ТАРАСОВ Ю.А.: Артём на заре своей истории. Глава 5. Фермеры-пионеры

Претенденты.  Пустошь Князевка.  Разбитые мечты Компаниенко.  Удача Федора Дегтярева.  Оброчная статья.  Хутор Орлова.  Трагический финал

К моменту официального образования хутора Патюкова в наших местах имелось уже пять частных владений и могло быть во много раз больше, если бы местные власти удовлетворяли все поданные им прошения о покупке земли.  Интересно, как выглядели бы окрестности Артема, когда на месте привычных поселков Кневичи, Кролевец, Ясное, Суражевка, Кировский, Артемовский и Олений располагались бы несколько десятков больших и маленьких хуторов, окружённых квадратами лугов и полей.  Чтобы читатель смог лучше представить себе эту виртуальную картину добавлю, что только за период с начала 1883 года до июня 1891 года по берегам реки Батальянза было заявлено 13 участков общей площадью 1300 десятин.  Удовлетворить хотя бы одну из этих заявок из-за нехватки межевых чиновников и отсутствия планов местности не представлялось тогда возможным, а между тем, прошения продолжали поступать и в 1891 и в 1892 и в последующих годах.  Однако вернемся к нашим фермерам-пионерам.  Кто же они?

Князь Л.А.Крапоткин

Каким ветром занесло в наши края князя со знаменитой анархистской фамилией?  Об этом известно немногое.  Происходил Лев Александрович Крапоткин из дворян Рязанской губернии.  Как и подобает юноше столь знатного происхождения, учился в элитном Павловском военном училище в Петербурге по первому разряду с 1877 по 1879 год.  Успешно закончив полный курс наук был произведен в подпоручики и направлен в 1-й Восточно-Сибирский Его Императорского Высочества князя Алексея батальон, который с 1876 года дислоцировался во Владивостоке.  К месту службы Крапоткин прибыл 15 января 1880 года, а несколько месяцев спустя, был назначен заведующим отрядом на Цемухэ (РГИА ДВ Ф.1.  Оп.1. Д.4691. Л.2).

До Шкотово ему и его солдатам не раз приходилось добираться узкой манзовской тропой петлявшей по гористому западному берегу Уссурийского залива почти до самого устья реки Майхэ, где существовал в то время перевоз, содержащийся обществом Шкотовских крестьян.

Возможно именно тогда, спускаясь с отрядом в долину небольшой речки с диковинным китайским названием (В рапорте морской чертежной за февраль 1892 года указано и другое название этой речки — «Та-мандзуйзя». (РГИА ДВ Ф.1. Оп.5.  Д.645. Л.139)) Тавайзюйзю (РГИА ДВ Ф.1. Оп.5. Д.645. Л.144) он и наткнулся на прозрачный родник с изумительно вкусной и чистой водой рядом с которым, три года спустя, попытается основать свое новое родовое гнездо.  Этот участок, расположенный сравнительно недалеко от Шкотово и прямо на пути оттуда во Владивосток (Теперь это небольшой дачный поселок между бухтой Амбабоза и   трассой Артем — Владивосток) был хорош ещё и тем, что рядом с ручьем находился уже очищенный от леса и, вероятно, распаханный китайцами приличный кусок довольно плодородной земли.   Правда, весной 1883 года всех китайцев выселили из нижней части долины реки Майхэ и пашня запустела.  Именно благодаря этому обстоятельству участок и получил в дальнейшем свое характерное название «пустошь Князевка».  

Между тем, карьера князя Кропоткина в Приморье первое время довольно быстро развивалась по восходящей линии.  Не успев выслужиться из низшего офицерского чина он, через полтора года, приказом военного губернатора назначается земским заседателем после чего 20 мая 1883 года подает первое прошение о земле (РГИА ДВ Ф.1. Оп.5. Д.526. Л.39).  Возможно пытаясь поскорее продвинуть это свое дело, он изъявляет желание получить должность секретаря Южно-Уссурийского переселенческого управления и 24 октября 1884 года его просьба была удовлетворена (РГИА ДВ Ф.1.  Оп.1. Д.4691. Л.3).  Ещё через год князь вообще уволился из рядов армии (Он был зачислен в запас 5 декабря  1885 года, а из списков батальона исключен 24 февраля   1886года. (РГИА ДВ Ф.1. Оп.1. Д.4691. Л.4)), служба в которой стала для него к тому времени простой формальностью.   

Однако получение в собственность облюбованного им участка земли затягивалось (Отвод участка Крапоткину был поручен младшему землемеру Шалмиеву еще в 1883 году, но проехать на участок из-за бездорожья он тогда не смог, а в следующем году дело попало под силу распоряжения генерал-губернатора о приостановлении отвода в собственность земли в крае. (РГИА ДВ Ф.1.Оп.5. Д.526. Л.39)).  Возможно он и сам запустил это дело, увлекшись не на шутку участием в организации ОИАК (В 1887 году общество выписало на имя князя Крапоткина из Петербурга литографский станок, а в 1888 году он сам  выполнил на нем  12 таблиц к отчету Маргаритова о поездке в императорскую гавань. (Шевелев М.Г.  Срочное  пароходное  сообщение  между  Ханькоу  и  Николаевском //Архив ПЦ РГО – ОИАК. Материалы о семье Шевелевых. Л.10)), в состав распорядительного комитета которого вошел в числе первых в 1884 году.  Впрочем, были и более объективные причины.  

Вот что писал по этому поводу начальник Южно-Уссурийского переселенческого управления Ф.Ф.Буссе Приамурскому генерал-губернатору в мае 1887 года: «Заселение промежутка между селениями на реке (Майхэ) и почтовым трактом составляет предмет давнишних стараний и я  неоднократно направлял туда переселенцев, но безуспешно.  Пространство между устьем Майхэ и бывшей станцией Угловой я лично не имел времени осмотреть...  Если испрашиваемая площадь по количеству земли способна принять лишь небольшие фермы, то устройство там фермерских хозяйств желательно, если достаточно для сельского общества, то предпочтение ему...  Прошу поручить землемеру определить количество удобной земли...» (РГИА ДВ Ф.1. Оп.5. Д.526. Л.330). 

Таким образом, передача земли в собственность искусственно сдерживалась органами местной государственной власти, предпочитавшими здешним фермерам крестьян-переселенцев из Европейской России.  И это желание вполне понятно.  Для государства действительно полезнее было заселить подступы к Владивостоку коренным российским населением, а не отдавать их частным владельцам, объективно заинтересованным в привлечении на свою землю значительно более дешевого труда выходцев из соседних Азиатских стран, привычных к ведению хозяйства в непростых природных условиях южного Приморья. 

Не отказываясь в принципе от передачи небольших изолированных участков в частные руки, руководство области, в то же время, всячески оттягивало этот момент до полного завершения выдела наделов крестьянам-переселенцам из России или, по крайней мере, до окончания подсчета запасов в данном районе удобных для ведения сельского хозяйства земель.  Подсчитать же эти запасы было тогда невозможно из за отсутствия в округе достаточного числа чиновников, пригодных для межевых работ.  В результате получился замкнутый круг, из которого удалось постепенно выйти только после учреждения при Южно-Уссурийском переселенческом управлении специальной службы землемеров в 1894 году.  До этого момента, почти все обращения о покупке земли в наших местах чаще всего оставались без ответа.

Однако князя Крапоткина, как секретаря переселенческого управления эти нюансы касались, очевидно, в меньшей степени и для него землемеры, в конце концов, нашлись.  В 1886 году его дело сдвинулось, наконец, с мертвой точки, но формально процедура размежевания началась лишь год спустя (РГИА ДВ Ф.1. Оп.5. Д.553. Л.17), а 30 марта 1889 года межевое дело о выделении земли в собственность князю Л.А.Крапоткину, вместе с приложенными к нему документами, легло на стол военного губернатора Приморья.

Впрочем, как оказалось, радоваться было еще рано. Через неделю князь получил извещение о том, что генерал-губернатор не согласен на уступку казенной земли лицам, состоящим на действительной службе, а в следующем году дело было полностью прекращено (РГИА ДВ Ф.1. Оп.5. Д.655. Л.17).  

Но Крапоткин вовсе не собирался отступать.  Через два года, видимо уже оставив службу, он предпринимает новую попытку, оказавшуюся удачной (РГИА ДВ Ф.1. Оп.5. Д.645. Л.137-144).  Именной список населенных мест Приморской области за 1896 год уже указывает хутор князя Кропоткина на его собственной земле (Колбасенко И.С.  Населенные  места  Приморской  области  в  1896 г.  Никольск-Уссурийский, 1899.  С.31), хотя утвержден губернатором участок был лишь в 1898 году (Справочная  книга  по  земельным  отводам  в  Приморской  области. 1912 г.  С.440).

На этом и закончился 15-летний период борьбы за землю обедневшего служилого князя из Рязанской глубинки.  Такая «вымученная» покупка удачи ему не принесла.  Потомственный русский дворянин, как и следовало ожидать, оказался никудышным предпринимателем.  Участок находился слишком далеко от удобных транспортных путей, чтобы давать своему хозяину стабильную прибыль.  В конце концов, Крапоткин вынужден был продать свое несостоявшееся  родовое, гнездо под дачу известного во Владивостоке купца Михаила Григорьевича Шевелёва.  

Неудачным оказалось и другое предприятие, которое Л.А.Крапоткин пытался организовать во Владивостоке.  Там в начале века ему принадлежала небольшая ремонтная мастерская металлоизделий, располагавшаяся на углу Светланской и Посьетской улиц в доме Ваховича.  По сведениям справочной книги города Владивосток за 1902 год, эта мастерская дышала уже на ладан и была готова закрыться в любой момент (Хисамутдинов А.А.  Владивосток.  Этюды  к  истории  старого  города.  Владивосток, 1992.  С.237).  В последующие годы имя Крапоткина время от времени появлялось ещё среди членов соревнователей Общества изучения Амурского края пока в 1910 году не исчезло и оттуда, уже навсегда.  Дальнейшая его судьба, к сожалению, не известна.

С.Н.Компаниенко

Ещё одной жертвой жесткой позиции генерал-губернатора в отношении земельной собственности госслужащих в Приморье стал лекарский помощник Савва Никифорович Компаниенко.  На свою должность в Южно-Уссурийском округе он был принят в январе 1885 года. В следующем году, решив остаться в Приморье навсегда, он подает прошение о покупке 100 десятин земли (РГИА ДВ Ф.1. Оп.4. Д.2150. Л.33) на правом берегу реки Майхэ (Территория между озером Та-Пауза и рекой Майхэ.  На юге, через протоку, она соседствовала с хутором Патюкова.  На западе она занимала также часть нынешнего поселка Артемовский).

В дальнейшем события развивались почти по сценарию дела Крапоткина. 

Ходатайство его было уважено и разрешено до формального отвода участка приступить к постройкам и обработке земли.  За четыре года он с немалыми трудностями (В одном  из своих прошений Компаниенко писал: «До меня здесь ходили тигры  и другие звери и долго не давали возможности  завести необходимый скот и  птицу и своими посещениями  часто приносили мне убытки». (РГИА ДВ Ф.1. Оп.4. Д.2150. Л.32)) успел построить на ней дом со службами и разработать около 8 десятин, однако в 1890 году губернатор неожиданно запретил отвод ему земли (РГИА ДВ Ф.1. Оп.4. Д.2150. Л.33).  

Отказаться от службы Компаниенко по финансовым соображениям видимо ещё не мог и поэтому предпринял попытку добиться исключения из правил лично для себя, обратившись за помощью к своему непосредственному руководству в Южно-Уссурийском переселенческом управлении. Там он был, очевидно, на хорошем счету и в результате 26 октября 1891 года в протоколе комиссии по распределению земли появляется следующая любопытная запись: «Ходатайствовать об отводе лекарскому помощнику Компаниенко участка земли, занятого им с разрешения начальника близ устья и на правом берегу р.Майхэ где он построил дом, запахал землю и начал садить плодовые деревья.  Несмотря на то, что он состоит на службе и потому лишен права на покупку земли, но получая как земский фельдшер, содержание настолько незначительное, что не может считаться обеспеченным и ему необходимо хозяйство для содержания семьи а равно потому, что затратил значительную сумму.» (РГИА ДВ Ф.1. Оп.5. Д.526. Л.452)  Впрочем, добиться пересмотра решения губернатора ему так и не удалось и он вынужден был перенести свои постройки во Владивосток.

Следующая страница этой истории была перевернута в 1894 году.  Узнав, что по соседству с его участком некий Дегтярев уже получил землю и успел на законных основаниях оттяпать часть территории несостоявшегося фруктового сада, Компаниенко понял, что пора действовать вновь. Уволившись со службы, он подает очередное прошение, но уже на 150 десятин земли. Эти дополнительные 50 десятин Компаниенко приглядел в соседней ложбинке, защищенной от ветров и туманов, предполагая использовать их под все тот же фруктовый сад (РГИА ДВ Ф.1. Оп.4. Д.2150. Л.33).  2 декабря 1896 года генерал-губернатор дал всё-таки свое разрешение, но лишь на продажу ему тех 100 десятин (Компаниенко было выделено в собственность 107 десятин 1800 кв. саж, (РГИА ДВ Ф.1. Оп.4. Д.2150. Л.30)), которые он просил десять лет назад (РГИА ДВ Ф.1. Оп.4. Д.2150. Л.34).

Полностью удовлетворить Компаниенко это уже не могло: его мечта о собственном саде так пока и оставалась мечтой. 30 июня 1897 года он вновь направляет прошение о покупке дополнительных 50 десятин, но на этот раз не губернатору, а в министерство земледелия и государственных имуществ. В ответ ему было предложено взять их в аренду с правом последующего выкупа.  

В очередной раз поверив государству Компаниенко соглашается и в 1901 году получает данный участок в качестве оброчной статьи (Статья «Фруктовая» (50 десятин) была образована 31 марта  1901 года и снята в аренду с торгов на 40 лет по контракту от 23  …  хозяйственного использования  и разведения фруктового сада за 75 рублем 50 копеек в год с  увеличением на 10 % каждые четыре года, с правом отобрания статьи если она потребуется для переселенческого дела и нужд  правительства. (РГИА ДВ Ф.1. Оп.4. Д.2150. Л.29,35)).  Пригодной для земледелия площади в этом распадке было не много, всего около 15 десятин (РГИА ДВ Ф.1. Оп.4. Д.2150. Л.31). За три года руками корейцев-арендаторов они были очищены от кустов и деревьев, распаханы и засеяны злаками. Тут же выросли две фанзы с амбарами, стайками и сараями, а невдалеке от них Компаниенко приготовил три десятины под сад, который, впрочем, наученный горьким опытом, пока не торопился сажать (РГИА ДВ Ф.1. Оп.4. Д.2150. Л.29).  

Нехорошие предчувствия, надо сказать, не обманули его.  В 1904 году, согласно распоряжению военного губернатора, комиссия по размежеванию дворянских наделов отвела арендованную Компаниенко землю под переселенческий участок «Батальянза», назначив владельцу предельный срок пользования ею до 1 января 1906 года (РГИА ДВ Ф.1. Оп.4. Д.2150. Л.31). Но и это ещё было не всё: 

В том же году по собственному участку Компаниенко прошла трасса Сучанской железной дороги, в зону отчуждения которой попали лучшие его земли и сама усадьба, которую пришлось опять переносить на другое место. И хотя потери эти ему удалось, очевидно, частично возместить (В 1907 году Компаниенко продал Управлению железной дороги 7 десятин земли за 1157 рублей. (РГИА ДВ Ф.702. Оп.5. Д.122а. Л.4)), но вернуть себе Оброчную статью он уже не смог. Все обращения и призывы Компаниенко к властям остались без ответа, и в конце концов он, разочарованный и упавший духом, продал остатки своего участка лесному ревизору Льву Прокопьевичу Хомякову за очень приличную, правда, для того времени сумму — 9 тысяч рублей (Компаниенко продал Хомякову в 1909 году участок площадью 92 десятины полезной земли. (РГИА ДВ Ф.702. Оп.5. Д.122а. Л.4)).

Землевладельцы Дегтяревы

В отличие от князя Крапоткина и фельдшера Компаниенко отставному титулярному советнику Фёдору Дегтяреву удалось достаточно быстро получить в собственность просимые им участки. Представление на отвод ему земли канцелярия военного губернатора получила 30 марта 1892 года (РГИА ДВ Ф.1.  Оп.4.  Д.888. Л.11), а уже три года спустя оба его участка, общей площадью 288 десятин, были за ним полностью утверждены (Справочная  книга… С.440).  

Такая, по меркам того времени, относительная лёгкость и быстрота может быть объяснена, очевидно, двумя причинами.  Во-первых, тем, что к моменту подачи прошения Ф.Дегтярев не находился на государственной службе.  И во-вторых, весьма заметным влиянием, которым пользовался его сын Фёдор в самых высших общественных кругах города Владивостока.
Чему же обязан был своим возвышением Федор Федорович Дегтярев? По крайней мере начало его карьеры никак не предвещало головокружительного взлёта.  В 1882 году он заканчивает Владивостокскую прогимназию и, ровно через год, выдержав там же испытание на звание учителя народных училищ, становится одним из её преподавателей.  

А дальше начинается необъяснимое.  Имея заработок меньше, чем у квалифицированного рабочего Ф.Ф.Дегтярев избирается в 1884 году почётным членом Благотворительного общества Владивостока.  Три года спустя «За особые труды по ведомству общества попечительного о тюрьмах и по местам заключения гражданского ведомства»  он награждается императором золотой медалью с надписью «За усердие».  В 1890 году ему выносит благодарность за пожертвования строительный комитет по сооружению храма во Владивостоке (Успенский собор.  Был освящен 6 декабря 1889 года.  Построен по типу Хабаровского храма.  Высота 35 метров. (Суржик А.Н.  Храмы  Владивостока. // Записки ОИАК. 1992. Т.XXVIII. С.48)) и тогда же он избирается гласным городской думы (РГИА ДВ Ф.1. Оп.1. Д.4355. Л.1-3).  

30 марта 1891 года Ф.Ф.Дегтярёв, по воле императора, занимает должность почётного попечителя Владивостокской мужской прогимназии на трёхлетие, которое потом продлевалось на каждый новый срок.  В том же, 1891 году, он был избран членом комитета Красного креста.  В 1894 году — пожалован японским орденом Священного сокровища 4-й степени и вновь, на очередное четырёхлетие, становится членом городской думы Владивостока (РГИА ДВ Ф.1. Оп.4. Д.4355. Л.17).

Итак, начиная с 1884 года почести и награды буквально сыплются на голову Дегтярёва как из рога изобилия.  Чем же можно объяснить столь феноменальный успех?  Возможно, разгадка кроется, как ни банально это звучит, в удачной женитьбе.  В личном деле Ф.Дегтярёва нет упоминания, когда это произошло. Известно лишь имя его жены — Мария Густавовна, и дата рождения первого ребенка — 1890 год.  И жена, и все дети его к 1895 году были лютеранами, хотя сам Фёдор считал себя православно верующим человеком (РГИА ДВ Ф.1. Оп.4. Д.4355. Л.1).  

Во Владивостоке, в то время проживало немало очень состоятельных людей лютеранского вероисповедания, в первую очередь – купцов из Германии, самыми знаменитыми из которых были два Густава: Кунст и Альберс.  К сожалению, ни тот, ни другой, в данном случае, на роль зятя не подходят, поскольку первый не имел дочерей подходящего возраста, а второй и вовсе слыл закоренелым холостяком.  Вопрос происхождения богатства Ф.Дегтярёва, таким образом, остается открытым.

Но, вернемся на нашу грешную Артёмовскую землю.  Где же располагались владения старого отставного чиновника Дегтярёва?  Одно из них находилось по соседству с участком Патюкова, примерно в полутора верстах севернее устья реки Майхэ, в долине небольшого ручья впадающего в нее.  Участок этот, размером в 159 десятин, впоследствии стал называться хутором «Встречным» (РГИА ДВ Ф.1. Оп.5. Д.2123.  Л.398).  Остальные 129 десятин были отведены Дегтярёву на северном берегу озера Та-Пауза (Теперь это территория железнодорожной станции Артем -3, Артёмгрэс и южная часть поселка Артёмовский приблизительно до школы № 7) и впадавшей в него реки Батальянзы (Ведомость  к  составленной  чинами  Уссурийской  переселенческой  партии  в  1909 г.  карте  заселения  Приморской  области.  Владивосток, 1909. Л.78). Восточную половину этого участка, получившего название   «Заливной» (РГИА ДВ Ф.702. Оп.5. Д.481. Л.5), он передал вскоре своему второму сыну Гавриилу (В 1911 году был записан в метриках отставным лесным кондуктором.  Родился в 1870 году.  К апрелю 1912 года был уже личным почетным гражданином. (Метрические книги Шкотовской церкви)  Жена — Евдокия Ивановна.  Дети: Василий (1903 года рождения), Евдокия (1909 г.р.). (Метрические книги Кролевецкой церкви)), а крайний западный уголок, размером всего 10 десятин (РГИА ДВ Ф.1. Оп.5. Д.2123. Л.2), выделил старшей дочери Александре (Родилась примерно в  1867 году.  Замуж, очевидно, не выходила поскольку всегда записывалась под своей собственной фамилией).  

Выйдя в отставку, Гавриил Федорович Дегтярёв вплотную занялся обустройством подаренного ему отцом владения.   Площадь его тогда составляла 61 десятину, но для земледелия годились лишь 20 из них.  Остальные представляли собой мокрый кочковатый луг, который можно было использовать только под сенокосы.  

Между тем, сельскохозяйственные планы Г.Дегтярёва никак не укладывались в рамки 20 десятин.  «Кроме общих отраслей сельского хозяйства (полеводство, огородничество, скотоводство и т.п.)- писал он губернатору — я желаю заняться садоводством и пчеловодством, а также образовать ивовую плантацию для разведения культурных сортов ив и тем положить начало развитию корзиночного и т.п. производств».  

Чтобы получить возможность реализовать эти свои мечты Дегтярёв решается в 1901 году взять в аренду на 24 года у Владивостокского лесничества 73 десятины соседней пустопорожней земли, которые стали называться теперь оброчной статьей Заливной.  Проблему рабочей силы он решил приглашением на участок 12 семей корейских крестьян.  Каждой семье был выдан лес на постройку фанзы, амбара и хлева для быков.   Корейцам не имеющим скота и орудий передано  по одной паре быков и требуемое количество семян (картофель, кукуруза, бобы и т.п.)   Кроме того, до первого  урожая, на возмездной основе, им было выдано по 55 рублей на семью. 

Расходы составили около 3000 тысяч рублей, но достигнутый результат, казалось, полностью окупал их (РГИА ДВ Ф.1. Оп.4. Д.2110. Л.17).  Всего за два года корейцы очистили от леса и кустарника под пашню 55 десятин земли и осушили с помощью глубоких канав около 6 десятин болотного сенокоса, на котором, затем, были срезаны все   кочки (РГИА ДВ Ф.1. Оп.4.  Д.2110. Л.20).   Ещё через год они должны были начать выплату Дегтярёву арендной платы (По условию, первые два года корейцы пользовались землей бесплатно и начинали платить лишь с третьего (1903) года по 8  рублей в год на семью. (РГИА ДВ Ф.1. Оп.4. Д.2110. Л.20)), которую тот собирался направить на реализацию своих дальнейших задумок и улучшение земли.

Однако у чиновников оказались другие планы.  Уже осенью 1902 года статья была замежевана в только что созданный переселенческий участок «Батальянза» (РГИА ДВ Ф.1. Оп.4. Д.2110. Л.17) под предлогом того, что Дегтярёв плохо использует землю, ограничиваясь лишь сдачей ее корейцам в аренду.  Пользование участком ему было ограничено до 1 января 1906 года (РГИА ДВ Ф.1. Оп.4. Д.2110. Л.14).  После этого начались долгие годы переписки, которая никаких результатов не принесла.  В течение всего этого периода у Дегтярёва уже не было действительно никакого резона вкладывать средства в арендованный им участок.  Только высаженную там на трех десятинах плантацию разных пород ив он по-прежнему холил и берег, на что то надеясь, до самого конца аренды.

В то же время и о собственном участке он никогда не забывал. К сентябрю 1907 года там было посажено полторы десятины фруктовых деревьев  и ягодных кустов, проведены осушительные канавы, распахано восемь десятин земли (РГИА ДВ Ф.1. Оп.4. Д.2110. Л.20).  И это при том, что не менее 16 десятин общей Дегтярёвской земли очевидно отошло под строящуюся Сучанскую железную дорогу в 1904 году (К 1916 году у Дегтяревых из 110 десятин удобной земли севернее озера Та-Пауза осталось лишь 94 десятинны. (РГИА ДВ Ф.1. Оп.5. Д.2123. Л.2, 395)).

Что же касается оброчной статьи, то она так и не была использована переселенцами в 1906 году за отсутствием таковых и, в конце концов, осталась во владении государства.  Некоторое время ею по-прежнему пользовался Дегтярёв (РГИА ДВ Ф.1. Оп.4. Д.2110. Л.14).  
В 1915 году она была передана в аренду Суражевскому сельскому обществу (ГАПК Ф. Р – 1506. Оп.1. Д.2.  Л.69), а часть её, как раз та, на которой находилась взлелеянная Дегтярёвым ивовая роща, отошла под церковный надел.  Стремясь спасти её от возможного уничтожения, Г.Дегтярёв обратился за помощью к лесному обществу, членом которого уже давно состоял.  Общество возбудило ходатайство перед заведующим переселенческим делом и получило любезное согласие последнего передать ивовую плантацию лесному обществу с условием произвести выдел собственными средствами весной 1917 года.  

В благодарность, расчувствовавшийся Дегтярёв предоставил лесному обществу в бесплатное пользование небольшой участок собственной земли для устройства там временного лесного питомника, причем все работы по его закладке осенью 1916 года были произведены под личным наблюдением самого Дегтярёва.  Кстати, доски для изгороди пожертвовал другой действительный член лесного общества Л.П.Хомяков (Отчет  о  деятельности  Приморского  лесного  общества // Приморский  хозяин, № 9 – 10. С.38-41), имевший участок по  соседству с Г.Дегтяревым, а точнее, с его сестрой Александрой.  

К тому времени их отец уже умер и остававшийся у него участок был разделен по завещанию между двух его сыновей.  Гавриилу, при этом, достался весь хутор Заливной (В1916 году Гавриил Дегтярев платил сборы за 84 десятины полезной земли. (РГИА ДВ Ф.1. Оп.5. Д.2123. Л.395)), не считая владений сестры, а вышедшему уже в отставку Федору — хутор Встречный (РГИА ДВ Ф.1. Оп.5. Д.2123. Л.398).

М.Н.Орлов

Михаил Николаевич Орлов является на сегодняшний день, пожалуй, самой загадочной фигурой среди первых Артемовских фермеров.  Не известно, например, когда он приехал в Приморье, когда и при каких обстоятельствах получил землю, почему жил один, без семьи.  К июню 1895 года он уже владел собственным участком на территории Артема и просил в собственность ещё 100 десятин прилегающих к нему с юго-восточной стороны.  

Интересна формулировка отказа, написанная рукой какого-то чиновника прямо на документе: «Не может быть отчужден в собственность, так как находится в пределах 100-верстной полосы от Уссурийской железной дороги» (РГИА ДВ Ф.1. Оп.5. Д.859. Л.63).  Такое условие можно считать очередной попыткой удержать процесс продажи земель в частные руки под жестким контролем государства, не допуская попыток спекуляции ею.  До этого подобные меры принимались, как минимум, трижды: в 1884 году отвод земель был приостановлен телеграммой генерал-губернатора Восточной Сибири, 24 апреля 1889 года – распоряжением военного губернатора Приморской области, а 25 июня 1891 года – до окончания наделов крестьянских селений.

Как бы там ни было, Орлов видимо все-таки добился своего.  В 1897 году губернатор утвердил за ним 196 десятин удобной земли (Справочная  книга… Л.440).  Место нахождения его хутора найти сегодня не так уж сложно.  Один из районов Артема буквально пестрит топонимами, производными от фамилии Орлов.  Я имею в виду район мебельной фабрики и железнодорожной станции Артем-2.  В частности, Орловкой называется речка, протекающая в нескольких десятках метров от указанных объектов, а также приметная сопка, возвышающаяся сразу за ней.  Кстати и озеро, в которое впадает речка, тоже называют Орловским.  

На ещё доколхозной карте 1928 года можно увидеть даже очертания данного участка.  Он охватывает район между сопкой Орловка и станцией, а на карте 1917 года также небольшую территорию к югу от последней.  Причем, трасса Сучанской железной дороги прошла прямо по участку Орлова, изрядно уменьшив, тем самым, его размер.  Усадьба находилась на восточной границе хутора у левого берега речки, где в 1993 году на карте Артема были отмечены теплицы 2-го отделения опытной станции ВИР.  В 1896 году здесь проживало двое мужчин (Колбасенко И.С.  Населенные  места… Л.25). 

В дальнейшем, мимо усадьбы была проложена колесная дорога Шкотово-Угловое, проходившая также через селение Кневичи. Поскольку речка Орловка была тогда значительно полноводнее, чем сейчас, то путникам в половодье приходилось перебираться через нее на лодке, которую обычно брали в хозяйстве Орлова (Дальний  Восток:  маршруты  и  описание  путей  Приморской  области (Приложение  ко  2-му  тому). С.482). Кстати, в первые годы существования хутора именно лодка была единственным средством транспорта связывающим его со Шкотово и населенными пунктами бассейна реки Майхэ.

Место это считалось тогда довольно глухим. Неудивительно, что до Орлова никто даже не пытался обосноваться здесь, предпочитая открытые пространства прилегающих к Батальянзе лугов.  Впрочем, и на участке Орлова, по-видимому, хватало открытых мест.  Иначе трудно объяснить тот факт, что это хозяйство с самого начала было ориентировано на разведение рогатого мясного скота лучших пород.  

Уже в 1902 году здесь числилось 49 голов крупного рогатого скота, а в придачу к ним три лошади и две свиньи (РГИА ДВ Ф.1. Оп.4. Д.2173. Л.9).  Позже, очевидно с развитием покупательского спроса среди местных крестьян, Орлов стал выращивать на своей ферме также племенных голландских коров.  Не гнушался он, между тем, и сдачей в аренду китайцам земли.  Именно это обстоятельство, похоже, и поставило трагическую точку в его судьбе.

В ту роковую ночь, накануне 8 марта 1911 года, вряд ли кого-нибудь из кневичан разбудил одинокий выстрел, еле слышно прозвучавший со стороны расположенной в четырех верстах заимки Орлова.  Только ближе к вечеру следующего дня крестьяне были обеспокоены непрерывным громким мычанием его не доенных коров. Приехав в усадьбу и войдя в дом, они были поражены открывшейся им жуткой картиной: по всему полу в одной уже замерзшей луже крови валялись изрубленные топорами тела хозяина хутора, двух его русских рабочих, а также жены и детей одного из них.  Стены также были забрызганы кровью, а на подоконнике одного из распахнутых настерж окон  лежали  отрубленные  пальцы  маленького ребенка. 

Утром из Шкотово прибыла сотня казаков, а из города — следователь и репортер местной газеты «Далекая окраина».  Именно благодаря его статье (Хроника: «Зверское убийство» // Далекая окраина. 1910. 10 марта) мы можем сегодня узнать некоторые подробности этой страшной трагедии (Описание внутренней обстановки в  доме  взято  из  воспоминаний  Полины  Спиридоновны  Мокриенко, рассказанных ею со слов своей матери, непосредственной свидетельницы этих трагических событий).  После осмотра места преступления стало ясно, что один из рабочих был убит выстрелом из огнестрельного оружия, что убийство произошло во время ужина и, что совершили его по некоторым признакам китайцы.  Последнее предположение подкреплялось ещё и тем обстоятельством, что оба китайских работника Орлова также пропали неизвестно куда.  Узнав о преступлении, генерал-губернатор распорядился оцепить войсками весь район и провести облаву на беспаспортных китайцев. Однако найти преступников тогда так и не удалось.

Вот так погиб Михаил Николаевич Орлов, владелец, по выражению той же газеты, «одного из единственных (так в тексте) и образцовых разсадников племенного скота в крае».  Его тело и тела еще шестерых погибших на хуторе людей были похоронены на Кневичанском кладбище.  Благодаря уцелевшим метрическим книгам Кролевецкой церкви, мы знаем сегодня имя каждого из них (Выписка из метрической книги: ...7 марта. Орлов Михаил Николаевич 60 лет, Владивостокский мещанин, убит. Ромашок Арсений Сафронович 20 лет, казак Уссурийского казачьего войска Донской станицы, убит. Крестьянин Ефрем 70 лет убит.  Крестьянка Домникия 45 лет, убита. Крестьянка Мария 17 лет, убита. Крестьянка Марфа 12 лет, убита. Крестьянка Агафья 9 лет, убита. (Метрические книги  Кролевецкой церкви)). 

А что же стало с хозяйством? По словам дочери одного из первопоселенцев села Кневичи Полины Спиридоновны Мокриенко, женщины-кневичанки по очереди, с первого же дня, ходили на хутор доить орловских коров.  А в мае приехала сестра Михаила Орлова.  Привез её со станции дед Полины Спиридоновны Логвин Семенович Мокриенко и поселил временно в своем доме.  Распродав за бесценок весь скот и другое имущество брата, она вскоре вновь уехала к себе в Москву.  По слухам, работала она там не где-нибудь, а в академии самого Темирязева.  Сам же хутор продолжил своё существование.  В списке населённых пунктов волости за сентябрь 1922 года он значится под названием — «хутор Орловка» (РГИА ДВ Ф.Р. – 2422. Оп.1. Д.955).

Источник