ЛЕУН АННА: повесть "Надежда"

В память о моей маме — Поляковой Надежде Филипповне

Холодный осенний вечер. За окнами накрапывает снежок, чуть колыхаются от лёгкого ветерка ветви старого клёна, бьют по крыше дома. В печке потрескивают дрова. Сегодня День Матери. Мысленно пытаюсь вернуть невозвратимое и навсегда воскресить ушедшее.

Мама моя, Полякова Надежда, родилась в деревне Красное Брянской области. Через года пронесла она на своих хрупких плечиках тяжкий груз, который взвалила на её поколение Великая Отечественная война. В комоде у нас хранился единственный, пожелтевший от времени, снимок той поры — мой дед, Поляков Филипп со своим фронтовым товарищем около пулемёта. Они были в армейских мундирах с разнообразными знаками отличия и медалями. Эту фотографию мы хранили как самую дорогую реликвию. Дед погиб 18 ноября 1943 года в боях за освобождение Ветковского района в Белоруссии. Не любила мама рассказывать о своём детстве, опалённом войной. А когда рассказывала, то мы, её дети, не могли удержаться от слёз. На оккупированной фашистами территории, она, будучи десятилетней девочкой, со сверстницами собирала колоски, разгребая руками снег на неубранном пшеничном поле, пекла лепёшки из лебеды, чтобы накормить ими работающую в колхозе от зари до зари мать и младших сестрёнок.

Не хватало умеющих слушать и задавать вопросы. Наверное, если бы мы задавали вопросы да участливо и ласково смотрели ей прямо в глаза, её душе стало бы хоть немного легче. Несла она в себе непомерный, возрастающий год от года груз невысказанных обид и тревог так и не встретив того единственного избавителя, которому можно было излить душу в тихий час исповедальной чистоты. Безнадёжно одинокая, она жила чужими и нашими радостями, а несчастья воспринимала, как свои, добавляя к ним недолю, подаренную ей судьбой.

Судьба… Она неблагосклонно отнеслась к моей маме. Пришлось ей пережить и голод, и холод, и измену мужа — моего отца, и смерть единственного сына. Мама слишком рано поседела...

Мы жили на станции Ксеньевская Забайкальского края, на небольшой улочке "Каменной", застроенной деревянными домиками. Наш небольшой домишко отличался от других садом, посаженным моим старшим братом в шестидесятые годы, и выходом на большую поляну. Весной наш домик был издали похож на серый камень в морской пене, потому что кроны цветущих диких яблонь плотно смыкались над ним. Зимой же на этих, покрытых инеем, ветвях гордо восседали красногрудые снегири — мы всегда подкармливали птиц, развешивая кормушки. Чудесной летней порой наш сад полыхал яркой гаммой цветов, посаженных мамой. Пламенели астры, а над ними благоухали разносортные георгины. Ночи в Забайкалье были холодными и цветы приходилось в начале июня и с середины августа накрывать. Маме удавалось сохранить это великолепие надолго, до октябрьских заморозков.

Цветы в нашем саду выращивались только для души. Много внимания уделялось розам. И нам, своим дочерям, она передала любовь к цветам. И лишь мы понимали: без заботы о прекрасном она жить не сможет. У мамы было больное сердце, но по врачам ходить она не любила, а вот рядом с цветами преображалась, молодела. Сколько труда она вкладывала в свой садик! Берегла от туманов и заморозков, поливала и холила, экспериментировала. А ведь был ещё и большой огород! Трудолюбивая симпатичная женщина нравилась мужчинам, но даже начинать с ними какие-то связи не хотела, и на наши уговоры выйти замуж второй раз, отвечала, что не хочется ей приноравливаться, уступать и на кого-то надеяться. Так и посвятила всю свою жизнь детям и внукам, да леспромхозу, где долгое время проработала станочницей. Она старалась быть нам необходимой, делала добро, как умела. Она тащила на себе тройную ношу — производство, домашнее хозяйство, воспитание детей.

На производстве маму уважали. Она была передовиком. Имела множество почётных грамот, благодарностей, медаль "Ветеран труда", значки "Ударник коммунистического труда и "Победитель соцсоревнований". Как результат всему — пенсия в 120 рублей. Когда распался Союз советских социалистических республик, наша соседка тётя Аня, ни дня нигде не проработавшая, просидевшая всю свою жизнь на лавочке, щёлкая семечки, стала получать пенсию почти что в 2 раза больше. Вспоминаю мамины глаза. В них застыли недоумение и слёзы обиды. Что и говорить — "умеет" наше государство заботиться о честных тружениках...

С далёкой поры детства живёт во мне огромное почтение к умелым рукам, украшенным мозолями, а не золотыми кольцами. Я бесконечно могла смотреть, как волчком крутилось в маминых руках веретено — она пряла пряжу из пуха нашего пса Валета, чтобы связать нам носки, шарфы, варежки, носочки… А как же красиво она вышивала крестом и гладью! Она любила украшать наш домик. Шторы, оконные занавески, наволочки и покрывала, салфетки и скатерти — всё было украшено маминой вышивкой. Под покрывалом на каждой кровати — кружева, вязанные крючком. На полу, в каждой комнате — домотканые половички. Помнится, что во время летних ливневых дождей у нас часто гас свет, тогда мама вышивала при свете свечи.

Часто по вечерам приходила к нам тётя Вера — сестра отца, и соседки — такие же простые женщины как и мама. Толковали  за вечерним чаем "про жизнь", о моде, делились новинками вкусных пирогов, выкройками для шитья одежды, обсуждали просмотренные кинофильмы. А как они пели! У мамы был красивый голос и она всегда запевала русские народные песни. Женщины строили планы на будущее, фантазировали, но всё осложнялось в их жизни, менялось вопреки мечтам. Как хозяйки земли говорили с грустью о потерях леспромхоза. Приезжие за заработками вели себя в тайге как временные гости, о будущем не задумывались. Жгли мелкий лес в штабелях, не очищали деляны после вырубки сосен. Сопки полыхали, сжигая и брусничные мари. Благодаря бруснике, этой витаминной ягоде, мы выживали. Ягоду принимали в заготконторе, выдавая деньги. Летом у нас был покос, осенью — брусника. Тот, кто собирал эти ягоды руками, знает, какие чувства испытываешь при этом. А вкус брусничного пирога, испечённого мамой, ни с чем нельзя было сравнить! Тесто она замешивала на опаре, несколько раз подбивая деревянной лопаточкой, добавляя ловко разбитые ножом яйца домашних кур, затем раскатывала на тоненькие слои и укладывала на лист, бережно смазывая каждый слой брусничным вареньем. Лист помещался в разогретую печную духовку, которую нельзя было открывать до полной готовности выпечки. Готовность же узнавалась по изумительному, несравненному запаху. Мы ели пирог горячим.

С тех пор прошло много лет. Вот уже 20 лет мамы нет рядом с нами. Когда она заболела, я не смогла сразу же поехать в Забайкалье — лежала в больнице дочь, получившая травму в школе и перенёсшая 2 операции. Но когда я приехала к маме, то удивилась тому, что она сильно похудела. Мы доставали дорогие лекарства, прописанные докторами, но ничего не помогало. Она таяла на глазах, но мы все верили в её выздоровление, делая для этого всё возможное. Шло время, а улучшение не наступало и в ноябре 1995 года сестра, не в силах больше таить от нас то, что ей открыли врачи, позвонила и срывающимся на крик голосом произнесла: "У мамы рак! Она умирает!.."

Мама меня дождалась. Она прожила ещё несколько дней, но эти последние дни сложно было назвать жизнью. Она, измученная дикими болями, лежала в отдельной комнате почти без движения и около её постели были почти все родственники и медицинская сестра. Уколы… Уколы… Уколы… Безнадёжные дни были наполнены только слезами и нестерпимой болью. Мы с сестрёнкой бесконечно читали молитвы Пресвятой Матушке — Богородице, просили облегчить мамины страдания. В день смерти маме полегчало. Она сказала, что ей так хочется студёной воды из родника. Напившись, она положила голову на мои колени, приняла удобную позу и уснула. Дыхание было ровным. Я боялась шелохнуться, нарушить её сон. И лишь сестрёнка поняла, что мама умерла. На лице мамы застыла улыбка. Она даже как будто бы помолодела...

Говорят, что человек ко всему привыкает. Это неправда. Страшно подумать, но я до сих пор не могу смириться с маминой смертью. И до сих пор, наперекор всему, живёт во мне, пусть безумная, но такая желанная уверенность — она рядом, с нами. И в зимний холод, и в летний зной она как звёздочка светит мне, как бы говоря: "Иди, доченька, в своё детство и хотя бы мысленно проживи его ещё раз. Она приходит ко мне с ласковым весенним ветерком и жаркими солнечными лучами после проливных дождей. Я ощущаю её приход, притрагиваясь к лепесткам роз в бриллиантовой росе, которые выращиваю в память о ней в своём садике. В конце концов всё, чем наполнены мои годы, даровано мамой. Она приходит ко мне своим светлым именем — Надеждой.

И пусть она не сделала никаких изобретений, не обнаружила новых планет, не сочинила поэм. Зато она сумела выжить в войну и не дала умереть от голода младшим сестрёнкам, пела красиво наши, русские песни, была знатной грибницей и ягодницей, выращивала чудные цветы, холила деревца, вязала и вышивала как настоящая художница, пекла славные пироги, славилась ударным трудом и искренне радовалась жизни.

Она просто была настоящей мамой и бабушкой...

Источник