ПАДАЛКО А.Е.: ГОРЕТЬ, ЗАЖИГАЯ ДРУГИХ. ГЛАВА 20. ВЕДЬМА

ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ ПОВЕСТЬ

В моей квартире интернатовским пацанам всё казалось необычным. И эта живая белокорая берёзка в углу, на ветках которой – клетка с говорливым кенаром. И разноцветные минералы,  заполнившие нижние полки серванта. И самодельная книжная полка во всю стену.

Взгляд Лёшки скользнул  по названиям: "Прикладная газовая динамика", "Фитонциды", "Справочник по химии"… И большая коробка из-под папирос, доверху набитая ребячьими трофеями: самопалами, рогатками, зажигалками, пулемётными лентами. И вдруг эта икона.

– Верит, – шепнул Лёшка товарищу, перекрестился, покосившись на кухню, из которой доносилось:

– Подождите ещё чуток, а-то пироги  мои пригорят и вас голодными оставлю.

– Не может быть, – засомневался Витька. – А может…

– А зачем повесил да ещё на самом видном месте?

– Чего вы там шепчетесь? – я вышел в зал, вытирая руки о передник. – А-а! – догадался. – О моём отношении к богу. Не верю, конечно. Ну, как я могу верить в то, чего нет! В то, что люди сами напридумывали! А почему повесил? Лет семь назад  рабочие нашли эту икону под землёй, когда рыли котлован под пятиэтажку. Годов триста ей, не меньше. И мне подарили. Висит теперь она как произведение искусства наших далёких предков. Ну, ладно, давайте рассказывайте. С самого начала. Как нашли тот  загадочный погреб…

Возвращались они от меня  воодушевленные, взволнованные.

– А знаешь, – говорил Витька, – улицу перед школой можно перекрыть гвоздикой.  Громадной красной гвоздикой. Революцию отображать будет.

– Что ж ты Алексею Егоровичу не сказал?

– В голову только сейчас стукнуло.

– А я думал железную звезду поставить. Тоже большую. И на ней что-нибудь написать.

В темноте на старом снегу прямо перед своей ногой Витька увидел кошку и чуть не наступил на неё. В следующую секунду животное бросилось ему под ноги. Витька отшвырнул её пинком. Она яростно  мявкнула и снова кинулась ему в ноги. Ведьма!

Обезумев от страха, Витька заорал и рванул  что было мочи к общежитию, но кошка ещё стремительнее кидалась ему под ноги. Он наступал на неё, пинал, а она снова и снова…

Витька  не помнил, как очутился перед интернатовской дверью, как влетел в неё, сбив с ног двух  девчонок и воспитательницу  первого класса. Он пришёл в себя  только в своей кровати. Вызванная к нему  медсестра, положив руку на его лоб, выслушала Лёшку:

– Я сразу не понял, а Витька как заорёт. И – побежал. Ну и я за ним.

Ребята, собравшиеся со всех этажей, смотрели то на Витьку, то на Лёшку, то на медсестру.

– "За ним", – ехидно прокомментировал  сбивчивый рассказ Лёшки Пятков. – А сам первый придул.

– Так я же… тоже испугался.

Полушоковое состояние постепенно проходило, и Витька стал понимать, почему возле него сидит медсестра, отчего заикается Лёшка, зачем  собрались ребята. Взгляд его скользнул по своим ногам. На одной из них  болталась проволочная петля. И тут вдруг до него дошло: кто-то хотел задушить кошку и привязал её к петле. А в эту петлю попал ногой он, Витька. И когда отшвыривал кошку от себя, та, естественно, бросалась ему под ноги. "Гады, издеватели!" – костерил он в душе неизвестных  злоумышленников.

На следующий день в школе только и разговоров было о кошке-ведьме. Витьку встречали в коридорах, останавливали на крыльце, в классе, спрашивали с нескрываемой иронией:

– Ну, как, Бобёр, ведьма? Страшная?

И катились с хохоту. Одного Витька брал за грудки, другого отшвыривал прочь, третьему влеплял затрещину. Впрочем, издевательства вскоре прекратились…

На одном из занятий кружка разбирали лучшие проекты памятников. За основу приняли Витькину железобетонную гвоздику. Но с дополнениями. На одном из её лепестков обязательно должен быть  профиль Дзержинского, простенький рисунок на тему гражданской войны и ёмкая надпись.

– Какая надпись? – оживился Витька.

– Что-то связанное с революцией, – сказал я. – К примеру, "Великому  Октябрю посвящается" или что-то ещё.

– А кто будет делать гвоздику? – спросила Галя, мельком взглянув на Боброва.

– "Кто". Сами.

– Мы?

– Я считаю, это великая честь для нас. Конечно, нам будут помогать, но главное – мы. Понимаете, тут я  вот о чём подумал. Когда мы сделаем опалубку и  выставим металлическую арматуру, в самое сердце гвоздики надо поместить капсулу.

– Какую капсулу? – спросил Витька и, встретившись глазами с Галей, поспешно отвёл взгляд в сторону. Почувствовал, как загораются  мочки ушей, щёки, словно в чём-то провинился.

– В эту капсулу поместим обращение к нашим потомкам и имена тех,  кто делал гвоздику. А вы что хотели бы ещё поместить?

– Фотографии современных машин, – подсказал Костя.

– Пойдёт. Ещё?

– Тетрадь какого-нибудь отличника! – выкрикнул Пятков. – Чтоб они знали, как мы тут учились.

– Давай вложим твою тетрадь? – сыронизировала Лена.

– Пжалста, – сделал широкий жест Пятков. – Хоть килограмм!

– А что ребята,  тетрадь – это неплохо. Пусть знают будущие люди, которые, может, через тысячи лет проведут здесь раскопки, когда даже  и памятника этого не будет и самой школы-интерната, чему здесь учили. Не надо забывать, что свет от звезды идёт и тогда, когда она уже погасла.

– Неужели будет такое время? – загорелась Галя.

– Будет!

– А мы тогда будем?

– Через тысячи лет?.. Если доживём. Учёные говорят, что человеческая жизнь может быть продлена до четырёхсот или даже девятисот лет. Над этой проблемой они давно работают.

– Всё! – вставая, бухнул Пятков. – Тоже буду работать над этой  проблемой!

– Сядь, – осадил его Костя. – Алексей Егорович, а капсула из чего? Если железная – коррозия разъест.

– Из бутылки из-под кефира…