(роман, часть I), глава 15
«Зависит от человека, раскроет он или закроет свои восприятия навстречу божественному человеку».
Платон
***
Весь этот день, пока наша веселая компания отсыпалась, в ресторане царила нервная обстановка. Еще до смены приехал сам Виктор Петрович Ганин, президент акционерного общества «Центральный», объединяющего сеть ресторанов и кафе в регионе, и предупредил, что вечером должен пожаловать сам губернатор. Была объявлена готовность номер один, вызваны дополнительные работники, проведён расширенный инструктаж со всеми без исключения сотрудниками. И хотя и без того в «Центральном» всегда держали марку высшего класса, всюду - от главного зала до последней подсобки, шла напряжённая работа.
Старший метрдотель Купидон Гавриилович Вильгерман после ночи так и не ушел домой. Помощник, который его сменил, был тут же, но Купидон Гавриилович в таких случаях никогда свой пост не оставлял. Он лично провёл инструктаж с руководителями всех служб и строго предупредил помощника, чтобы тот, не стесняясь, будил его, если возникнут какие-нибудь непредвиденные обстоятельства. И лишь после этого ушел в свой кабинет отдохнуть.
Достав из ниши подушку, одеяло и чистую простыню, он приготовил себе на диване постель и, подойдя к письменному столу, позвонил домой. Сообщив жене, что, к сожалению, задерживается и будет только к завтрашнему утру, он решительно положил трубку, перекрыв на полуслове лавину упреков и стенаний, неиссякаемым источником которых был стокилограммовый организм его супруги. Он ещё на секунду задумался, перебирая в уме, не забыл ли чего. Но, кажется, все необходимые распоряжения были отданы.
Купидон Гавриилович неторопливо разделся, аккуратно повесил дорогой английский костюм на плечики и с наслаждением нырнул под одеяло. Во всем теле чувствовалась усталость, веки были тяжелыми, а это, как он знал по опыту, верный признак того, что сон придет легко и будет глубоким и освежающим.
***
Однако, пролежав на правом боку минут пятнадцать, Купидон Гавриилович с удивлением обнаружил, что сна нет ни в одном глазу. Какое-то смутное беспокойство шевелилось в его душе. Он раскидывал умом, что бы это могло быть, но ничего определённого не находилось. Дома, вроде бы, всё было нормально. Дети, слава Богу, не вызывали беспокойства. Старший сын успешно делал карьеру в торговом бизнесе, младший, еще школьник, прекрасно учился, был послушен и, что особенно его радовало, не по годам рассудителен и расчётлив. Роза, его верная супруга, вообще не доставляла ему хлопот. Он давно привык к ее ворчанию и прекрасно понимал, что это просто формальная дань официальному супружеству. Его личная жизнь её уже давно не интересовала, поскольку обсуждать её интимные подробности со своими приятельницами, что являлось для нее неиссякаемым источником удовольствия, не представлялось возможным. Институт брака был для нее священен, и сор из избы она не намерена была выносить.
«Нет, тыл у меня надёжный, - думал Купидон Гавриилович, в который раз переворачиваясь на другой бок. – Да и на работе, вроде, всё нормально…». И вдруг перед его глазами вспыхнула ночная картина того удивительного танца рыжего оборванца с Мэри. Мэри он знал давно, ещё с тех пор, когда она была успешной представительницей самой древней профессии. Да, она умна, красива, умеет подать себя, у неё прекрасные манеры, но, что так танцует?!.. А этот прощелыга и вовсе вытворял что-то невозможное!
Кто он? Откуда! Зачем, с какой целью был в «Центральном»? Все эти вопросы вдруг назойливо стали ввинчиваться в его усталый и возбуждённый мозг. Ни на один из них он не мог найти приемлемого ответа, а лгать сам себе никогда не позволял. Но вопросы не воспринимались бы так болезненно, если бы не навязчивое подозрение, что этот бродяга (а как ещё можно было его назвать в такой одежде?) заявится и сегодня. И сюда примешивалось чувство непонятной беспомощности. Он ещё вчера строго отчитал охранников, что они позволили столь подозрительному типу проникнуть в ресторан. К тому, чтобы его выдворить, имелся самый уважительный повод – одежда. Но всегда решительные и умелые охранники что -то растерянно лепетали о высоких клиентах, о нежелании скандала и прочей чепухе. Они явно были чем-то озадачены, но ничего определённого сказать не могли…
***
Проворочавшись таким образом часа полтора, Купидон Гавриилович, наконец, раздражённо плюнул в пол, и, выбравшись из постели, достал из сейфа бутылку коньяка и блюдечко с уже нарезанными и посыпанными сахаром дольками лимона. Он налил больше половины стакана, залпом выпил, и, сморщившись, разжевал одну дольку. Забравшись снова в постель, через некоторое время почувствовал расслабляющее и снимающее напряжение действие алкоголя. И, наконец, задремал.
Да, видно, правы современные верования, что посланцы преисподней толкают людей на неправедный путь. Во всяком случае, как видим, наш герой из потустороннего мира только своим появлением вызвал алкогольную жажду у многих из тех, кто имел с ним хотя бы даже визуальный контакт.
Коньяк подействовал на Купидона Гаврииловича самым благотворным образом, и он проспал почти до девяти часов вечера.
Как раз в это время виновник его душевного неравновесия и Артур прекратили, наконец, свою глубоко философскую беседу и начали приготовления к вечеру. После того, как Артур посетовал, что, несмотря на кучу денег, они не успели приодеться, он отправился в ванную приводить себя в порядок. Когда же через несколько минут, почистив зубы и побрившись, вернулся обратно, то к своему радостному удивлению, обнаружил два комплекта верхней одежды, аккуратно уложенных поверх покрывала на диване. На пластмассовых плечиках из-под пиджаков виднелись сорочки, галстуки, футболки. Комплекты были подобраны странновато, и между собой не имели ничего общего. Один составился из строгого костюма-тройки тёмно-синего цвета с продольным рубчиком, другой – из ярко-красного пиджака и белых брюк. Здесь же, на полу, красовались две пары дорогих кожаных туфель. Они тоже отличались по цвету. Одни, чёрные, безусловно, дополняли строгий комплект, другие - какого-то семафорно-зелёного цвета, несомненно, предназначались для цветовых контрастов второго наряда.
- Что бы я без тебя, Вель, делал? - радостно ухмыльнулся Артур. – Надо полагать, мне этот? – он приподнял комплект с тёмно-синим костюмом.
- Выбирай, что хочешь, - посланник преисподней тоже добродушно улыбался. – Мы, кажется одного сложения…
- Оперативно ваши службы работают, не чета нашим, - высказал свое одобрение Артур, облачаясь в новые с иголочки одежды. Ткань сорочки приятно ласкала тело, и, видимо, не имела способности накапливать электростатические заряды. Вместе с ярким, но в тон костюму, шёлковым галстуком она гармонично дополняла радующий глаз ансамбль вечернего наряда. Всё пришлось впору, нигде не жало, не тянуло, не отвисало. Артур, расхаживая по комнате, не мог утерпеть и, каждый раз, оказываясь перед зеркалом, бросал взгляд на своё отражение. В этот момент он начал проникаться пониманием женской слабости - часами вертеться перед зеркалом. Но он тут же мысленно расставил акценты в свое оправдание: «Один раз рассмотреть себя в новом наряде – понятно! Но постоянно тратить на это уйму времени - свойство самовлюблённых тупиц!».
***
Напротив, посланца преисподней его вид в новых одеждах, похоже, ничуть не интересовал. Переодевание прошло как-то небрежно и как бы совершенно без усилий с его стороны. Одежды будто бы сами стремились занять свое место на его теле. Это походило на фокус. Он просто подбрасывал в воздух элементы гардероба, а через секунду был уже в них. Вместо сорочки и галстука на нем оказалась футболка с яркими сюжетными картинами на спине и груди. Изображение на спине Артур не рассмотрел, поскольку пунцово-красный пиджак без промедления вспорхнул на Веля, но на груди сюжет оказался весьма, видимо, актуальным для тех мест, откуда эти одежды прибыли. На фоне ярко-синего неба с мерцающими скоплениями звезд был изображён чёный котел с чёрной же, кипящей, надо полагать, смолой, над которой виднелось исполненное страданием лицо человека в отблесках сияющей луны. Особенно выразительны были, почему-то жёлтого цвета, каким дети раскрашивают солнце, глаза, обращенные прямо на смотрящего. В них прочитывалась сложная смесь чувств: неземная мука, мольба и раскаяние одновременно. Рядом с котлом - чёрт в традиционном облике. Рога, копыта, шерсть, и только физиономия вполне человеческая. С каким-то деловито-радостным выражением он вилами шурудит угли под котлом. Артур поймал себя на мысли, что лицо страдальца ему кого-то напоминает. Присмотревшись, обнаружил, что это действительно так:
- Михаил Арнольдович, что ли?
- А больше никого знакомых не видишь? – Вель демонстративно распахнул полы пиджака.
Артур рассмеялся. Физиономия чёрта тоже имела несомненное сходство
- Неужто, ты?..
- Приходится идти в ногу со временем. Как это в пословице: с волками жить, по-волчьи выть! Раз уж вы так верите рекламе, вот вам реклама….
- Здорово! – ухмыльнулся Артур. – Публика будет приятно удивлена. Но, мне кажется, картина несколько противоречит традиционным представлениям…
- Что ты имеешь в виду?
- Почему котёл с грешником на небе?
- Потому, что традиционные представления грешат против истины. Конечно, Аид, Ад, черти, котёл со смолой – образы и инструменты аллегории. Но поскольку всё это- атрибуты духовных представлений, небо, в частности, и Космос, в общем, тут более уместны. Но, согласись, какая экспрессия!
***
Картина на футболке действительно была выполнена мастерски и производила очень сильное впечатление. Кроме всего прочего, при всяком изменении положения Веля в пространстве казалось, что изображение оживало. Языки пламени под котлом будто бы начинали колебаться, создавая вместе с отблесками луны на лицах персонажей такие же колеблющиеся тени. И производился какой-то мистический эффект, будто лица живые. Сам зритель как бы становился участником действа - страдания одного и неумолимой деловитой радости исполненного долга другого.
- Эксклюзив для тебя? – Артур продолжал улыбаться, но в голосе чувствовалась напряжённость. Искусство художника из неведомого мира как-то действовало на нервы.
- Почему для меня? Если хочешь, можем поменяться. В отношении же эксклюзива ты прав. Эта майка не массового производства.
Артур покачал головой:
- Нет уж, уволь. Ты же сам говоришь, что всё хорошо в меру. К тому же я давно потерял желание выпендриваться. Тем более, посредством одежды…
- Похвально, конечно. И это действительно так, вижу, ты не лукавишь. Но в данном случае ты не совсем прав. Ты живёшь в мире, где основным стимулом существования является стремление выделиться из своего окружения, казаться лучше других. Я не беру сюда тех, кто потерял этот стимул и доживает чисто биологически. Но среди тех, у кого честолюбивые помыслы горят неугасимым пламенем, большинство стремится только казаться лучше, чем они есть на самом деле. Смысл честолюбия как раз и заключается во внешнем одобрении. Свое мнение о себе для большинства не имеет большого значения. К тому же, чаще всего к своим прегрешениям такие люди весьма снисходительны, и легко находят оправдание для любых проступков. В крайнем случае, ложь самому себе – тоже распространённое свойство подобных натур. Кстати, ложь этого сорта оглупляет человека также, если не успешнее, других её разновидностей. В общем, я говорю о людях, которым важнее казаться, чем быть.
***
- Ну, тут ты не открыл Америки. Таких людей большинство. А женщины вообще все без исключения. Для чего наряды? Чтобы лучше выглядеть, охмурить мужчину. И обычно это удаётся. Когда же обнаруживается истинная сущность, что скрывалась под камуфляжем нарядов, уже поздно – птичка окольцована и в клетке. Отсюда и все семейные неурядицы. Если бы человек заранее знал, с кем он хочет связать свою жизнь, куда он суёт свою голову, мало бы кто захотел состоять в законном браке. Впрочем, у нас и без того таких желающих становится все меньше. Я на своей шкуре испытал все эти прелести…
- Только этого не надо, Артур! Не стоит тебе упражняться в лицемерии передо мной. Я-то прекрасно знаю мотивы твоего вступления в брак. Они, конечно, не красят тебя, но и ничего нового не привнесли в характер брачных взаимоотношений. Эти мотивы стары, как мир, и если отбросить весь словесный мусор, которым люди пытаются облагородить их, то для духовной любви там остаётся мало места. Львиную долю занимает холодный расчёт и физическое влечение. Дань традиции тоже берёт свою долю, но она по мере развития техногенной цивилизации становится все меньше. И твой опыт никак из этих рамок не выходит. Хуже того, в своем браке с Верочкой ты был более лицемерен, чем многие…
- Интересно, за что же мне такая честь? - Артур был слегка удивлён столь откровенным выпадом своего таинственного друга против себя. С самого первого момента его появления он полагал, что для чего-то ему нужен, хотя и не понимал - для чего. Но понять хотелось. Только поэтому он не давал волю своим язвительным замечаниям, которые нередко просились на язык. Странно, что Вель не прочитывал это его желание.
– Переплюнуть в лицемерии тот мир, который ты мне рисуешь, не так-то просто.
Вель многозначительно усмехнулся:
- Не обижайся! Дело не в том, чтобы превзойти это качество человеческой натуры по каким-то параметрам. Их невозможно установить. Ложь есть ложь! Лицемерие – лицемерие! А подлость останется подлостью, в какие одежды её не ряди. Другое дело – степень откровенности перед самим собой. Ты, в отличие от многих, вступая в брак, вполне осознавал, что это тебе не нужно ни из каких соображений. И даже заранее предвидел развязку.
- Это хуже, с точки зрения Великих Законов Природы?
- Вероятно, да. Поскольку твои действия были бессмысленны. В некотором роде даже трусливы…
- Это ещё почему?!
- Ты уже осознавал, что не такой, как все, но боялся оказаться «белой вороной». Брак был своего рода маскировкой.
- Да если поглубже копнуть, таких мотивов можно откопать воз и маленькую тележку!..
- Может быть, это и так, но, кому много дано, с того больше и спрос.
- Мне - дано больше, чем другим?! Да я, может быть, самый несчастный человек в этом мире! Ничто меня по-настоящему не привлекает, ни к чему не лежит душа. Всякое чувство я невольно препарирую, раскладываю на составные части. И в этих частях нахожу мало привлекательного!..
Артур в этот момент был преисполнен искренней жалости к самому себе.
- Именно поэтому и дано больше, - Вель был, напротив, деловито сух. – Рано или поздно каждый, кому суждено двигаться дальше по лестнице человеческой эволюции, должен пройти это состояние. И лучше раньше. С другой стороны, это рубеж или порог, который нужно преодолеть, чтобы подняться на следующий уровень. Но опять же нужны и усилия, и желание, и понимание – всё в комплексе, во взаимосвязи.
- Много тумана в твоих рассуждениях, Вель. Я прекрасно понимаю, что в идеале надо стремиться быть, а не казаться. Но наш мир таков, каков есть. Для нас иллюзия часто важнее реальности. Начни рассматривать любовь через увеличительное стекло, и останется одно безобразие. Каждый из нас в немалой степени продукт общества, в котором мы живём, и человеку не безразлично, как тебя оценивает это общество…
- Тут не о чем спорить. По большому счету, всё, что может изменяться, иллюзия. Это отмечали еще древние. Естественно и то, что вы подразумеваете под любовью- тоже иллюзия. Во всяком случае, её материальная составляющая. Но это другой вопрос. Я же говорил о способности объективно оценивать собственные поступки. К этому призывают все религии, когда говорят о покаянии. Истинное покаяние, которое снимает грехи, возможно только при наличии такой способности. И она даётся не просто. Чем больше погряз человек в грехах, тем труднее путь для овладения этой способностью. И честолюбие - весьма нелегкая преграда на этом пути. Человек может являться последним подонком, но одобрения окружающих ему достаточно для комфортного душевного состояния. Это и есть духовное уродство.
Заметь, я никого не осуждаю. Таков человек на данном этапе эволюции, и мне остаётся только констатация этого факта. Мы, насколько я вижу перспективу, сейчас попадем в общество, где это качество души является доминирующим, всячески лелеется, и даже обосновывается горе-теоретиками.
- Ну, а что предосудительного в честолюбии? – из духа противоречия возразил Артур. – Убери это качество, и всякий прогресс прекратится…
- Да и я об этом же! – Вель от избытка чувств энергично взмахнул руками, и чёрт на его груди как будто подмигнул. – Надо принимать жизнь такой, какая она есть. Так, кажется, гласит ещё одна не очень умная ваша поговорка. Но, справедливо, что на этом переходном этапе своего развития человек в своём подавляющем большинстве именно таков, и было бы глупо протестовать по этому поводу. Правда, и оправдывать не умнее, но это уже вопрос глубины ума.
- Ты, как я вижу, питаешь слабость к тавтологии, - ехидно заметил Артур. – Это ваша общая слабость, или твоя личная индивидуальность проявляется таким образом?
- Это вовсе и не слабость, - воспротивился посланник преисподней. – Правила для того и существуют, чтобы их нарушать. Это не Закон Природы, а правило, установленное человеком. Поэтому правила всегда ущербны, как и человеческий ум. Недаром для них всегда существуют исключения, и если есть возможность найти такое исключение, честь тому и хвала.
- «Правда, и оправдывать…» - ты считаешь это исключением?..
- Нормально звучит, этого достаточно. Но я не договорил. Так вот, там, где мы сегодня будем с тобой, публика считает себя элитой общества. С этим не поспоришь – я имею ввиду, что так считает. По-поводу элиты умолчим пока. Меня там никто не знает, и надо как-то обозначить себя.
- Да уж! – усмехнулся Артур. – Ты в своём наряде будешь заметен, как светофор на проезжей части улицы.
- Прекрасно! Мне того и надо. Вы же сами говорите, что встречают по одежке. Вчера, помнишь, нас поначалу не очень любезно принимали. Будем надеяться, что сегодня будет по-иному.
Анатолий Осипов