ТАРАСОВ Ю.А.: Чудиновский бой. Часть 2. В окружении

Литературно-исторический очерк из 4-х частей

(Данный очерк представляет собой попытку исторической реконструкции на основе сообщений Амурских газет за февраль-март 1919 года и воспоминаний непосредственных участников описываемых событий. Все события, кроме происходившего на ст.Алексеевская, а также некоторых их подробностей, взяты из исторических документов)

Только перед рассветом голова колонны красноярской роты повстанцев достигла наконец окраины с.Сукромли. Это был уже последний вступивший в село отряд повстанческой армии, её арьергард.  Большинство домов к тому времени были заняты пришедшими ранее подразделениями, и красноярцам пришлось искать себе ночлег на окраине, возле самого ручья.  Там, чуть в стороне от других построек, стояли три маленьких и пока ещё свободных от постояльцев бревенчатых избушки, выходящих своими окнами на ближайшую улицу села.

В каждой из них командиру роты Ивану Черемисину пришлось разместить по 70-80 своих бойцов.  Подкрепившись наскоро сваренной хозяевами картошкой в мундирах и горячим чаем, вприкуску с найденными на дне походных котомок последними сухарями, они быстро заполнили своими телами всё свободное пространство пола и лавок у стен, и вскоре лишь стоящие вдоль забора на улице ряды телег и саней да редкое всхрапывание и ржание тесно набитых в конюшни ездовых лошадей выдавало присутствие здесь такой большой массы спящих вооружённых людей.

Между тем, солнце уже начинало медленно подниматься из-за горизонта, постепенно озаряя своими бледно-оранжевыми от морозной дымки лучами широкие улицы села и плоские, заросшие густым сосновым лесом верхушки окрестных сопок.  Когда совсем рассвело, в сельской школе, где расположилась основная часть штаба повстанческой армии, уже шла деловая суета.  В занятой штабом угловой классной комнате стрекотала пишущая машинка, вокруг которой сидели на придвинутых к столу партах сам Дрогошевский, Брезон, Аксёнов и ещё несколько командиров.  Здесь составлялась инструкция о дисциплине, план переформирования армии и приказ о создании при ней военно-полевого суда.

В соседнем помещении группа бойцов окружала стоявший на учительском столе французский ручной пулемёт «Шош». Двое самых старших из них, по одежде – бывшие фронтовики, осторожно разбирали пулемёт, аккуратно раскладывая детали на подстеленной под него чистой белой портянке.  Это знакомилась со своим единственным пока основным оружием только что образованная пулемётная команда повстанческой армии.  Третью классную комнату занимал дежуривший при штабе разведывательный кавалерийский взвод, возглавляемый бывалым красным казаком из Игнатьевской станицы Иваном Пенжуковым.  С улицы в окна разведчиков заглядывали их лошади, привязанные к сколоченной из жердей ограде, временно превращённой в удобную коновязь.  В широком коридоре школы толпились свободные от караулов бойцы комендантского взвода, с интересом прислушиваясь к голосам, доносившимся из помещения штаба.

Вскоре к зданию школы начали подтягиваться вооружённые люди со всех концов села.  Пришли даже выставленные ночью караулы с наиболее безопасных северной и западной его окраин.  Ещё ночью Дрогошевский позаботился известить командиров отрядов о том, что утром, сразу после отдыха, все имеющие оружие повстанцы должны собраться к школе для планируемой реорганизации армии и разбивки её на более правильные войсковые единицы.  Не были предупреждены о построении только бойцы красноярской роты, прикрывавшей отход армии и вошедшей в село значительно позже остальных.

****

В пять часов утра 25 февраля бронепоезд командующего 1-й бригадой 12-й дивизии императорской армии Японии генерал-майора Ямада медленно подошёл к станции Алексеевская и остановился на втором запасном пути, прямо напротив полузанесённого снегом остова кирпичного здания городского вокзала, строительство которого было остановлено лет пять назад в связи с начавшейся мировой войной.  Из открывшихся люков бронированных вагонов сразу же выскочило несколько десятков солдат и быстро оцепили прилегающую территорию станции, перекрыв все подходы к станционным путям.

Через несколько минут на соседний путь втянулся длинный воинский эшелон из красных теплушек со штабным вагоном в середине и двумя платформами в самом конце, на каждой из которых можно было легко различить под заснеженным тентом силуэт полевого 75-миллиметрового орудия с зарядными ящиками и артиллерийским передком.  Из ближайшего к первой платформе вагона глухо доносилось ржание лошадей.  Мгновение спустя морозный воздух станции наполнился лязгом оружия, топотом солдатских сапог и отрывистыми звуками японской речи перемежаемой сдержанным смехом и звоном котелков.

Вскоре со стороны центра города к бронепоезду подъехал открытый легковой автомобиль, из которого вышли несколько русских и японских офицеров и по очереди поднялись в услужливо распахнутую перед ними дверь вагона.  Сразу вслед за ними туда же вошёл и командир только что прибывшего на станцию воинского эшелона.  На военный совет к командующему японскими силами в Амурской области собрались командиры русского и японского гарнизонов г.Свободный капитан Баранов и майор Осима, представитель комендатуры г.Свободный прапорщик Филлипов с переводчиком, командир Амурского пехотного полка полковник Суррей, а также командиры прибывших в город японских экспедиционных отрядов полковник Такахаси и майоры Такахаси и Танака.

После формальной процедуры обмена приветствиями генерал Ямада пригласил всех присутствующих к разложенной на широком столе карте области и приказал командиру японского гарнизона описать сложившуюся на данный момент военную обстановку в городе и его окрестностях.  Из доклада майора Осима следовало, что подошедшая накануне к городу группировка повстанцев, численностью около трёх тысяч человек, во второй половине дня отступила из деревни Дубовка к Новоивановке, откуда, предположительно, собирается продвинуться к селу Сукромли.  Сегодня утром по её следам отправлен для разведки конный милицейский отряд.  В городе, в настоящей момент, помимо переброшенных сюда за последние сутки трёх неполных японских батальонов и базирующейся в Суражевке роты капитана Маедо, имеются местная милиция и небольшая группа солдат и офицеров русской армии, совокупная численность которых не достигает ста человек.  Кроме того, вчера вечером из Благовещенска прибыли резерв областной милиции и сводный офицерский отряд Амурского пехотного полка под командованием присутствующего на совещании полковника Суррей.  Отряд капитана Мицуи, после очистки Ольгинской волости от мятежных банд, сегодня уже возвратился на станцию Гондатти.

Вслед за комендантом японского гарнизона выступил начальник штаба бригады, сообщивший, что село Серебрянка уже занято японской ротой из состава сил, преследовавших повстанческую армию от Ивановки.  Таким образом, путь отступления противника по долине реки Голубой назад в Зазейский район уже перекрыт.

Внимательно выслушав оба доклада, Ямада наклонился над картой и несколько минут изучающее смотрел на неё.  Затем он резко выпрямился и решительным тоном объявил своё решение:

— Мы накануне победы, господа офицеры!  Большевистский зверь сам приготовил себе ловушку и захлопнул за собой дверь.  Нам необходимо лишь перекрыть выходы к железной дороге и тогда у мятежников останется только один свободный путь – на север, в тайгу, через редкие нищие селения крестьян-новосёлов, по узкому коридору между амурскими казачьими станицами и железнодорожной магистралью.  Решившись пойти туда, они очень скоро съедят всех своих лошадей и капитулируют, если, конечно, не будут ещё раньше окружены и разбиты доблестной армией Микадо.  Но, думаю, они сами понимают невозможность отступления по этому пути и, следовательно, останутся на месте или попытаются прорваться через железную дорогу.  В любом случае их участь решена.  Необходимо действовать сейчас же, без всякого промедления.

Полковник Такахаси, ваш батальон должен немедленно выступить через Дубовку и Новоивановку на Сукромли.  Конная милиция придаётся вашему отряду в качестве разведки.  Майор Танака, вы будете наступать по дороге через Рожковку.

— Господин генерал-майор, разрешите обратиться! – вдруг послышался голос свободненского коменданта прапорщика Филиппова. 

Ямада нахмурившись повернулся к русскому офицеру, недовольно слушая сбивчивый перевод пришедшего вместе с Филипповым японца-парикмахера из Свободного.

— Говорите, буркнул он и уселся в стоявшее возле окна мягкое резное кресло японской работы.
— Существует ещё один путь к железной дороге от села Сукромли. На карту он ещё не нанесён. Я проходил по нему неделю назад с проводником из местных крестьян, после того как мы разгромили конспиративный штаб красных на хуторе Шатковского возле станции Ледяной.
-  Прапорщик Филиппов действительно участвовал в операции на станции Ледяной – вмешался в разговор капитан Баранов. – Я готов полностью подтвердить его слова.

Ямада, ещё более прищурив и без того узкие щелки своих глаз, раздвинул в улыбке маленькие усики и обращаясь к Филиппову медленно произнёс:

— Я доволен вами, господин прапорщик.  Обещаю, вы будете представлены к японской награде.  Но прежде вам придётся самому показать эту дорогу нашим доблестным японским войскам.  Майор Танака, я меняю вам задание.  Ваш батальон пойдёт с русским прапорщиком через Черновский разъезд.  Отправляйтесь туда прямо сейчас, пока ещё не успел остыть котёл вашего паровоза.  Завтра в полдень вы должны уже выйти на северные подступы к селу Сукромли.  В это же время с юга к нему подойдёт отряд полковника Такахаси.  Да, одну роту оставьте на всякий случай возле железной дороги.  Всё.  Совещание окончено.  Сверим время господа офицеры.

****

Закончив наконец сборку пулемёта, командир пулемётной команды вошёл в штабную комнату и обратился непосредственно к командующему армии:

— Товарищ Дрогошевский, пулемёт к стрельбе готов, разрешите опробовать ?
— Конечно разрешаю.  Только не сейчас.  Подождите с часок-полтора.  Да отойдите подальше за околицу, а то всю деревню перепугаете.  А вы, товарищ Кошкин, немедленно скажите своим разведчикам: пусть проедут по селу, предупредят об испытаниях пулемёта.  Народ у нас разный, как бы паники не наделать.  Минуту спустя гулкий топот лошадиных копыт за окном возвестил о том, что распоряжение командующего уже начало претворяться в жизнь.

К тому моменту, когда Дрогошевский отдавал это приказание, у него действительно имелись серьёзные основания опасаться возникновения паники в рядах своей армии.  Цепь неудачных боёв, отказ подпольной организации Благовещенска поддержать восстание крестьян, непрерывное, продолжающееся уже почти две недели отступление, постоянное преследование со стороны японских отрядов, не дававшее возможность остановиться для отдыха хотя бы на одни сутки, хронический недостаток патронов и современного вооружения, а теперь ещё новая напасть – острая нехватка продовольствия и фуража в бедных новосельческих деревнях, куда повстанческая армия была вынуждена отойти из готового уже сомкнуться кольца японских войск, сильно подействовали на настроение многих рядовых бойцов и некоторых младших командиров.  Всё чаще можно было услышать среди них ропот недовольства, жалобы на тяготы похода, увидеть признаки отчаяния и усталости в потухших глазах.  В селе Сукромли командование повстанцев надеялось провести не менее двух суток и за это время реорганизовать армию и полностью восстановить её боеспособность.

Когда вокруг штаба собралась почти вся вооружённая часть повстанцев, Дрогошевский вызвал к себе командиров рот и объявил им только что разработанный план структурной перестройки армии.  Согласно этому плану, подразделения наиболее сильно пострадавшие от дезертирства сливались в более крупные боевые единицы, а личный состав чрезмерно разбухших рот, наоборот, должен был подвергнуться сокращению.  Для реорганизации армия была построена во дворе школы и на главной улице против неё.  Когда пулемётчики вывезли наконец свой пулемёт за ворот села, разбивка на новые взводы и роты была в основном завершена.  

Согласно докладам командиров вновь образованных подразделений, общая их численность составила 1200 человек, не считая отсутствовавшей на построении остальной части армии.
Митинг, на котором предполагалось объявить бойцам только что разработанные приказы о дисциплине и военном суде, поручено было открыть новому члену штаба армии Василию Аксёнову, введённому в его состав вместе с Патрушевым три часа назад при объединении штабов 1-го и 2-го повстанческих районов области.  Начиная с высокого школьного крыльца свою зажигательную речь, он вряд ли мог даже предположить, что из темнеющего совсем рядом маленького лесочка за ним сквозь узкие щелки век уже внимательно наблюдают чужие враждебные глаза.

****

Выгрузившись на разъезде Черновском менее чем через полтора часа после окончания совещания в вагоне Ямадо, отряд майора Танака столкнулся с первыми серьёзными трудностями, поставившими под вопрос своевременное выполнение поставленной перед ним боевой задачи.  Как оказалось, ни в сильно разорённой уже предыдущими действиями японских солдат деревне Черновке, ни в соседней деревушке Чембары у крестьян не оказалось достаточного  количества подвод для перевозки всего личного состава отряда и его материальных средств.  Собранных здесь телег и саней хватало в лучшем случае на два-три взвода солдат.  

Единственным выходом из создавшегося положения было послать квартирьеров и один пехотный взвод вперёд, к ближайшему по пути селению Чудиновке, с заданием  для первых — мобилизовать крестьянские подводы и выслать к отряду, а пехотному взводу, поменяв лошадей, провести глубокую разведку до самых Сукромлей, чтобы определить, там ли ещё находится армия повстанцев или уже покинула село.  В качестве проводника с разведчиками, естественно, был отправлен русский прапорщик Филиппов, а с ним – и переводчик-японец.

Достигнув неширокой долины реки Малая Пёра, на другом краю которой тянулось по возвышенности село Сукромли, командовавший японским взводом поручик остановил свою маленькую колонну и, взяв с собой четырёх солдат, переводчика и русского офицера, полез на самую высокую из ближайших сопок, откуда открывался прекрасный вид на село, до которого оставалось не больше полутора километров пути.  Однако более десяти минут наблюдения за селом так и не дали разведчикам уверенности в том, что в нём находятся сколь либо крупные силы повстанцев.  На видимых с сопки краях села не заметно было присутствия большого количества людей, а центр совершенно скрывал поросший молодым сосняком бугорок, слегка возвышавшийся между селом и крутым берегом реки.

Наконец, поколебавшись немного, японский офицер принял очень рискованное для себя и своего отряда решение – максимально приблизиться к селу и тем спровоцировать стоящие на подступах к нему караулы повстанцев на открытие огня.  В этом случае разведчики могли быстро отступить, попутно убедившись, что село действительно занято врагом.  Теперь одна из повозок отряда следовала в сорока метрах впереди.  Именно она должна была вызвать на себя огонь предполагаемой охраны или же вовремя заметить её.

К удивлению разведчиков, никакого охранения у въезда в село вообще не было.  Посовещавшись через переводчика с русским офицером, поручик решил с одним отделением подняться со льда реки на мешавший обзору лесистый бугор, чтобы понаблюдать за обстановкой в центре села.  Ещё одному отделению он приказал расположиться по обеим сторонам дороги вдоль изгороди огородов крестьян, живших в самой нижней части села, возле пологого берега реки.  Третье отделение, вместе с русским прапорщиком и переводчиком, оставалось в двухстах метрах позади них, около подвод, на узвалье — противоположном, поросшем смешанным лесом коренном берегу Малой Пёры.  В случае опасности оно должно было выдвинуться к опушке леса и своим огнём помочь остальным подразделениям благополучно отступить.

Поднявшись по довольно крутому, поросшему мелкими деревьями и кустарником откосу на верхушку бугра головное отделение японских разведчиков неожиданно для себя оказалось почти в самом центре села.  Всего в нескольких десятках метров от скрывающего их сосняка располагалась цепь  бревенчатых изб с большими хозяйственными постройками во дворах.   Чуть выше по склону, за огородами, примерно в трёхстах метрах от разведчиков возвышалось массивное здание школы, вокруг которого колыхалась огромная масса чем-то возбуждённых вооружённых людей.  Оттуда доносился многоголосый шум толпы.  

Неожиданно шум стих.  На пороге школы появилась фигура человека в коротком бараньем полушубке, перетянутом крест накрест ремнями и с лохматой шапкой ушанкой на голове.  В тот момент, когда он начал что-то горячо говорить, размахивая правой рукой,  воздух разорвала громкая пулемётная очередь со стороны школы, а вслед за ней, почти сразу, – винтовочный залп и частая стрельба справа, в нижней части села, там, где расположилось в засаде второе отделение японских солдат.  Понимая, что отряд обнаружен, командир японских разведчиков дал команду открыть разрывными пулями огонь по толпе.  В считанные секунды она рассеялась по сторонам и вскоре со стороны школы и главной улицы села пачками загрохотали ответные выстрелы.  Так начинался Сукромлинский бой.

****

Когда над головами построенных глубокими колоннами бойцов повстанческой армии засвистели первые пули, со страшным грохотом разрывавшиеся при попадании в стены школы, началась паника.  Не ожидавшие нападения люди бросились во все стороны, пытаясь найти спасение от вдруг возникшей ниоткуда смертельной опасности.  Многие сразу же кинулись к домам, где стояли лошади и повозки на которых они приехали сюда.  Отчаянные выкрики «японцы», «окружили», дополняемые громкими стонами раненых и доносившимися с берега реки криками «банзай», усиливали растерянность и страх в душах беспорядочно бегущих и ползущих в разных направлениях людей.

Однако психологический шок, вызванный столь внезапным нападением противника, довольно быстро прошёл.  Вскоре стало ясно, что огонь ведётся только с одного направления, от небольшого участка берега реки Малая Пёра, вдоль которого длинной лентой растянулось село Сукромли.  Командиры навели наконец порядок в своих подразделениях и вытянули их в линию цепей вдоль главной улицы села.  Конный взвод Пенжукова, выполняя приказ командующего, промчался в дальний восточный конец села и по оврагу спустился к руслу реки, зайдя противнику в тыл.  К тому времени и без того сложное положение самих виновников всей этой суматохи – японцев стало фактически безнадёжным.

Обозники крестьяне из деревни Чудиновки, как только находившиеся с ними японцы, услышав выстрелы, бросились к берегу реки, тут же вскочили на подводы и, отчаянно нахлёстывая лошадей, помчались назад, к своей деревне.  Застигнутые нападением в домах, бойцы красноярской роты, выбив прикладами оконные рамы, повыскакивали с оружием на улицу и сразу же открыли по врагу ответный огонь.  Затем, подчиняясь указаниям своего бывалого командира, бывшего унтер-офицера и фронтовика первой мировой войны Ивана Черемисина, они рассредоточились в цепи и по очереди, короткими перебежками, отступили в неглубокий заснеженный распадок, образованный руслом протекавшего сразу за домами и тут же впадавшего в реку Малую Пёру большого ручья.

По краю этого распадка бойцы роты протянули свою боевую линию до самой реки, расположившись таким образом перпендикулярно позиции японцев за огородами крестьян.  Левый фланг красноярцев оказался сбоку от засевших всего в 45 метрах от них за изгородью японских солдат.  Участь противника была теперь решена, поскольку за его спиной  тянулась покрытая снегом и льдом открытая пойма реки, более ста метров шириной.  Промахнуться с такого близкого расстояния было почти невозможно и всего через несколько минут ответный огонь со стороны японцев стал затихать, а затем и вовсе угас. 

Головная группа японцев, отступая, попыталась перейти реку чуть ниже по течению, но тоже попала под перекрёстный огонь с берега и со стороны обошедших её с тыла по узвалью разведчиков Пенжукова, и в самое короткое время была полностью уничтожена.  Последнее, уже сильно поредевшее в перестрелке подразделение японских солдат, продолжавших вести огонь  с опушки леса, заметив движение повстанцев через реку по флангам с явным намерением взять его в кольцо, стало быстро отступать к своему обозу.  Не обнаружив его на месте, пять уцелевших японцев обратились в бегство по дороге к деревне Чудиновке.  Вместе с ними бежал, тяжело дыша сквозь обмотанный вокруг головы белый башлык, и прапорщик Филиппов с бесполезным уже пистолетом в руке, все патроны которого он полностью расстрелял в этом бою.

Первым заметил отступление японцев Иван Пенжуков и тут же дал команду своим разведчикам начать их преследование.  Сам же стремительно вынесся вперёд на своём лучшем во всей повстанческой армии гнедом скакуне.  Проскакав по хорошо накатанной лесорубами просеке, идущей за узвальем параллельно берегу реки, он выскочил на покрытую неглубоким снегом Чудиновскую дорогу в нескольких десятках метров позади бегущих по ней японцев.  Бойцы его взвода остались далеко позади.  Пержуков выхватил из ножен свою старую шашку, верно служившую ему ещё с германской войны, и снова решительно бросил коня в галоп.

Японские солдаты, уши которых были закрыты под меховыми шапками ещё и тёплыми наушниками, совершенно не слышали скрадываемого рыхлым снегом топота конских копыт и, не оглядываясь, продолжали быстро бежать вперёд.  Первый, отставший от остальных японец, не успел произнести ни звука, когда на его голову со страшной силой обрушился острый клинок.  Выронив винтовку и широко раскинув руки, он сразу упал лицом в снег.   Та же судьба постигла и второго японца.  Следующие двое в последний момент заметили грозящую им опасность, но были зарублены, так и не успев взвести затворы своих винтовок.  Одному из них удалось лишь слегка распороть кончиком штыка полушубок у казака.  Пятый солдат, находившийся в этот момент в десяти шагах впереди, обернулся на крики и даже выстрелил в Пенжакова, но из-за спешки промахнулся и стал очередной жертвой казачьего клинка.  Бежавший впереди всех русский офицер, заметив происходящее, метнулся в лесную чащу, надеясь укрыться от беспощадной погони среди древесных стволов, но сразу попал в глубокий сугроб и упал, а когда попытался подняться, удар шашки настиг и его.

Бой закончился, но с реки продолжали ещё доноситься отдельные выстрелы.  Это бойцы повстанческой армии, снимавшие с убитых японцев шубы, оружие и снаряжение, подчиняясь негласно действующему среди них правилу, добивали раненных.  Кормить пленных всё равно было нечем.  К тому же, о жестокости японцев среди русского населения области тогда уже ходили целые легенды, поэтому никакой жалости к солдатам-чужеземцам повстанцы, как правило, не испытывали.

****

Не прошло и часа после завершения первого боя, как по стенам и крышам домов сукромлинских крестьян снова защёлкали пули.  На этот раз обстрел вёлся из леса на противоположной стороне села.  Это подъехала милицейская разведка от Новоивановки, шедшая прямо по следам армии повстанцев. Снова командованию пришлось разворачивать армию вдоль главной улицы села, только теперь уже лицом на юг.  Прячась за стенами домов и хозяйственных построек, повстанцы своим огнём быстро заставили противника отступить.  Именно здесь в настоящую боевую работу включился наконец их единственный ручной пулемёт «Шош».

После отражения очередной атаки на село командующий армией распорядился созвать расширенное совещание штаба с участием всех командиров рот.  Перед самым началом совещания к зданию школы подъехала небольшая группа кавалеристов, сопровождаемая обозом из четырнадцати подвод.  Спешившись, трое из них прошли в помещение штаба, где уже собрался почти весь командный состав повстанцев.

— А-а, наши беглецы пожаловали!  — Негостеприимно встретил их сидевший за учительским столом в группе работников штаба Василий Патрушев. 
-  Вот они, наши горе-командиры – саркастически улыбаясь обернулся он к командующему армии, — Ну-ка расскажите, как улепётывали от кучки милиционеров.  Наверняка очень весёлая история.  Может и мы с вами посмеёмся.

— Представьтесь товарищи – предложил вошедшим Дрогошевский.
— Командующий повстанческими отрядами Серебрянской волости Круглов, — хрипло отозвался выдвинувшийся вперед невысокий молодой мужчина с действительно круглым выбритым и покрасневшим то ли от мороза, то ли от обиды лицом. 
— А это мой заместитель Раков и командир летучего эскадрона Родионов – указал он на стоящих за его спиной спутников.  –  Мы сейчас прибыли из Рогачёвки.  С нами наш отрядный обоз – собранные у крестьян патроны, фураж и продовольствие для армии.  Есть также медикаменты и перевязочные материалы.  Их мы конфисковали в фельдшерском пункте села Серебрянки, в самом начале восстания.

— Что же вы отряд свой забыли привести? – опять съязвил Патрушев.  
— Крестьяне наши по домам разбежались.  Остановить их мы не смогли.  Уж слишком здорово поработало разного рода кулачьё-провокаторы.  Под шумиху мобилизации немало его в наши ряды затесалось, – хмуро оправдывался Михаил Круглов. – Но ничего, мы с ними ещё разберёмся, кое-кому кровушку то пустим, да и красного петуха в придачу, – зло пообещал он. – А крестьяне ещё вернутся.  Вот узнают, что вы здесь – сами придут.  Оружие теперь у них есть.

— Вы свою вину на крестьян то не сваливайте, — выкрикнул кто-то из толпы командиров. — Кто ответит за развал отряда?  Судить вас надо за такие дела.
— Правильно, наказывать нужно, чтобы другим неповадно было! – Да за что ж наказывать!  Они то причём? – вступили в спор другие.
— Ладно, потом разберёмся кто прав – кто виноват, есть дела поважнее, – вмешался в разговор Дрогошевский.  – Заходите, присаживайтесь на свободные места, будем думать что нам всем дальше делать.  — Товарищ начальник штаба, доложите обстановку.

— Ситуация действительно сложная, товарищи командиры, — после короткой паузы начал Брезон.  – Только что отогнанная нами партия казаков – это скорее всего лишь разведка более крупного отряда, идущего за нами через Новоивановку от Свободного и Дубовки.  С уничтоженным час назад отрядом японцев ситуация более сложная.  Мы допросили пойманного на месте боя переводчика-японца, назвавшегося парикмахером из Свободного.  Он утверждает, что отряд был послан на разведку с разъезда Черновский.  Там сейчас находится эшелон японских солдат.  Переводчик уверял нас, что не знает зачем они прибыли туда и каковы их дальнейшие планы.  Судя по всему, их цель – перекрыть нам выход за железную дорогу.  Таким образом, у нас остаётся только один пока ещё свободный путь – на север, через Нылгу, в район станции Гондатти.  Отойти назад на левый берез Зеи мы не можем, так как лежащее на пути село Серебрянка, по сообщению разведчиков, уже занято японским отрядом.  Каковы будут ваши предложения, товарищи?

Первым взял слово заместитель начальника штаба армии Василий Аксёнов.
— Думаю, надо попытаться проскочить в пока ещё свободный коридор между железной дорогой и казачьими поселениями на Амуре.  За станцией Гондатти мы перейдём магистраль и выйдем к реке Зее, а вверх по ней — всего день-два пути до города Зея-Пристань, возле которого можно создать фронт и продержаться до самого лета.  В городе наверняка накоплены большие запасы продовольствия для снабжения золотых приисков в тайге.  Их вполне достаточно, чтобы три-четыре месяца кормить всю нашу армию.  А прилегающая к городу зажиточная Овсянковская волость способна полностью обеспечить нас фуражом.  К тому же, в наших руках окажется арестованный японцами золотой запас Зейского исполкома.  Мы даже сможем печатать там свои деньги.

— Я совершенно не согласен с вариантом, предложенным товарищем Аксёновым, — возразил поднявшись из-за стола Эберт Бризон.  – На всём пути отсюда до города Зея-Пристань тянется сплошная тайга, в которой почти нет дорог.  Из населённых пунктов здесь имеются лишь маленькие новосельческие деревушки, основанные не больше восьми-десяти лет назад.  В них совершенно невозможно найти для армии достаточное количество продовольствия и фуража.  Уже сейчас мы не можем накормить ни людей, ни лошадей.  Ещё два дня такого пути и нам просто не на чем будет везти армию.  Да и некого.  От голода люди слабеют, чаще болеют.  Наш лазарет уже переполнен.  Мой вывод – необходимо прорываться через железную дорогу и уходить на ту сторону Зеи, в земледельческий район.

— Верно!  Правильно говорит начальник штаба.  Надо возвращаться за Зею, к своим сёлам. Людям совсем жрать нечего.  Второй день на одной картошке сидим, — послышались голоса с парт.

— Да, может быть это действительно хороший выход, но как нам перейти магистраль?  Ведь к станции Юхта отсюда дороги нет, а Черновский разъезд, как только что сообщил Брезон, занят японцами? – возразил Дрогошевский.

— Нам не обязательно переходить путь в Черновке, — вклинился наконец в разговор Патрушев.  – Я хорошо знаю эти места.  Там с октября месяца располагался подпольный штаб нашего первого района.  Армии достаточно выйти к деревне Чудиновке, а от неё можно добраться до станции Ледяной и ночью перейти железную дорогу там.

— Ну что ж.  Я за этот вариант.  Возражений нет?  Тогда будем готовится к переходу.  Выступаем сегодня ночью, — подвёл итог обсуждения Дрогошевский.  — А вот вам, товарищи Круглов, Раков и Родионов, придётся проехать по всем своим деревням и собрать потерянных вами людей.  Выезжайте немедленно.  Завтра не позже вечера вы должны быть уже в Чудиновке.  Ваши подводы вместе с возчиками мы пока передаём в распоряжение армейского лазарета.

Источник