ТАРАСОВ Ю.А.: Артём на заре своей истории. Глава 8. Ходасевич и другие

Герой Порт-Артура. Лука Тулупов. Тайна домиков у дороги.  Наследники.  Прародина Ходасевичей.  Преступление и наказание.  Хутор Буренковой.  Садовник из тевтонского рода.  Купцы или крестьяне?

Речь в этой главе пойдет о хуторянах второй волны, основавших свои хозяйства здесь в начале Столыпинских реформ.  О самих образованных ими хуторах будет сказано далее, а пока познакомимся с некоторыми из их владельцев - людьми необычной, а подчас и трагической судьбы.

Хутор Ходасевича

Вечером, 18 ноября 1974 года улица Фрунзе в районе 9-го километр неожиданно озарилась пламенем пожара.  Горели, облитые соляркой, три низеньких ветхих домика у дороги (Эти дома имели тогда следующую нумерацию: ул. Фрунзе № 2, 2' и 2". (Рукопись З.М.Овчинниковой.  Архив артёмовского отделения ВООПИК)). 

Их подожгли по указанию тогдашней администрации Артема, не желавшей, видимо, ударить лицом в грязь перед парой высоких гостей: американским президентом Д. Фордом и Л. И. Брежневым (23 ноября 1974 года во Владивостоке состоялась встреча глав государств США и СССР по вопросу ограничения стратегических вооружений этих двух стран), кортеж которых должен был проследовать мимо, по пути из аэропорта во Владивосток (Неопубликованная рукопись З.М.Овчинниковой. / Архив Артемовского отделения ВООПИК).

Вряд ли те, кто отдавал такой приказ, интересовались кому принадлежали в свое время эти полузаброшенные строения.  А между тем, в тот вечер сгорели последние остатки хутора Ходасевича, второго по времени образования населённого пункта на территории собственно города Артёма.

Кем же был хозяин этого хутора?  Как и когда оказался он в наших местах?  По воспоминаниям близких, Григорий Захарович Ходасевич являлся отставным военным моряком, списанным по ранению с флота после русско-японской войны. Служил в Порт-Артуре, на миноносце Страшный». Друзья и родные Ходасевича убеждены, что он был рядовым матросом. Архивные данные, казалось бы, говорят об обратном:

Во всех статистических документах того времени фамилия хозяина хутора Ходасевича пишется с весьма многозначительным дополнением: дворянин - землепашец.  Церковные книги тоже называют Григория и его брата Игнатия Захаровичей Ходасевич потомственными дворянами.  А ведь дворяне в России рядовыми, как правило, не служили.  Да и обстоятельства подвига, за который Г.З.Ходасевич получил крест Святого Георгия, восстановленные по различным источникам З.М.Овчинниковой, оставляют немало вопросов на этот счет.

Так, Зинаида Михайловна рассказала, со слов близко знавших его людей, что во время гибели в бою с японцами, миноносца Страшного, Григорию Ходасевичу удалось спасти корабельную казну и секретный приказ (Приказ требовал следовать в составе отряда из восьми миноносцев для разведки о-вов Элиот и постановки минных заграждений   в специально указанных местах. (Рукопись З.М.Овчинниковой…)) адмирала Макарова с маршрутом похода, полученный перед выходом миноносца в море (Там же). 

Тому, кто знаком с особенностями военной службы, ясно, что и казну, и секретный приказ мог взять с собой, покидая корабль, только лично ответственный за них человек.  Мог ли он быть рядовым матросом?  Да, мог.

Дело в том, что дворяне тогда всё же имели право поступать на военную службу вольноопределяющимися в званиях рядового и младшего командного состава.  При этом, они, как правило, занимали различные вспомогательные, чаще всего хозяйственные или канцелярские должности в войсках и на флоте.  Могли выполнять конкретные служебные поручения, в том числе и самого секретного характера.

Известному краеведу города Артема Валентину Николаевичу Ковальчуку, специально занимающемуся в последние годы историей жизни и подвига Г.З.Ходасевича, удалось выяснить, что среди погибших защитников крепости Порт-Артура числится командор Григорий Ходасевич.  Правда, в списках членов экипажа «Страшного» он не значится.  Неизвестно вообще к какой команде или судну он был причислен (Материалы Н.В.Ковальчука / Архив Артемовского отделения ВООПИК).  Неясно даже - является ли он действительно тем самым Григорием Захаровичем Ходасевичем, а не просто его тезкой и однофамильцем.

И тем не менее, пока не найдено других, более точных свидетельств, указанный факт дает основание утверждать, что изложенная выше легенда о матросе Ходасевиче, в основе своей верна. При этом, можно предположить, что Г.З.Ходасевич действительно служил вольноопределяющимся, очевидно при штабе эскадры.  В этом своем качестве он, скорее всего, сопровождал секретный приказ, направленный командиру эсминца «Страшный», и остался там, чтобы понаблюдать за его выполнением и лично участвовать в опасном морском походе. 

Этим и объясняется, видимо, факт отсутствия Ходасевича в списках экипажей морских судов эскадры.  Но, что же говорит семейная легенда о подвиге и спасении Григория Ходасевича?

Перед тем как прыгнуть в бушующее море он прикрепил к уже лишившейся всех надстроек палубе тонущего корабля сбитый осколком снаряда флагшток с развевающемся Андреевским флагом, который и увидели над волнами моряки спешащего к месту трагедии русского крейсера «Баян».  В горячке боя Григорий даже не заметил, как получил серьезную травму позвоночника, ставшую еще более опасной после нескольких часов пребывания в соленой ледяной воде.

К тому моменту, когда его вытащили на палубу матросы частного торгового судна (По воспоминаниям родственников Ходасевича судно принадлежало Ивану Федоровичу Соловьеву. (Рукопись З.М.Овчинниковой.// Архив артемовского отделения ВООПИК)  По данным В.Н.Ковальчука, часть членов экипажа «Страшного», среди которых мог оказаться и Г.З.Ходасевич, были подобраны и взяты в плен японцами.  Эту версию полностью подтверждает статья «Хутор матроса Ходасевича» из газеты «Боевая вахта» от 22 июля 1978 года.  Правда, источник изложенных в ней сведений не известен, а в тексте имеются явные фактические ошибки.  З.М.Овчинникова факт плена отрицает), Г.Ходасевич уже совершенно не чувствовал обеих ног.  Лишь после двух лет лечения в госпитале Владивостока, он понемногу научился передвигаться с помощью костылей.  Там же получил знак Св.Георгия. 

Это были последние годы его службы на флоте. Комиссовавшись, он стал подумывать о возвращении домой, в г.Борисов Минской губернии, но встреча с Лукой Тулуповым круто изменила всю его жизнь (Материалы Н.В.Ковальчука / Архив Артемовского отделения ВООПИК).

Тут сделаем небольшое отступление, чтобы познакомиться с этим новым действующим лицом нашего повествования, история появления которого здесь тоже, по-своему, интересна (История Л.Тулупова рассказана З.М.Овчинниковой со слов его супруги, Ульяны Афанасьевны).  Уходя в 1902 году на заработки в Донбасс из родного села Нижнее Стародубского уезда Черниговской губернии (17 мая 1916 года мать Луки Тулупова Прасковья Ивановна была записана в метрических книгах как крестьянка Нижневской волости Стародубского уезда), крестьянин Лука Петрович Тулупов, а точнее – Тулуп (или Кошель) (Судя по сохранившимся архивным документам 1913 года, первоначально фамилия его звучала на украинский манер – Тулуп.  Впрочем, в том же году местному крестьянскому начальнику стала известна и другая его фамилия – Кошель, под которой он был приписан тогда к переселенческому участку Эльдуга (РГИА ДВ Ф.1. Оп.4. Д.3338.  Л.922-924.))), никак не предполагал, что всего четыре года спустя злодейка-судьба забросит его на самый дальний восток России, в Уссурийский край.

В Донбассе ему удалось найти работу на Берестово-Богодуховском руднике.  Видимо там он и женился, а затем перевез к себе старушку-мать.  Жизнь на новом месте стала понемногу налаживаться, но тут грянули грозы революции 1905 года.  

В декабре все рабочие рудника собрались на очередной митинг.  Говорили о наболевшем: о зарплате, сокращении рабочего дня, штрафах, забастовке.  Выступал в основном, местный лидер горняков товарищ Артём (Артём - партийная кличка профессионального революционера-большевика Ф А Сергеева, в честь которого назван наш город). Затем слово взял Лука Тулупов, но сказать толком ничего не успел.  Заверещали полицейские свистки, началась облава.  

Рабочие вывели Тулупова вместе с другими выступавшими в безопасное место, но оставаться на руднике ему было уже нельзя.  После нескольких месяцев скитаний по конспиративным квартирам и каморкам горняков Лука решается наконец уехать подальше от местных полицейских ищеек и, купив с помощью товарищей-шахтёров, билет на поезд, отправился с семьей во Владивосток.

Так, летом 1906 года, он оказался на берегу бухты Золотой рог. С работой здесь ему сразу повезло.  Как раз к этому времени завершилось строительство первого участка Сучанской железной дороги Угольная-Шкотово и появилась надобность в укомплектовании штатов работников пути.  Л.П.Тулупов устроился одним из первых, после чего поселился с семьей в железнодорожной будке на 7-й версте (По документам 1913 года Лука Тулуп жил на Сучанской ветке, в первом околотке 9-го участка службы пути, в первой от ст.Угольной будке на 6-й версте, где работал путевым сторожем. (РГИА ДВ Ф.1. Оп.4. Д.3338.  Л.922-924)).

Судя по всему, именно он подсказал Григорию Захаровичу идею приобрести землю поблизости, в пока ещё не занятой придорожной полосе.  Условия для этого были самые подходящие.  Осенью 1906 года уже четко определилась позиция нового правительства России о необходимости всемерной поддержки государством частного землевладения в деревне.

Должно было сыграть свою роль и происхождение Г.З.Ходасевича.  В предыдущих главах уже говорилось о безуспешных попытках царского правительства переселить на Дальний Восток дворян-землепашцев. Прошение Ходасевича, таким образом, должно было прийтись особенно по душе тогдашнему руководству области и края.

Так и случилось.  Участок был выделен ему уже через год, 27 сентября 1907 года (РГИА ДВ Ф.1. Оп.4. Д.2261. Л.7,8).  Срок, учитывая обычную для того времени бюрократическую волокиту, - очень короткий.

В дальнейшем, известная со слов старожилов легенда образования хутора Ходасевичей выглядит следующим образом:

Самому возвести хутор и организовать хозяйство инвалиду было не под силу, поэтому Григорий, сразу после получения земли, пишет письмо своим братьям Климу и Игнату, приглашая их к себе на Дальний Восток. Поскольку братьев было трое, то на участке появились вскоре три маленьких домика, простоявших здесь более шести десятков лет и погибших в огне пожара осенью 1974 года.

Посмотрим, насколько эта версия соответствует действительности.  Сначала - о домиках.  В архиве хранится дело об использовании хуторских участков Приморского переселенческого района, составленное 12 марта 1910 года.  О хуторе Ходасевича в нем сказано, что владелец «имеет дом 15 x 8 аршин из двухвершковых плах, обмазанных глиной с обеих сторон.  Крыша соломенная.  Рядом - амбар с крышей из оцинкованного железа» (Там же).

Как видим, о трёх домиках нет ни слова. 

Во всяком случае, в 1909 году дом для всех Ходасевичей был один.  Когда же появились два остальных?  Ведь по воспоминаниям старожилов города, в середине 30-х годов все они уже стояли на своих местах.  «Второй дом, более крепкий и просторный чем первый, был построен в 1912 году», – вспоминает со слов дочери Григория Ходасевича Евдокии Зинаида Михайловна Овчинникова.  Кирпичный фундамент для него помогал закладывать многолетний друг и сосед хозяина хутора Лука Петрович Тулупов. 

Остается выяснить дату появления третьего домика, в котором, по дошедшим до нас отголоскам семейного предания, жил Клим.  Задача непростая.  Она осложняется тем обстоятельством, что метрические книги ближайших церквей совершенно не упоминают среди Ходасевичей человека с таким именем, что само по себе очень странно для православного семьянина.

А был ли третий брат?  Может быть, это имя носил кто-нибудь из сыновей основателей хутора?  Так и есть: Елизавета Петровна Ходасевич, жена самого младшего представителя второго поколения этой семьи - Михаила, вспоминает, что у него было два старших брата - Клим и Игнат.  Оба, при этом, являлись братьями Михаилу только по матери.  Их отец, Игнатий Захарович Ходасевич умер от простуды еще в 1908 году (Из метрик Кролевецкой церкви: 11 ноября 1908 г. умер Игнатий Захарович Ходасевич, дворянин Минской губернии Борисовского уезда 43 лет), а Михаил родился от второго брака его вдовы Марии Алексеевны в 1915 году (Метрические книги Угловской церкви.  7.11.1915 г). 

Впрочем, её новое замужество было недолгим.  Отца Михаила (Игнатий Игнатович Ходасевич - крестьянин хутора Ходасевичей. (Метрические книги Угловской церкви 07.11.1915 г.)) вскоре мобилизовали в армию, и он погиб на одном из фронтов 1-й Мировой войны (Неопубликованная рукопись З.М.Овчинниковой…).

Итак, Клим не брат, а племянник Григория Захаровича Ходасевича (Правда Дмитрий Лукич Тулупов считает Клима братом Григория Ходасевича (Материалы В.Н.Ковальчука…). Однако дочь Г.З.Ходасевича Валентина Купцова подтвердждает, что Клим был сыном Марии Алексеевны Ходасевич, а следовательно - племянником Григория Захаровича (Воспоминания В.З.Купцовой / Личный архив автора)).

Но был ли третий домик действительно домом Клима?  По свидетельству Н.С.Сучанской, уже в 30-е годы он пребывал в крайне ветхом состоянии и больше походил на китайскую фанзу (Воспоминания Н.С.Сучанской / Архив автора).  А может, сначала это и была фанза?  Ведь по документам 1915 года на хуторе проживало более 30 китайцев (Подробнее об этом – в главе 19).  Конечно, в 20-е годы их там уже не было, но тому, что в фанзе могла поселиться семья Клима, верится очень слабо.

Поскольку клан Ходасевичей фактически состоял из двух больших семей: Григория и его умершего брата Игната, то логичнее всего предположить, что Клим и все остальные Игнатовичи, вместе со своей матерью Марией, занимали самый старый дом хутора, а семья Григория Захаровича перебралась в новую избушку, построенную в 1912 году.  Именно она изображена на известной фотографии хутора Ходасевичей, хранящейся в фондах Артемовского краеведческого музея.  Судя по этому фото, места для всех Ходасевичей там просто не было.

Каким же был состав этой большой семьи?  В семейном альбоме Елизаветы Петровны сохранились две старые фотографии.  На одной запечатлены Клим (Впрочем, В.Н.Ковальчук утверждает, со слов Дмитрия Лукича Тулупова, что на снимке изображен не Клим, а Григорий Васильевич Ходасевич (Материалы В.Н.Ковальчука…). 

Я же, в данном случае, придерживаюсь мнения Е.П.Ходасевич), Игнат и их дядя Григорий.  На другой – мать Клима и Игната - Мария Алексеевна, их сестры — Мария и Надежда, брат Михаил и жена Клима.  Дата на обоих снимках отсутствует, но время изготовления второго можно установить приблизительно.  Возраст Михаила на фото примерно 6-7 лет.  Родился он в 1915 году.  Следовательно, съемка производилась в 1921 или 1922 годах. 

Список населённых пунктов Приморской области составленный 5 сентября 1922 года в урочище Анучино (РГИА ДВ Ф.Р. – 2422. Оп.1. Д.955), отражавший, возможно, более раннюю статистику, указывает, что на хуторе Ходасевича проживало тогда всего девять человек.  Учитывая весь состав женского населения (Это дочери Г,З,Ходасевича Лидия, Валентина и Евдокия, Мария Алексеевна Монич, её дочери Мария и Надежда и невестка (жена Клима), имя которой не известно. (Воспоминания Е.П. Ходасевич. Архив ИКМА)), получаем, что из мужчин здесь оставался только сам хозяин хутора — Григорий и 7-летний Михаил.  Таким образом, в 1921 и, вероятно, в 1922 году ни Клима, ни Игната на хуторе не было.

Дальнейшая судьба обоих братьев известна плохо.  Елизавета Петровна утверждает, что Клим умер еще до Великой Отечественной войны, но как и когда точно не знает.  По её же словам, Игнат был репрессирован в 20-е или начале 30-х годов и, после отбытия срока заключения, уехал на Украину, где завёл семью и жил до самой войны (В начале войны Игнат уехал с семьей на Камчатку, а через несколько лет вернулся в Артем. (Воспоминания Е.П. Ходасевич…)). 

Возможно, репрессии не обошли стороной и Клима (В.Н.Ковальчук, со слов Д.Л.Тулупова, утверждает, что Клим работал управляющим финансами Зыбунного рудника и, после его национализации, бежал вместе со Скидельскими в Маньчжурию, где и был захвачен в 1945 году органами ГБ СССР (Материалы Н.В.Ковальчука…).  Документальных доказательств этому пока не найдено).  По крайней мере, не сохранилось ни одной его фотографии Советского времени.  У Елизаветы Петровны хранится лишь снимок его дочери в возрасте 10-12 лет, на котором она стоит рядом со своей бабушкой Марией Алексеевной Ходасевич.  Фотография эта выполнена, вероятно, в начале-середине 30-х годов.  Сына у Клима, видимо, не было.  Григорий Захарович тоже не оставил мужского потомства.

В связи с этим возникает вопрос: являются ли потомками Г.З.Ходасевича жители Артема, носящие сегодня ту же фамилию?  Скорее всего - нет.  Есть несколько вариантов местного образования этой фамилии.  К примеру, некоторые старожилы до сих пор помнят Григория Ходасевича, жившего в районе 9-го километра еще в 50-х или 60-х годах прошлого века. Никакого отношения к семье основателей хутора он не имеет (Существует и другое мнение: Д.Л.Тулупов считает Григория Васильевича Ходасевича каким-то дальним родственником хозяев хутора Ходасевичей (Материалы Н.В.Ковальчука…)).

В метрических книгах Угловской церкви Григорий Васильевич Ходасевич появляется с 24 декабря 1914 года и пишется крестьянином хутора Ходасевичей, что само по себе исключает прямую родственную связь с дворянами - владельцами этой земли.  Что же касается фамилии, то, возможно, произошло следующее.  18 марта 1914 года на хуторе открылась лавка некоего крестьянина Григория Эйранова (РГИА ДВ Ф.1. Оп.5. Д.2122. Л.508).  Судя по фамилии, это мог быть человек неправославного вероисповедания.  Через какое-то время он, видимо, пожелал принять православие и, при крещении, с разрешения хозяина хутора, получил его фамилию.

То же произошло, возможно, и со вторым мужем Марии Алексеевны, который, по утверждению З.М.Овчинниковой, был поляком (Дочь Г.З.Ходасевича Валентина считает второго мужа Марии грузином) по происхождению, а значит католиком по вероисповеданию.  Видимо, после перехода в православие он стал Игнатом Игнатовичем Ходасевичем.  Фамилию мужа получила так же вторая жена Григория Захаровича – Полина, после оформления брака между ними в начале 20-х годов.  По утверждению Д.Л.Тулупова, ту же фамилию взял и второй муж Полины Ходасевич – бывший работник хутора Андрей Приказчиков.

Прямыми наследниками Григория Захаровича Ходасевича являются сегодня дети и внуки его дочерей Лидии, Валентины и Евдокии (в 1929 году Евдокия, выйдя замуж, получила фамилию Пойда. (Рукопись З.М.Овчинниковой. // Архив артемовского отделения ВООПИК)).  Ближайшими к ним родственниками можно считать потомков Клима, Игната, а также родной сестры Григория и Игната Захаровичей Ходасевич Евы и её мужа Терентия Филипповича Монич.  Имя последнего появляется в метриках Угловской церкви в 1920 году (Метрические книги Угловской церкви.  5.09.1920г).  По-видимому, тогда они и переехали сюда с Сучана, где прожили около10 лет (Материалы Н.В.Ковальчука…).

К тому времени, Моничей в Артеме проживало уже довольно много.  Это были родственники жен Григория и Игната Захаровичей Ходасевич Стефаниды и Марии.  Одним из первых, вместе с семьей Игната, приехал младший брат этих сестер Кузьма Алексеевич Монич.  28 сентября 1908 года он записан поручителем на свадьбе Григория и Стефаниды (Метрические книги Кролевецкой церкви). Как минимум, до 1921 года (Метрические книги Угловской церкви.  18.06.1921г) Кузьма жил на хуторе Ходасевича, уже обзаведясь к тому времени собственной семьёй.

Есть сведения, что кто-то из Моничей выкупил хутор Андреева, примыкавший с юга к участку Ходасевича.  Возможно, это был Терентий Филиппович.  Не случайно, по свидетельству Д.Л.Тулупова, усадьба его располагалась где-то на месте современных многоэтажек в районе остановки «Пианино» (Материалы Н.В.Ковальчука…).

Как, наверное, уже заметил читатель, все представители первого поколения семьи Ходасевичей в наших местах были связаны брачными узами с родом Моничей.  Что за причина заставила потомственных дворян породниться с безродными крестьянами из белорусской глубинки теперь уже, видимо, навсегда останется тайной.  Современные потомки Ходасевичей даже не знают о дворянском происхождении своих предков.

В завершение рассказа о Ходасевичах следует, видимо, сказать несколько слов и о том, откуда приехали они в наши края.  Известно, что прежняя их родина находилась в Борисовском уезде Минской губернии (Метрические книги Кролевецкой церкви.  28. 09. 1908 г).  Можно ли установить конкретнее?  Попробуем.  Невеста Григория Захаровича Ходасевича Стефанида Монич записана в церковных книгах крестьянкой деревни М.Жаберичи Лошницкой волости (Там же).

Центром волости, судя по названию, было село Лошницы.  Такого населенного пункта, однако, найти по современным картам мне не удалось.  Не было его и на карте начала XX века (Ширяев Е.Е. Белорусь. Русь Белая, Русь Черная и Литва в картах.  Минск, 1991. С.49).   Зато на последней отчетливо различимо селение Хадосевичи, рядом с более крупным по размерам населеленным пунктом Плещеницы у истоков реки Вилия.  

Созвучность названий Плещеницы и Лошницы наталкивает на мысль о возможной ошибке, допущенной простым деревенским священником Кролевца при написании в церковной книге на слух мало понятного для него слова.  Очевидно, речь здесь должна идти не о Лошницкой, а о Плещеницкой волости которая была расположена на самой границе Борисовского уезда с соседним Вилейковским той же губернии.

Что же касается селения Хадосевичи, то уже на карте 1911 года (Там же. – С.51) такое название отсутствует.  Не было ли это связано с отъездом последних представителей господствовавшего там некогда помещичьего рода на Дальний Восток?  Может быть, когда-нибудь кто-нибудь найдет ответ и на этот вопрос.

Хутор Буренковой

31 июля 1910 года прошение о выделении земли для хутора подала крестьянка селения Кролевец Агафья Савельевна Буренкова (Буренок) (РГИА ДВ Ф.1. Оп.4. Д.3338. Л.296).  Это, на первый взгляд совершенно ординарное событие, при более внимательном его рассмотрении кажется уже довольно странным.  Само по себе вступление женщины в хозяйственные поземельные отношения в качестве главы семьи, хотя и было достаточно редким явлением, всё же не являлось из ряда вон выходящим фактом.

Удивление вызывает другое: Агафья стала первой и единственной из всего села Кролевец, пожелавшей выделится из общества на хутора.  Что же могло заставить молодую вдову с как минимум пятью детьми на руках (Василий (1893 г.р.), Кирилл (1896 г.р.), Иван (1902 гр.), Анна (1904 г.р.), Вера (1908 г.р.). (Подсчитано по: Метрические книги Кролевецкой церкви.)) добровольно отказаться от поддержки общины и предпочесть жизнь в тайге привычному окружению односельчан? 

Для ответа на этот вопрос нам придется перенестись во времени на два года назад.  Историю эту поведал мне Фёдор Фёдорович Гавриленко со слов своего первопоселенца - отца.

Как-то раз, тёмной апрельской ночью, с праздничной гулянки в кабачке Шелемеха возвращались домой два в меру подвыпивших дружка-соседа: Сойка и Костя Ковбаса.  Жили они на самом верхнем краю села, в конце улицы, которая тогда называлась Царской, а теперь - Мухинской. Подходя к усадьбе Лизуна, они услышали шорох возле его конюшни и, приглядевшись, увидели трех подозрительных субъектов, явно пытавшихся открыть ее. Мигом протрезвев, друзья быстро, но осторожно, добрались до своих домов и, схватив ружья, кинулись к конюшне Лизуна.  

Воры уже начали выводить первого жеребца, когда им навстречу, стреляя в воздух и что-то крича выскочили Сойка и Ковбаса.  Перепуганные преступники тут же пустились наутек, но один из них не успел выскочить из конюшни и был пойман с поличным.   

Когда друзья и выскочивший на шум Лизун, хорошенько отмутузив негодяя вытащили его на свет, они были неприятно поражены: вором оказался один из самых уважаемых жителей села, первопоселенец из числа майхинцев, Лаврентий Егорович Буренок (Его отец - Егор Васильевич Буренок первым, еще ходоком, побывал в этих местах зимой 1882-1883 гг.  Сам Лаврентий был в числе основателей д.Майхэ в мае-июне 1883 года ( РГИА ДВ Ф.701. Оп.1. Д.98. Л.23-26)).

Обычно, с конокрадами в этих местах поступали просто: избивали до смерти, а затем бросали в речку или оставляли труп в поле, на съедение диким зверям.  Данный же случай был особый.  Предстояло решить судьбу односельчанина, члена общины, главы большой семьи.  Старостой села являлся тогда Максим Николаевич Кузенок.  Он распорядился судить преступника своим, крестьянским судом.

Суд собрался в церкви, как и положено в составе пяти человек.  Площадь в это время быстро наполнялась людьми.  Пришли и родственники Лаврентия из Суражевки и Майхэ в количестве около 10-12 человек с винтовками на плечах.  Буренки были отличными охотниками и славились на всю округу меткостью своей стрельбы, поэтому появление их такой большой группой, да еще и с оружием, насторожило здешних крестьян.  Староста даже вынужден был усилить охрану арестованного и счел нужным предупредить его родню, что если они попытаются воспрепятствовать решению суда или станут мстить судьям, то их самих ждет суровое возмездие со стороны кролевчан.

Наконец, двери церкви распахнулись и оттуда вышли члены суда, которые объявили приговор:

Преступник будет наказан там же, где совершил свое преступление.  Самый быстрый жеребец протащит его волоком по Царской улице села до крайнего дома и обратно.  Если богу будет угодно оставить его при этом в живых, то он сможет потом вернуться к семье.  С точки зрения древнего обычного права крестьян, этот приговор был столь же суров, сколь и справедлив. Даже все Буренки вынуждены были согласиться с ним.

Для исполнения наказания выбрали скакуна по кличке «Наездник» из конюшни Шевченко.  Лаврентия за ноги привязали к упряжи, и хозяин коня галопом погнал его вперед.  Когда он вернулся и остановился перед членами суда, позади лошади лежала только бесформенная груда окровавленных человеческих костей (Воспоминания Ф.Ф. Гавриленко. Архив автора).  Тело передали для захоронения родственникам, а в метрической книге Кролевецкой церкви появилась запись: 24 апреля 1908 года убит Буренок Лаврентий Георгиевич, 36 лет.

После казни мужа Агафья Савельевна стала формальной главой семьи.  Старшему сыну Василию исполнилось тогда только 15 лет, а самая младшая дочь Вера появилась на свет лишь пять с половиной месяцев спустя.  Можно представить, каких мук стоило молодой вдове ежедневно встречаться на улицах с убийцами мужа и отца своих детей.  Да и односельчане вряд ли жаловали семью конокрада.

Поэтому, когда вблизи Кролевца началось выделение крестьянам земли под хутора, Агафья первая обратилась с прошением к властям.  Так, с 1912 года появился на карте и в статистических документах края хутор Буренковой (Населенные и жилые места Приморского района (крестьяне, инородцы, желтые), Перепись, 1-20 июня 1915г. С.14).  В июне 1915 года в нём числилось 5 мужчин и 5 женщин.  Это были фактически уже две семьи: самой Агафьи и ее старшего сына Василия, женившегося на Татьяне Потаповне Гавриленко еще в 1912 году (Метрические книги Кролевецкой церкви.  22.01.1912г). 

Агафья Савельевна Буренкова считалась владелицей участка до самой своей смерти от туберкулеза 17 января 1916 года (Метрические книги Кролевецкой церкви).  После этого хутор потерял свое фамильное наименование и стал отмечаться в документах просто как хутор № 1 на участке Сан-Поуза (или хутор Сан-Поуза).

Дальнейшая судьба его довольно загадочна.  В начале 1918 года он еще существует, поскольку 7 января женился второй сын Агафьи Кирилл - гражданин хутора Сан-Поуза (Метрические книги Кролевецкой церкви).   Однако, спустя каких-нибудь полгода, его жена (Анастасия Васильевна Буренкова, 24 года, гражданка хутора Шапоуза (Сан-Поуза). (Метрические книги Угловской церкви.  21. 06.1918г)) 8 июня выходит замуж во второй раз, теперь уже за жителя села Углового Поликарпа Лаврентьевича Галкина.

Версия о разводе, для того времени, мало вероятна.  Что же могло случиться с Кириллом за столь короткий промежуток времени?  В церковных метриках отсутствуют записи о его смерти в 1918 году. Причем, из метрических книг исчезает не только Кирилл, но и все остальные члены семьи Агафьи Буренковой.  С этого же времени перестает упоминаться в документах и сам хутор.

Ничего не знают о нем сегодня местные старожилы, старейшие из которых родились в том же 1918 году. 

Видимо время для решения этой загадки пока не пришло, но можно предположить, что исчезновение хутора связано с резким ухудшением криминогенной ситуации в крае в условиях разгорающейся здесь гражданской войны.  Косвенным образом об этом свидетельствует и тот факт, что в 1918-1919 гг. прекратили свое существование и другие хутора, расположенные в верховьях Сан-Поузы и в Широкой пади.

В годы гражданской войны сумели уцелеть лишь те частные хозяйства, которые тесно примыкали к Сучанской железной дороге или находились к югу от неё, в непосредственной близости от Владивостока. Среди последних, помимо уже упоминавшихся можно назвать хутора Шаренберга и Соловей, с запада и юго-запада примыкавших к участку Ходасевича.

Шаренберг и Соловей

Лев Николаевич фон Шаренберг-Шарлемер, уроженец города Ревель Лифляндской губернии (Теперь это г. Таллин в Эстонии), являлся потомственным дворянином и, судя по фамилии, прибалтийским немцем, хотя исповедовал православную религию и вполне искренне считал себя русским человеком.  С юных лет увлекаясь сельским хозяйством, он закончил курс Екатеринославского училища садоводства, огородничества и пчеловодства и приехал на Дальний Восток втайне лелея мысль о приобретении здесь собственного клочка земли.

Устроившись садовником Владивостокского порта Шаренберг проработал им вплоть до русско-японской войны, с началом которой вступил в отряд охотников (добровольцев).  За проявленные в боях отвагу и мужество он был награжден орденом Св.Георгия 4-й степени. 

После завершения войны Шаренберг вернулся, было к исполнению своих прежних обязанностей, однако зарплата садовника не позволяла надеяться на покупку земли, и он в 1909 году бросает эту работу, и отправляется на прииски Верхне-Амурской золотопромышленной компании.  Там, всего за два года ему удается сколотить необходимый капитал.  Вернувшись затем в южное Приморье, он временно поселился в Никольск-Уссурийске, и 15 октября написал прошение об отводе ему земли (РГИА ДВ Ф.1. Оп.4. Д.3338. Л.138).  Участок он облюбовал к юго-западу от хутора Ходасевича на 8-й версте, выше по течению ручья «Зыбунный ключ».  Эта земля была зачислена за ним со второй половины 1912 года в количестве 49 десятин (РГИА ДВ Ф.1. Оп.4. Д.2261. Л.7).

Хутор Шаренберга существовал, по-видимому, до конца 20-х годов.  По крайней мере, его хорошо помнит Дмитрий Лукич Тулупов (1918 г.р.).  По его воспоминаниям, на хутор Шаренберга часто приезжала из города жена с сыном и дочкой. 

Имени сына установить пока не удалось, а дочь звали Ариадной и родилась она 14 января 1916 года.  Восприемником при крещении её стал крестьянин Полтавской губернии Прилукского уезда местечка среднего Иван Фёдорович Соловей (Метрические книги Кролевецкой церкви).  В 1914 году он владел на правах аренды одной из двух оброчных Зыбунных статей, расположенных к западу от участков Ходасевича и Шаренберга, на 7-й и 8-й. верстах Сучанской железной дороги. 

Другую статью занимал его брат Прокопий (Оброчная статья Зыбунная-2: владелец - Соловей Иван 2-й Федорович, срок аренды 1914-1920 гг., площадь – 100 десятин.   

Оброчная статья Зыбунная-1: владелец – Соловей Прокопий Федорович, срок аренды – 1913-192? гг., площадь – 109,35 дес. (ГАПК Ф. Р – 1506. Оп.1. Д.2. Л.60,71)), успевший уже приписаться к обществу соседних Кневичанских крестьян (28 декабря 1915 года его дочь записана в метриках кневичанской церкви, как крестьянка села Кневичи Мария Прокопьевна Соловьева).

Между прочим, согласно дошедшей до нас семейной легенде Ходасевичей, именно Иван Федорович Соловей подобрал в бушующем море Григория Ходасевича после гибели его миноносца в бою с японцами в 1904 году (Неопубликованная рукопись З.М.Овчинниковой…). 

Документы более позднего времени доказывают принадлежность И.Ф.Соловья к слою предпринимателей-рыботорговцев. В 1919 году он числился участником сразу двух рыболовецких корпоративных предприятий Владивостока: полного товарищества «Чавчагоуза» и товарищества на вере «Восточносибирское рыбопромысловое общество» с основным капиталом, соответственно, 15 и 300 тысяч рублей. 

Кроме того, Дальневосточный справочник за 1910 год упоминает контору по продаже сельди на Китайской улице во Владивостоке, хозяином которой являлся некто по фамилии Соловей (Дальневосточный справочник на 1910 год… С.398).

Источник