ДЬЯВОЛЬСКИЕ ШАЛОСТИ (роман А.Осипова, продолжение)

(роман, часть I)

глава 19  

Идея есть бесплотное Существо, не имеющее существования само по себе, но которое дает образ и форму бесформенной материи и становится причиною проявления.

                                                                                                          Плутарх

Если сказать, что в эту ночь веселье в ресторане «Центральный» было каким-то нервным, значит, ничего не сказать. В верхнем зале избранная публика, так и не дождавшись хозяина торжества и губернатора, уселась за столы с чувством оскорбленного достоинства. Многие успели прогуляться вниз и убедиться, что высокие персоны, ради встречи с которыми они и приняли это приглашение, променяли их общество на застолье с какими-то сомнительными личностями. У них еще не изгладилось впечатление от необычайной встречи губернатора, и теперь они подозревали, что все это - звенья цепи одного замысла. Вот только суть его никак не поддавалась расшифровке, хотя версий выдвигалось предостаточно. Когда Синявский посоветовал начинать торжественный ужин самостоятельно и к тому же увел супругу и депутата Госдумы, у некоторых мелькнула мысль - оскорбиться и демонстративно уйти. Однако ни одно таковое намерение не было исполнено. И скоро проголодавшиеся гости стали успешно смирять гордыню прекрасными напитками и обильными закусками.

* * *

Нервничал и персонал. Купидон Гавриилович все еще пребывал в шоке, и распорядительные функции взял на себя его заместитель, расторопный молодой человек. Его тоже смущала и нервировала нестандартная ситуация в ресторане, но он быстро сориентировался. Чем непонятнее обстановка, тем больший счет можно будет предъявить, - трезво оценил он обстановку. Да и остатки пиршества в таких случаях обещают быть более чем щедрыми. Поживиться, судя по всему, будет чем! И официантам было дано распоряжение исполнять не только произнесенные вслух заказы, но и угадывать еще только созревающие пожелания. Короче, нести на столы высоких гостей все самое дорогостоящее. По его приказу к трем столикам у большой пальмы был приставлен еще один. И тут же сервирован. Молодой метрдотель резонно полагал, что центр нынешних событий и светской жизни сосредоточится именно здесь.

Собственно, так оно уже и было. Внимание гостей большого зала и персонала волей-неволей было приковано к этой компании. Уже сам факт, что губернатор и один из самых богатых людей России сидели здесь, заставлял посматривать в их сторону с любопытством. Кроме того, было совершенно непонятно, кто такой и откуда взялся этот рыжий, пестро одетый молодец. Он вел себя с высокими персонами так непринужденно, если не сказать развязно, что поневоле возникали вопросы. Публика тут в большинстве своем была весьма информированная, особенно в отношении тех, кто имел хоть какой-то вес в обществе. Но об этом типе никто ничего не знал. А неестественно звучащий голос Коли Котова, заставивший замолчать даже эстрадный оркестр, поверг трезво мыслящую часть гостей ресторана в отупелое недоумение.

Примерно в том же состоянии пребывали и около десятка молодых крепких парней, периодически заглядывающих из вестибюля в зал. Это были представители самой распространенной ныне профессии в России, охранники: губернатора, Синявского, и двое - Сиротина. На обычно бесстрастных лицах легко прочитывалось беспокойство и недоумение. Они тоже мало что понимали в происходящем, да и в действиях своих хозяев. Сиротинские громилы, правда, казались гораздо уравновешеннее, но и их постепенно заражала общая нервозность.

* * *

Несколько иной была обстановка внутри самой компании, приковавшей к себе такое внимание. Она, кстати, была не только иной, но и какой-то разношерстной. А если быть совсем точным, разношерстной являлась не обстановка, а состояние участников. Объединяло же их, пожалуй, только то, что чувство недоумения у большинства притупилось, и необычность событий становилась в какой-то степени привычной.

Не считая, разумеется, посланника преисподней, наиболее спокойно и даже комфортно чувствовал себя Артур. Оно и понятно: он-то знал, кто такой Вель Зевович Вулов. Совсем по другой причине примерно так же чувствовал себя голландский дипломат, Питер Бирхейм. Он уже успел принять две порции русского коктейля, и радость жизни снова переполняла его. Он мало что понимал в российских неофициальных церемониях, и не находил ничего необычного в поведении своего друга Веля. А спесивая надменность в отношении нижестоящих и угодливая приниженность перед вышестоящими, так явно обозначавшаяся в поведении русских, вообще им не воспринималась. Он был воспитан в традициях самой зрелой в мире демократии и полагал, что всякая церемониальность имеет право на существование лишь в дипломатии, а в питейных заведениях все равны, и можно себя вести предельно раскрепощено. Мэри была рядом, и все было хорошо. Саму же Мэри в данный момент терзало любопытство и забавляли пылкие взгляды Олега. Но за свою жизнь она навидалась таких взглядов, а вот необычайные способности Веля ее занимали все больше и больше.

* * *

Дружная троица в составе Глеба Бубинкина, Антона Сиротина и Олега Локотко и вовсе не склонна была удивляться чему бы то ни было. Они еще оставались под впечатлением вчерашних приключений, особенно выигрыша Артура, как следует не протрезвели, и присутствие губернатора за своим столиком считали чем-то само собой разумеющимся. Правда, Глеб был слегка удивлен смелостью Коли Котова, так ему не свойственной, но через минуту забыл об этом инциденте, пораженный наповал красотой Насти. Сама она, как и ее супруг, была не столько удивлена, сколько заинтригована происходящим.

И лишь губернатор, старший Бубинкин и Коля Котов пребывали в тягостном недоумении. Выражалось это по-разному. Коля никак не мог сам себе объяснить своего собственного поведения, Рейнгард искал благовидный предлог, чтобы покинуть теплую компанию, но таковой предлог почему-то никак не находился, а Михаил Арнольдович оставался в совершенной прострации, и не был способен ни к каким действиям.

В какой-то степени примыкал к этой группке и депутат Госдумы Виталий Сергеевич Куров. В состояние недоумения его ввергло поведение разодетого, как клоун, господина. Он не выходил на встречу губернатора, посчитав это ниже своего достоинства, и видел Веля впервые. Прежде всего, его поразило недопустимо наглое предложение этого господина выступить и поведать им о неблаговидных делах депутатского корпуса. Он только было собрался решительно одернуть и отчитать наглого гаера, когда его взгляд упал на футболку нахала. Упал – и застыл! Не было сомнений, что образ кипящего в котле грешника списан с него, а физиономия черта, как две капли воды, похожа на хозяина этой футболки. Отличие только в рогах. Но еще большее потрясение он испытал, когда картинка как будто ожила. Он машинально протер очки указательными пальцами обеих рук, и тут увидел, что черт с гнусной ухмылкой поманил его к себе. Это было слишком! Виталий Сергеевич, прошедший горнило бесчисленных предвыборных баталий, где ему приходилось смотреть в глаза самым разнузданным и бесчестным провокаторам, находчиво выходивший из самых щекотливых положений, на этот раз потерял присутствие духа и способность к каким бы то ни было действиям. Огромным усилием воли он отвел взгляд и, как и Бубинкин, тупо уставился в стоящую перед ним тарелку с нарезанной бужениной. Однако от него ждали выступления. Пауза затягивалась.

* * *

- Смелее, Виталий Сергеевич! - словно во сне, услышал он ободряющий голос хозяина футболки. – Здесь все свои, журналистов нет. Можете быть предельно откровенным.

И голос этот, как ни странно, вернул депутата Госдумы к жизни. У него все еще не было сил поднять взгляд из боязни наткнуться на картинку с гнусным намеком, но сухость в горле внезапно прошла, ноги перестали подгибаться, а в голове снова завертелись мысли. Надо было что-то сказать. Все ждали. И он хотел было после испытанного потрясения отделаться привычными трескучими популистскими фразами, но вдруг почувствовал более чем странное раздвоение личности. С одной стороны он оставался все тем же Виталием Сергеевичем Куровым, умелым политиком, играющим по неписанным правилам, где тонкое лавирование между различными общественными силами являлось признаком мастерства, и, в конечном счете, всегда преследовало цель личной выгоды. Политология как раз на этом основании присвоила себе статус официальной науки, как Зигмунд Фрейд, взяв за основу психики сексуальное влечение, построил свой психоанализ. В соответствии с основательностью фундаментов получились и здания, на них построенные.

С другой стороны, в душе Виталия Сергеевича неожиданно свершилась какая-то непонятная метаморфоза. Впервые в жизни он почувствовал ответственность за смысл сказанного, за свои обещания. И эта ответственность вдруг взбухла, как подушка безопасности, и мгновенно вытеснила из души всякие расчетливые соображения о том, что нужно говорить в том или ином случае. Потребность высказать все, как оно есть, как он понимал, без всяких расчетов и опасений, становилась неодолимой. Он и не подозревал, что среди аудитории, устремившей на него свои выжидающие взгляды, есть те, кто уже испытал подобное чувство.

* * *

Михаил Арнольдович Бубинкин догадывался, что депутат Госдумы попал под влияние той же непонятной силы, под воздействием которой в последнее время оказываются его подчиненные, и теперь с нетерпением ожидал, какие крамольные речи польются из уст народного избранника. Что будет именно так, он не сомневался, и это обстоятельство как нельзя более способствовало выведению его из состояния той отупелой оцепенелости, в которой он пребывал со времени обличительной речи своего заместителя. И народный избранник не разочаровал его надежды:

- Меня попросили быть откровенным, и я постараюсь оправдать ваши ожидания, - сказал Куров, словно бросившись в ледяную воду. И опять звуки голоса вызвали непонятный резонанс, так что достигали самых отдаленных уголков зала. – Да, надо признаться, что большинство депутатов самым наглым образом обманывают своих избирателей. Не буду скрывать, я тоже в их числе. Все предвыборные обещания, клятвы в верности интересам народа, не стоят и выеденного яйца. Это давно всем понятно, кроме самого народа. Сами избиратели и виноваты, что их избранники ведут себя так наплевательски по отношению к ним же самим. Ведь такое отношение появилось не вдруг, не сразу. Я, если можно так сказать, мотаю в думе третий срок, и всего нагляделся. Тогда, лет десять назад, на заре нашей демократии и дикого капитализма, и депутаты, и исполнительная власть, да и первые успешные предприниматели действовали с оглядкой на народное мнение. Но скоро выяснилось, что наш народ может проявлять чудеса активности лишь в случае тяжбы с соседом или ЖКХ, но совершенно не понимает и не чувствует, какие потери несет он лично при нарушении общих для всех прав и свобод. Он, наш народ, не способен ощущать тесную связь между личными и общественными интересами. Результат известен - пенсионер сегодня живет на пять долларов в сутки, безработный не имеет и того, заработная плата в триста долларов считается в провинции мечтой многих, а миллионы бездомных детей брошены на произвол судьбы. И в это же время незначительная прослойка российского общества не знает, куда девать деньги, бесится с жиру. Ведь не секрет, что даже благополучных западных обывателей берет оторопь от того, как сорят деньгами новые русские. Особенно это бросается в глаза на курортах. Зажиточные бюргеры, даже не считаясь с убытками, начинают роптать, опасаясь дурного влияния русских на свою молодежь. Они метко замечают, что в Америке богатых людей побольше, но так наплевательски к деньгам они не относятся. Это понятно, там деньги надо зарабатывать, достаются они трудом. У нас же огромные куски общенародной собственности нуворишам достались бесплатно и без труда. Чего ж не сорить! И сегодня они эксплуатируют эту собственность сугубо в личных интересах, наплевав на интересы общества! А чего же не плевать, если человек с миллиардными доходами платит те же 13 процентов подоходного налога, что и нищий педагог с зарплатой в лучшем случае в 200 долларов! И от налога на имущество наши скоробогатеи практически освобождены в силу несовершенства закона. А коррупция!? Это же смешно - бороться с ней, когда закон как раз поощряет эту язву, подталкивает нечистых на руку чиновников заниматься казнокрадством и поборами. Более того – воспитывает молодое поколение в этом духе. Кто же откажется рискнуть разбогатеть на взятках, если знает, что даже схваченный за руку, он останется владельцем нажитого таким путем имущества? Никому нет дела, откуда богатства? Никого не удивляет, что на свою чиновничью зарплату этому собственнику потребовались бы века, а то и тысячелетия, чтобы построить хотя бы особняк, в котором он живет. Риск оправдан, и коррупционеры в большинстве своем психологически готовы отсидеть положенный по закону срок, чтобы потом вернуться обеспеченным человеком. Это в худшем случае! А обычно они отделываются условными или просто смехотворными сроками, поскольку имеют возможность нанимать самых лучших адвокатов, подкупать прокуроров и судей. Что касается судей - они вообще вышли из под контроля общества и могут заниматься коррупцией совершенно безнаказанно….

- Но ты же сам принимаешь законы! – прервал вдохновенную речь депутата Синявский. – Чего ж раскудахтался!..

* * *

Да, выступление Виталия Сергеевича Курова потрясло олигарха. Чего-чего, а такой крамолы он здесь не ожидал услышать. И от кого? От представителя высшего законодательного органа страны. Разве мало они их подкармливают! Сколько денег на этих пустобрехов потрачено, и он еще смеет тявкать! Возмущению нефтяного магната не было предела. И его крайне неуважительная, как по содержанию, так и по тону, реплика объяснялась именно этим обстоятельством. Не сдержался.

Но возмущен был не только Борис Михайлович Синявский. Как уже отмечалось, голоса ораторов из-под большой пальмы по неизвестной никому причине обладали в этот вечер какой-то необыкновенной проникающей способностью. Причем, это не зависело от громкости, просто звук без искажений и затухания достигал барабанных перепонок каждого. Естественно, весь зал поневоле был слушателем. И, надо сказать, мало кому из гостей разоблачения депутата пришлись по душе. Ропот недовольства в адрес оратора прошелестел после неуважительной реплики Синявского. Правда, персонал, столпившиеся охранники у дверей и несколько вышедших из кухни работников в белых колпаках слушали Курова с непроницаемыми лицами. Но на них проницательный наблюдатель скорее бы прочитал одобрение, чем осуждение.

По-разному воспринимали разоблачительную речь депутата и в самой компании, куда он имел неосторожность заявиться с вполне безобидным намерением привлечь к своей персоне дополнительное внимание. Пока это успешно осуществлялось.

Самое негативное отношение к сказанному было у красавицы Насти Куголей. В этом она была полностью солидарна с мужем. Она воспринимала выступление оратора, как покушение на ее исключительное положение, на то, чем наполнялось ее духовное существование. Превосходство над другими - без этого ощущения жизнь для нее теряла всякую привлекательность. И, если Синявский был озабочен своими доходами, то Настю пугало общее благополучие. Как неуютно жить, когда никто тебе не завидует!

* * *

Сам Виталий Сергеевич Куров той частью души, которая всегда являлась руководящей и направляющей силой его интеллекта, а сейчас вдруг оказалась без права голоса, вполне трезво осознавал всю гибельность своего безрассудного поведения. Однако поделать с собой ничего не мог. Давно не подававшая признаков жизни часть души, где все еще были живы отвага, чувство справедливости, жажда настоящей любви, полностью подчинила его своей власти. И неуважительная реплика олигарха только придала новый импульс его вдохновению:

- Попрошу меня не перебивать! – внушительно заявил он, вызывающе глядя в лицо Синявского. – Дойдет и до вас черед! Я не раскудахтался, а говорю то, что есть. И не снимаю с себя вины за происходящее в стране. Да, мы лоббируем интересы богатых - наших личных спонсоров. Что ж, вы, думаете, депутаты живут на зарплату? Как бы не так! Когда бы депутаты сами по уши не увязли в коррупции, уже бы давно были приняты настоящие законы против коррупции, о конфискации неправедно нажитого имущества, о прогрессивных налогах и прочих несуразностях нашего, так сказать, свободного для богатых общества. Неужели, думаете, очень уж сложно прекратить беспредел строительных фирм? В нормальных цивилизованных странах ничего подобного обманутым вкладчикам жилья невозможно даже представить. И у нас с этим несложно справиться, если принять нормальные законы. Но депутатское лобби делает все возможное, чтобы эти вопросы вообще не всплывали на повестку дня. А если всплывают, то решение затягивается на неоправданно долгий срок. Переводятся стрелки на второстепенные вопросы, вводится в заблуждение сам президент. Вообще, когда говорят, что у России свой путь развития, то подразумевают что угодно, только не социальную справедливость. Когда в 17-м году мы пошли своим путем, то через семь десятилетий обнаружили, что это тупиковый путь. Теперь опять трезвоним о своей непохожести на других и качнулись к другому краю. Вместо дикой уравниловки устроили такую вольницу для богатых, что их западные коллеги завистливо вздыхают. А на дворе ХХI век! Даже в арабских странах, только что вырвавшихся из феодализма, понимают, что природные ресурсы принадлежат всему народу. И их шейхам, наследственным владельцам земель, приходится делиться. Мы же, страна с революционными традициями, с недавними убеждениями о равенстве и свободе, вдруг молча согласились с грабительской приватизацией, отдали недра, земли, предприятия, завоеванные кровью и созданные трудом наших предков, в полное распоряжение каких-то ловких умельцев манипулировать денежными символами и пользоваться юридической казуистикой. И даже не берем с них прогрессивных налогов, свойственных всему цивилизованному миру….

- Но кто в этом виноват?! – неожиданно выкрикнул всегда молчаливый Антон Сиротин.

- А вот мы и подошли к этому извечному русскому вопросу, - словно обрадовавшись выкрику, приподнялся еще на одну ступеньку вдохновения Куров.

* * *

И снова, будто бросаясь в ледяную воду, с оттенком какой-то злобной решимости бросил в лицо оторопевшего Антона:

- Ты и виноват!.. Да, уважаемые друзья, Ни в дебрях Конго, ни в джунглях Амазонки не найти сейчас более тупого племени, чем русский народ. Нет на планете Земля более беспомощного перед демагогией агитации и неспособного к организованной защите своих прав и свобод населения, чем в России. Вспомните дефолт 1998 года. Тогда депутаты Государственной думы после сообщения о финансовой катастрофе дружно собрались на внеочередное заседание, и оперативно, ни от кого не скрываясь, занялись решением своих личных интересов. Страна стояла на краю гибели, а народные избранники учреждали себе зарплаты и пенсии, дабы обеспечить свое безбедное существование в будущем. Даже народ какого-нибудь племени Мумбо-Юмбо не потерпел бы такого надругательства над своим доверием и немедленно бы лишил их депутатской неприкосновенности. Там, в соответствии с их традициями, все до единого избранники были бы зажарены и с аппетитом съедены. Естественно, для цивилизованного общества такой путь неприемлем. Но в любой стране с демократическими традициями подобное демонстративное предательство вывело бы на улицы толпы избирателей с требованием немедленной отставки такого состава законодательного собрания, и назначения внеочередных выборов. И можно быть уверенным, что ни один из этих депутатов, ни одна прежняя партия больше бы никогда не попали в состав главного законодательного органа страны. Для народа они навсегда бы стали персонами «нон грата».

* * *

Не то у нас. Наши избиратели даже не почесались, когда их избранники в трудный момент бросились защищать свои шкурные интересы. Причем открыто, ни от кого не скрываясь. Это говорит о том, что наш народ еще до дефолта своим безразличием на выборах дал повод депутатам относиться к его мнению наплевательски. Ну, а после дефолта такое отношение стало нормой, и уже нередко в устах народных избранников в отношении своих избирателей звучит слово «быдло!». Хорошо хоть на центральном телевидении оно пока еще не озвучено. Но, думается, ждать осталось недолго. Ведь «Без комплексов» же! И уже зрители бурными аплодисментами встречают ведущую, прожевывающую в это время какую-нибудь пампушку или кусок колбасы. Это, видимо, считается верхом раскрепощенности и непосредственности. Новая мораль усиленно внедряется в сознание безропотного российского обывателя. Естественно, делается это по неофициальному заказу элиты. Так, одна из новых нравственных установок гласит о том, как нехорошо и некрасиво заглядывать в чужой карман. И вот уже с голубого экрана ведущая светских новостей игриво сообщает, что теперь депутату Госдумы зазорно носить костюм стоимостью ниже 20 тысяч долларов, что такой-то народный избранник устроил свадьбу своему отпрыску в самом дорогом ресторане стоимостью не в один миллион рублей, а другой – за один вечер еще больше проиграл в казино. И зритель

оторопело думает – откуда такие деньжищи? Ведь почти все они заявляют, что живут на одну зарплату! Но моральная установка о том, как нехорошо заглядывать в чужой карман, уже глубоко внедрилась в его сознание, и он стеснительно, от греха подальше, переключается на другой канал, где его веселят хохотунчики ни о чем. Бедному и невдомек, что карман, в который он стесняется заглянуть, так туго набит денежными знаками как раз за счет его тощего кармана. Нет, что не говорите, но сегодня нет на планете народа тупее русского!..

* * *

В этот момент Артур не выдержал. Он хорошо понимал, что смелость речи депутата во многом обусловлена незримым влиянием своего друга из потустороннего мира. Но мысли-то народный избранник высказывал свои собственные. И хотя его откровения о внутренней сути депутатского корпуса пришлись ему по душе, но выводы об умственной неполноценности русского народа были совершенно недопустимы. Да и какое право он имеет давать такие оценки! В лице его обозначилось какое-то презрительно-хищное выражение, и всплыли слова из полублатного жаргона:

- Ты, шеф, базар-то фильтруй! Сам себя ты к этому народу не относишь, что ли? Или ты очень умный? Смотри, а то за такие речи недолго и по башке схлопотать!..

- Ну, ну, Артур! Не хватало нам еще только угроз, - решительно вмешался Вель. – Человек сказал, что думал. Каждый имеет право. Тем более – демократия.

- Пусть думает, прежде чем говорить, - пробурчал Артур. – Никто безнаказанно не может оскорблять целый народ. Потенциал русского народа еще не исчерпан. Он не таких нахлебников переживал. И переживет!

- О нахлебниках, кстати, Виталий Сергеевич очень даже неплохо высказался, – снова взял бразды правления в свои руки посланник преисподней. – Зря ты, Артур, не оценил. А вот, я вижу, у Бориса Михайловича есть что сказать по этому поводу. Что ж, уважим просьбу гостя. Просим! – и, повернувшись к Синявскому, громко захлопал в ладони.

За время вдохновенной речи депутата Государственной думы компания под большой пальмой стала уже без всяких оговорок средоточием внимания всей публики. Внимание гостей, находящихся даже в хорошем подпитии, сосредоточилось на ораторе. Толпиться вокруг их столиков не было необходимости, так как слышимость в этот вечер была беспрецедентной. И откровения Курова слушали с полуоткрытыми ртами. Многие его знали, и у них никак не укладывалось в сознании, что депутат может высказывать такие вещи публично. Они и не подозревали, что больше всех поражен этими откровениями сам оратор. Вмешательство Артура как-то охладило его пыл, и он с ужасом стал осознавать, какие последствия будет иметь это вдохновенное выступление.

* * *

Бориса Михайловича Синявского не пришлось приглашать дважды. Он и сам уже давно хотел вслух выразить свое возмущение теми глупостями, которые, по его мнению, наговорил депутат Госдумы. У него созрел ядовитый тост на тему умственных способностей депутата, и он, легко поднявшись с кресла, попросил наполнить бокалы. Пока продолжалась возня с этим наполнением, он взглянул на рыжего бойкого молодца – тамаду, как он полагал. Взглянул - и обомлел! Как и у предыдущих ораторов, взгляд его поневоле приковался к живописному рисунку на груди этого тамады. Как и они, он узнал себя в грешнике из котла с кипящей смолой. Но это было еще полбеды. Когда же дьявол с физиономией все того же, непонятно откуда взявшегося рыжего авантюриста, дружеским жестом поманил его к себе, холодок недоумения сменился ознобливыми мурашками по хребту. И его реакция на это то ли сверхъестественное, то ли шарлатанское явление ничем не отличалось от реакции предшественников. Он также боязливо потупил взгляд в стол, уставленный закусками. Мысли спутались. Остроумный тост выпал из памяти. Компания с поднятыми бокалами устремила на него выжидающие взгляды. Впрочем, теперь можно было считать, что их компания расширилась до размеров всего зала, поскольку команда Синявского наполнить бокалы была исполнена практически за всеми столиками. И оттуда нетерпеливые взгляды сосредоточились на олигархе, известном своей крутизной и способностью к нестандартным решениям.

Однако пауза затягивалась. И опять потребовалось вмешательство Веля Зевовича Вулова, чтобы выйти из неловкого положения:

- Прочь сомнения, Борис Михайлович! Говорите, что думаете, и все будет о кей! Главное, быть самим собой.

* * *

Голос посланника преисподней был полон оптимизма и энергии, и подействовал на Бориса Михайловича самым волшебным образом. Мутная пелена, окутавшая его мозг и душу, стала рассеиваться, мысль освободилась от скованности, и волна беспричинной радости взметнула на поверхность души неодолимую потребность высказать свои самые сокровенные мысли. Никаких препятствий для реализации своего жгучего желания он не видел.

- Конечно, Виталий Сергеевич Куров сволочь порядочная, как и большинство депутатов, - бодро начал он, - Но нужно отдать ему должное – он был откровенен. Что ж, я последую его примеру и тоже постараюсь быть предельно искренним. В наш адрес депутат высказал немало претензий, и, хоть он и подлец, каких можно отыскать лишь в Государственной думе, надо отдать ему должное – многие из них справедливы. Да, поживились мы славно! Никогда и никому еще в истории человечества не предоставлялись такие возможности для мгновенного обогащения, как нам, оказавшимся в нужное время и в нужном месте. Как было не хапать, если правила приватизации были созданы под нас, крупных предпринимателей. Малый бизнес потому и зачах на корню, что нет для него у нас почвы ни социальной, ни законодательной, в чем опять же заслуга этих недоумков - народных избранников. А начинать-то надо было как раз с малого бизнеса, как, например, в том же Китае. И уже потом постепенно приватизировать крупные предприятия в пользу тех, кто сумел показать свою предприимчивость на малом. Тогда бы и в крупный бизнес пришли те, кто знает цену деньгам, кто умеет их делать путем созидания материальных ценностей, а не их уничтожения. Ведь не секрет, что немало состояний сколотилось путем простой сдачи в металлолом предприятий, вполне пригодных к эксплуатации. Просто они достались тем, кто ничего производить не умел. Для них достаточно было и металлолома, чтобы обогатиться. И их понять можно – чего не обогащаться, если за социалку они ответственности никакой не несли, налоги на доходы на недвижимость минимальные, а чиновники, вершащие приватизацию, покупались задешево. Это сейчас они повысили ставки. Я доподлинно знаю, что один из крупнейших машиностроительных заводов Советского Союза был продан по цене трехкомнатной квартиры. Причем не московской. Правда, на взятки ушел миллион долларов. Но это же мелочи! Зато сейчас покупатель - олигарх! Наши чиновники – это такая сволочная порода людей, продажнее и жаднее которых можно встретить лишь в Государственной думе….

- Вы-то, надо полагать, лучше всех со своими неуемными аппетитами! – не утерпел Рейнгард. Он мрачно выслушивал совершенно невозможные откровения солидных и ответственных людей, и никак не мог решить, то ли они сошли с ума, то ли у него самого что-то не в порядке с головой. – Ты бы лучше рассказал, как сам стал единоличным владельцем контрольного пакета акций? Покайся в своих грехах!

- Я и не собираюсь ничего утаивать! – фанатичный вызов блеснул в глазах олигарха, и Настя, глядевшая на него снизу вверх, тоже усомнилась в здравии ума своего супруга.

* * *

Она вообще мало что понимала в происходящем здесь и надеялась, что всегда трезвомыслящий и предельно расчетливый Синявский внесет ясность и порядок в это сумасшедшее застолье. Однако и он понес такую околесицу, которой не позволяли себе даже предыдущие, явно со съехавшей крышей, ораторы. «И тут он перещеголял всех!», - подумала она, и сама не поняла, чего в этой мысли больше – осуждения или одобрения. А нефтяной магнат продолжал разливаться соловьем:

- Да, аппетиты наши неутолимы! А у кого они утолимы? Это только тупой обыватель без зачатков воображения может считать, что если у человека все есть, то, значит, ему больше ничего не надо. Человек, к сожалению, такая сволочная натура - хуже могут быть только депутаты Госдумы - что когда все есть, тогда как раз и начинает просыпаться настоящая алчность. Больше его ничего в жизни уже не интересует – только богатеть! И жажду эту невозможно утолить никакими суммами. Любые деньги дают удовлетворение лишь на время. Потом требуется новая доза. Причем для получения того же эффекта нужна доза в более крупном размере. И человек идет на все, чтобы утолить эту жажду. Кто не нарушал закон, сколачивая баснословные состояния? Так делалось всегда и везде. И это при том, что во всем мире законы всегда учитывали и учитывают в первую очередь интересы богатых. Но им всегда мало. И у нас в России это явление приняло какие-то крайне дикие формы. Самые льготные в мире законы для крупного бизнеса нарушаются нашими бизнесменами с большим остервенением и наглостью, чем где бы то ни было. Признаюсь, и я не без греха. Много чего скопилось на совести усталой! - неожиданно вспомнились ему слова какого-то классика. – К примеру, акции, полученные по ваучерам нашими работниками, мы выкупали у них в приказном порядке. Кто не продавал, тот увольнялся. Естественно, цена была ненастоящая. Вот вам и контрольный пакет акций, и это, как ни крути, а мошенничество. В какой-то степени извиняет меня лишь то, что все так делали. Но, конечно, я понимаю, что это несерьезная отговорка. Человеку, искушенному в финансовых тонкостях, не составляет особого труда обмануть человека, который в этих вопросах не разбирается. Их должен защищать закон. Но эти подлецы из Государственной думы оставляют в законах такие лазейки для нечистых на руку, что только ленивый ими не воспользуется. И если не обману я, то обманет кто-нибудь другой. Вот и соревнуемся, кто ловчее. А виноваты, как верно заметил предыдущий выступающий, депутаты-законодатели. У нашего народа и вправду, видимо, какое-то особое предназначение. Это же надо уметь – из всей страны выбрать самых умственно и духовно неполноценных, и поручить им издавать законы! Нет, такую страну надо сохранить хотя бы как музейную редкость!

Завершив свое эмоциональное выступление, Синявский без сил упал в кресло.

* * *

- Ты рехнулся, что ли?! – через стол бросила Настя. Она смотрела на мужа и не узнавала его. В выражении его глаз, всегда излучающих спокойствие и уравновешенность, теперь появился какой-то вызов. И ответ прозвучал, как пощечина:

- Помолчи, курица!

Пока Настя переваривала неслыханное прежде оскорбление, Синявский подрагивающей рукой налил до краев пузатый фужер виски и, никого не приглашая, залпом выпил. В повисшей тишине отчетливо слышен был булькающий звук глотков. Но никто не последовал его примеру. Зал как будто застыл, переваривая импровизации нефтяного магната.

И опять тишину нарушил голос рыжего распорядителя, роль которого никому, кроме Артура, не была понятна. Посланник преисподней решительно поднялся с кресла:

- Что ж, остается выслушать мнение самого уважаемого и знающего человека, – он повернулся к губернатору и весело выкрикнул в зал. – Попросим!

Однако его энергичные аплодисменты зал поддержал не то чтобы вяло, но как-то без энтузиазма. Все, как заводные манекены послушно захлопали, - беззвучно и бесстрастно.

Рейнгарду ничего не оставалось, как встать. О чем говорить и как себя вести после того, что здесь уже было сказано, он совершенно не представлял. Кивком головы поблагодарив зал, он бросил взгляд на рядом стоящего Веля. Не обратить внимания на чудную картинку, которая так взволновала предшествующих ораторов, не представлялось возможным. Надо ли говорить, что эффект оказался почти в точности тот же. И Роберт Кунцевич узнал себя в грешнике, а в мучителе – своего нового знакомого, стоящего перед ним в распахнутом пылающем пиджаке. И провокационный приглашающий жест этого знакомца с рогами произвел на него такое же ошеломляющее впечатление.

Роберт Кунцевич хотя в последние годы и посещал иногда церковь, но был человеком глубоко неверующим. Просто время стало другим, и воинствующий атеизм как-то сам собой сменился на атеизм чисто личностный. В церкви же бывал по необходимости, из пиарных соображений. Естественно он не верил ни в Бога, ни в черта, ни в какую иную сверхъестественную силу. Материализм был его богом, и он полагал, что все непонятные и внешне сверхъестественные явления рано или поздно сумеет объяснить официальная наука, твердо стоящая на материалистических позициях. И события сегодняшней ночи – а время уже далеко перевалило за полночь – хотя и внесли в его душу смятение и мутную неразбериху, но ожившая картинка на майке непонятно как сблизившегося с ним молодого человека давала основание предположить, что они попали в руки чрезвычайно ловких авантюристов. Современные технологии позволяют проделывать и не такие фокусы. Эта предположение внесло некоторую ясность в его растрепанные мысли и объясняло многое. Он решил не показывать виду, постараться достойно выйти из этого более чем щекотливого положения, а завтра разобраться и наказать виновных.

- Вы имеете в виду сегодня? – прервал его размышления, свистящий шепот прямо в ухо, так, что даже засвербело. Рейнгард вздрогнул:

- Что, сегодня? – непонимающе переспросил он.

- Ну, сегодня уже наступило. Впереди целый день. Зачем же откладывать разборки на завтра, если это можно сделать сегодня?

Слова посланника преисподней вернули губернатора в состояние отупелого недоумения. Сомнений не было – он прочитывал его мысли!

Анатолий Осипов