ВЕХИ И ВЁРСТЫ. Автобиографический роман. Глава 125. Летние каникулы и щука

Автор – Шиманский Василий Иванович  

Летом, под предлогом помочь бабушке с огородом, а фактически для подкрепления здоровья, мама решила меня отправить в деревню. Я обрадовался, что снова прокачусь на телеге, но меня огорчили: «Васёк, не знаю, как ты выдержишь, но семнадцать километров нам придётся топать пешком. Жалко тебя, но другого выхода у нас нет». Я заверил маму в том, что уже большой и дойду сам.

Мы пошли по той самой дороге, по которой зимой ехали с дедом на лошади в санях. На лугу паслись коровы, росло много полевых цветов. Мама сказала: «Сюда летом я хожу доить корову». Когда я увидел много красивых грибов, спросил маму: «Почему никто не рвёт эти грибы?» Мама пояснила: «Этот гриб несъедобен, его зовут мухомором и им можно моментально отравиться. Запомни это и его никогда не рви». 

Когда проходили мимо озера, на котором весной мы с отцом рыбачили, я сказал маме: «Это место мне знакомо». До моста через реку Пёру путь зимой показался мне близким, а теперь был таким длинным, каким я не мог себе представить. Ноги не хотели идти, но я крепился и шёл.

В одном километре за мостом через реку Пёра дорога разделялась на две. Мама сказала: «Направо – зимник. Раньше её называли луговой дорогой. Если идти по ней, до деревни будет ближе, но через речку Ракуша сейчас в двух местах нам не перейти потому, что прошли дожди, и она сильно разлилась.

Раньше там были мосты, но их в половодье снесло. Идти через холодную глубокую воду опасно — нас снесёт течением, и мы можем простудиться. Пойдём лучше через кладки, тут дальше, но надёжнее. Прямо летают только птицы, а мы с тобой люди». В деревню мы пришли поздно вечером

На другой день Катя познакомила меня с детьми деда Петрака Павлом и Раей. Павел был с того года, как и я, а Рая на три года младше меня. Я был удивлён, когда узнал, что Павел мне приходится дядей, а Рая тётей.  Я говорил Кате:

«Разве такое бывает, чтобы тётя была младше племянника?» «Бывает» — ответила Катя. Это у меня плохо укладывалось в голове, но раз так бывает, то пусть будет, согласился я. С Павлом и Раей мы ходили за полевым луком в район озера «Листвяное».

Когда-то папа на рыбалке рассказывал мне об этом озере так: «Во времена моего детства на берегу этого озера стояла громадная лиственница. Два человека, взявшись за руки, не могли её обхватить. Когда эту лиственницу спилили, на том месте, остался пень, на котором можно было плясать. Со временем и пень исчез потому, что на нём рыбаки жгли костры, но озеро в честь той лиственницы люди стали называть Листвяным».

Речка Ракуша берёт своё начало из подземных, холодных ключей, которые вытекают из-под горы. Она небольшая, тихая являлась нерестилищем для многих пород рыб. В ней разводились и плавали миллионы мальков рыб всякой породы.

Эту мелочь ребятишки ловили марлей, но только для кошек. Для ухи она не годилась. Павел этих мальков называл лещиками. Чешуя этих лещиков на солнце переливалась всеми цветами радуги. Мне их было жалко ловить эту мелочь. Если она мне попадались, я тут же отпускал её обратно в речку Ракуша. Иногда мы рыбачили на удочки. Попадались караси, чебаки и другая рыба. Из крупных рыбёшек люди варили уху.  

Однажды, по совету Павла, я наживил на крючок не червяка, а лещика. Через некоторое время поплавок моей удочки мгновенно скрылся под водой, леска натянулась, я едва удерживая в руках удилище, закричал: «Помогите!»  Павлик подскочил ко мне, и мы вдвоём вытянули на берег громадную щуку. Лески тогда делали из крепкого конского волоса, который выдёргивали у коней из хвоста. Этот волос скручивали и связывали особым морским узлом. 

Лески не намокали, были прочные и лёгкие. Щука не могла перекусить эту леску, зато наживку с крючком заглотила так далеко, что быстро достать его я не мог, а крючки тогда были на вес золота. Я мог бы дома вытащить из пасти щуки крючок, но во мне проявился азарт рыбака.  Я стал вытаскивать крючок из пасти щуки, но у меня ничего не получалось. Рыбина не шевелилась, я решил, что она мертва и долго не думая, руками разжал ей пасть и полез в неё за крючком, который хорошо был виден далеко в горле.

В самый ответственный момент, когда я взялся за крючок, щука закрыла свою пасть, и её острые зубы вонзились мне в руку. От дикой боли я заорал не своим голосом. Пашка помог мне освободиться, но щучьи зубы я запомнил на всю жизнь. Так на некоторое время я оказался щучьей добычей.

Уха из той красавицы получилась отменная. Бабушка накормила ей меня, Павла, Раю и дедушку, который долго смеялся надо мной, говоря почти стихами: «Не суй руки в пасть щуке! Откусит руку и вспоминай щуку!»