ВЕХИ И ВЁРСТЫ. Автобиографический роман. Глава 65 Наступил 1942-й год...

Автор – Шиманский Василий Иванович

Наступил одна тысяча девятьсот сорок второй год. Время будто остановилось и повисло в воздухе, потянулись, как близнецы-братья, однообразные, скучные зимние вечера. По утрам народ будили заводские гудки и крик петухов, а старенькие стенные часы — ходики отсчитывали не минуты, а саму жизнь. Время было военное, законы суровые и жестокие. Люди боялись опоздать на работу. За пять минут опоздания военные трибуналы приговаривали людей к пяти, а то и десяти годам лишения свободы. Отец приходил домой поздно, на скорую руку ужинал, хватал учебную деревянную винтовку и убегал на занятия по венной подготовке.

Днём, сломя голову, мы носились по улицам, катаясь на санках, сделанных отцом, носили из колодца от Бунько воду, для топки печки из сарая уголь и дрова. Вместо спичек мы использовали кусок напильника, который назывался «кресалом», чиркали им по кремню, выбивая пучок искр. Эти искры попадали на фитиль – тряпочку, помещённую в металлическую трубку и слегка пропитанную керосином, или марганцовкой. Фитиль начинал тлеть, на него дули до тех пор, пока не вспыхивал огонёк, от которого зажигали лампу, или растапливали печь.

Во время войны в нашем посёлке электрического света не было, не смотря на то, что сиротливо стояли столбы с натянутыми проводами и в домах висели электрические лампочки. В городе было много электростанций, но все они были маломощные и находились в ведомственном подчинении отдельных предприятий, как ВРЗ, ЦАРЗ, Перевалочная база №10 и городская, которую называли Амурской. Посёлок Партизанский освещался от электростанции Перевалочной базы №10, но когда энергии стало не хватать для производства шпал, которые были нужны для восстановления разорённых железных дорог, посёлок Партизанский от освещения отключили.

У Амурской электростанция были свободные мощности, но она находилась в городе. Чтобы подключить посёлок к ней, надо было с горы вести новую линию электропередач, рыть четырнадцать ям, ставить в них столбы и тянуть провода. Это требовало больших средств и рабочую силу, но ни того и ни другого у людей не было. Вечерами при свете керосиновой лампы Наташа делала уроки, а я вертелся около неё. Лампу жгли только по необходимости потому, что керосин был в дефиците. Стёкла к этим лампам – вторая проблема.

Вечерами, при тусклом свете коптилки, мама на больших деревянных гребнях расчёсывала шерсть, пряла из неё пряжу, а потом вязала папе и нам тёплые носки.  Наташа училась в школе, но уроки у неё проверял отец. Мама была малограмотная, писать и читать не могла…

Папа любил художественную литературу, если находил свободное время, читал художественную литературу и был интересным рассказчиком. Часто, когда ложились спать, я пристраивался у него под боком, и расспрашивал его о далёком детстве. Папа своим рассказом разжигал моё воображение и пробуждал интерес к фантазии.

Он всегда говорил образно и доходчиво. Когда разговор заходил о церковных «постах», отец объяснял так: «В постах заложен большой смысл. Великий пост перед пасхой приходился на время весенних полевых работ, Петровский — на сенокос и так далее. В посты люди сберегали калорийную пищу для предстоящих тяжелых работ. Кто верит богу, пусть верит, а я в него не верю». Постепенно папины убеждения передались и мне.

Папа никогда не отталкивал меня от себя, сославшись на усталость, своими шершавыми руками гладил мою голову и говорил ласковые слова. У него сильно потели ноги, и он от этого страдал. Когда тряпочкой я протирал потливость между пальцев, обратил внимание на его маленькие ступни и крутой взъём. Отец мне сказал: «Это плоскостопие. Когда я был молодым, меня призвали на службу в кавалерию, но врачебная комиссия из-за плоскостопия признала меня к службе в кавалерии не пригодным и комиссовала. Обувь для моей ноги подобрать очень тяжело».

Руки у папы тоже были необычные. Мощные, сильные, большие ладони, только косточка запястий смотрела как-то вверх.