ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ ПОВЕСТЬ
Сегодня я дежурил по школе во время самоподготовки. Заглянул в один класс, где группа ребят готовила уроки. Двое играли в "морской бой". Юра Панов, открыв физику, искал нужную формулу для решения задачи. Увидев меня, ребята в один голос:
– Заходите к нам, Алексей Егорович. Посидите у нас, расскажите что-нибудь. Вы так много знаете. Какую-нибудь историю интересную, а то наша истеричка нам ничего не рассказывает. Читайте, говорит, сами…
– Это что ещё за "истеричка"?
– Зверья Крысовна.
– Кто-кто? Вера Борисовна? Преподаватель истории? Ну и имечко вы ей дали! А мне что придумали?
– А вам ничего. Вот раньше…
– А что "раньше"?
Переглянулись: говорить или нет? Наконец, решились:
– А ничего не будет?
– А что может быть?
– Ну, директор узнает…
– Ни гу-гу! – заверил я, приставив ладонь ко рту.
Это подействовало.
– Боцман.
– Это почему "боцман"?
– Вы тельняшку носите, вон выглядывает.
– Только поэтому?
– Вы ещё орлами нас называете… как на флоте.
– "Орлами"… Ну, тогда всё ясно. А сейчас как?
– А сейчас – Алексей Егорович. Один Пятков только…
– А Пятков как?
– Лысым называет.
– Ну, правильно. Я и есть лысый. Каким же мне быть, если матушка-природа наградила меня лысиной! Главное, ребята, не волосы на голове, а то, что под ними… что в этих, – ласково похлопал их по головам, – черепушках.
Вечером, возвращаясь с самоподготовки в общежитие, ребята могли видеть прохаживающегося по спальням среднего роста кряжистого полноватого гражданина с розовым, как у младенца, лицом, на мочке одного из ушей которого висела багровая трясущаяся бульба. При каждом его шаге она болталась туда-сюда, что дало повод кому-то из мальчишек назвать мужчину «ранеткой». По спальным комнатам Николая Федотовича (так его звали), знакомя с интернатом, водила воспитательница шестого «б». Как впоследствии оказалось, его прислали к нам из облОНО…на перевоспитание и назначили немного-немало старшим воспитателем. Чуть позже из грустного рассказа Веры Фоминичны коллектив узнал, что Николай Федотович окончил где-то учительский институт, потом то ли в Ленинграде, то ли в Москве повышался, учительствовал в разных учебных заведениях в Приморье, директорствовал в одной из средних школ Уссурийска, откуда через год-два изрядно намучившиеся с ним педагоги его попросили. И тогда он приехал в Благовещенск к дочери. Но не осел там, а заявился в облОНО, покаялся за грехи, неоднократно отмеченные в его трудовой книжке, и какая-то наделённая педагогической властью «добрая душа» определила его к нам на исправление.
Забегая вперёд скажу, что проработал он у нас недели две, может, чуть больше. Раза два пятиклассники гуртом приволакивали Николая Федотовича с улицы, где находили его лежащим на проезжей части на пути к общежитию. Я и сам как-то видел его на площади перед городским вокзалом. Николай Федотович, скорчившись, возлегал на асфальте перед статуей Ленина. Пола его плаща была откинута, гульфик расстёгнут и около него образовалась лужа. Всё бы, может, ничего, если бы он не мешал проезду такси и автобусов и на его пиджаке не выделялся ромбик окончившего высшее учительское заведение. Мимо проходили люди, глазели на это педагогическое чудо и, брезгливо морщась, убыстряли шаг…
С тех пор прошло много лет, но всякий раз вспоминая свою работу в школе-интернате, я вспоминаю и «ранетку», присланного к нам на перевоспитание. Вспоминаю и случай, когда «ранетка» предлагал воспитаннику Пяткову выпить «из горла» прямо в воспитательской. Узрев тогда это нехорошее действо, я выпроводил мальчишку из кабинета и пристыдил Николая Федотыча, на что тот протянул мне недопитую бутылку:
- Егорыч, за всё хорошее… давай…не побрезгуй…
От него мы избавились, правда с большим трудом: область ещё упиралась…