаря листок. Рисует на обложке. Через 2,3  минуты показывает три рубля. И не только баба на базаре, а и я спокойно бы взял это за 3 рубля. Я, говорит, рисовал не тройки, а покрупнее.

Согласно установленного порядка в октябрьские праздники весь комсостав дистанции раскреплён по участкам и ходит пешком с ночной проверкой. Себе я взял  наиболее ответственный. Идём вместе с мастером. Поперёк пути три шпалы, накрепко привязанные к рельсам. Снимаем. С казармы мастера звоню в Г.П.У.  “Хорошо, примем меры, смотрите лучше”.  Повторяем обход. На том же месте опять три шпалы на пути. Нас хватил страх, значит за нами следят. Снова звоню с казармы в Г.П.У. и заявляю, что до принятия ими мер я с казармы больше не выйду. Зная, что никто не приедет, мы с мастером просто начали справлять праздник, здраво рассудивши:  лучше иметь выговор за нарушение приказа, чем оркестр и венки, которых мы всё-равно не услышим и не увидим, если продолжим раздражать бандитов, конечно, их было больше двух и на их стороне внезапность. Вооружение-же наше – керосиновый фонарь у мастера — как прекрасный ориентир где мы находимся. 

В пределах моей дистанции, в лагерях находилась семья бывшего зам.наркома Лившица, сам он был расстрелян. При поступлении нового эшалона заключенных принимались особые меры по линии железной дороги. Но когда идёт женский эшалон – это было что-то невероятное… При проверках пути я специально запрашивал мастера кто работает в лесу на его околотке? Если женщины – я не иду. Вообще могут буквально разорвать на части.

Бывший начальник дистанции переведён начальником на обезглавленную дистанцию в Шарташ (под Свердловском), остался начальником его старший мастер, практик, из мужиков, но член партии, поэтому я был послан заместителем, как техник для равновесия. Великолепную по тем временам квартиру начальника занял я. 

У меня сразу же пошли нелады за с замполитом и начальником кадров. C этой категорией работников, да ещё с Райкомами партии,  у меня всю жизнь были сложные отношения. Я убеждён и сейчас, что это объясняется не каким-либо антисоветизмом, а просто моей прямолинейностью, открытого презрения к лентяям, бесчестным людям. 

Во время моего пребывания на курорте в Туринске дежурная по переезду попала под поезд. Расследование показало, что у неё был просрочен очередной мед.осмотр. Выездная сессия транспортного суда дала ему (начальнику) 5 лет (меня спасло алиби), и я стал и.о.начальником дистанции. 
Естественно, что моим партийным зам.политу и нач.кадров пришлось свою походку несколько изменить в пользу работы. Вернее, в период моего пребывания начальником дистанции для них пасха была прекращена и пришлось каждому заниматься своим делом.  
Они в восторге от этого не были и достойно меня отблагодарили со знанием дела. 

Источник